Некоторые новые данные о Тропинине прибавила юбилейная выставка, открывшаяся к 100-летию Отечественной войны 1812 года, а также довольно интенсивная публикация ранее неизвестных произведений художника, находящихся в частных домах. Выходят в свет каталоги отдельных собраний, выставок, справочные издания.
В советское время, в связи с пополнением фондов государственных музеев и развернувшейся выставочной деятельностью, обнаружилось огромное количество неизвестных ранее произведений.
Творчество Тропинина, близкое и понятное новым зрителям, не имеющим художественной подготовки, оказалось в центре внимания многих пишущих об искусстве.
Биография его послужила темой художественной повести, которая выдержала не одно издание. Тогда же появились и специальные исследования. Вышла в свет работа А. Згура, посвященная портрету А. С. Пушкина. В первой монографии о художнике, написанной Н. Н. Коваленской, творчество Тропинина подверглось глубокому искусствоведческому анализу, была подробно прослежена эволюция мастерства художника, составлен подробный систематизированный список его произведений.
Вместе с тем первая же небольшая персональная выставка, организованная в 1951 году в Останкинском дворце-музее в связи со 175-летием со дня рождения Василия Андреевича, а также ряд выставок русской живописи, составленных из произведений частных собраний, обнаружили, что исследование творчества замечательного художника далеко не закончено. И вряд ли может быть закончено в ближайшие годы, хотя в Москве теперь открыт музей В. А. Тропинина, а десятки коллекционеров и любителей искусства бережно собирают каждую крупицу сведений о художнике.
Время деятельности художника совпало с началом широкого русского собирательства. И уже на раннем этапе творчества в жизнь Тропинина входит фигура любителя искусства. Так, Рамазанов сообщает нам о некоем П. Н. Димитриеве, поклоннике Василия Андреевича, который еще в 1812 году выручил его из затруднительного положения приобретением головок украинцев и украинок. Примечательна фигура Свиньина, создателя «Русского музеума», — первого в России собрания отечественного искусства. Произведения Тропинина едва ли не легли в основу его коллекции. Правда, музей Свиньина просуществовал недолго, о нем было заявлено в 1819 году, а в 1834-м владелец по недостаточности средств вынужден был с ним расстаться. Однако это первое собрание, имевшее печатный каталог, позволило начать историю бытования ряда тропининских полотен, которые впоследствии перешли во вновь возникшие крупные коллекции: Ф. И. Прянишникова и В. А. Кокорева. Коллекции эти, распроданные, в свою очередь пополнили собой следующие собрания: И. Е. Цветкова и П. М. Третьякова, некоторые картины попали в царские дворцы, а оттуда в Русский музей в Ленинграде и в Румянцевский музей в Москве.
После смерти Арсентия Васильевича большая часть произведений из домика Тропинина была куплена московским городским головой Н. И. Гучковым и А. П. Бахрушиным. Большим событием, о котором писалось в газете, была покупка последним собрания рисунков художника. Однако произведения эти — лишь малая и не всегда лучшая часть тропининского наследия. Огромное большинство произведений художник создавал по частным заказам как памятные семейные реликвии. В качестве таковых они и продолжали храниться во многих домах, переходя из поколения в поколение. Любопытны свидетельства потомков семьи Раевских, которые рассказывают, что имя Тропинина было в их жизни первым именем художника, которое они узнали в раннем детстве, а уж потом много спустя стали им известны имена Рафаэля, Микеланджело и Леонардо да Винчи. Сохранилась и фотография дома Раевских в Тульской губернии с не дошедшей до нас картиной В. А. Тропинина начала 1820-х годов, изображающей трех мальчиков Раевских. Спустя двадцать лет двоих из них, оставшихся живыми, Тропинин написал вторично — уже взрослыми людьми. Портреты эти и доныне хранятся у их внуков.
Из знаменитых дворянских подмосковных, национализированных в 1918 году, много портретов поступило в Государственный Исторический музей. До недавнего времени хранились у потомков портреты шуйского купца Д. В. Киселева и его второй жены, пополнившие собой московский музей В. А. Тропинина. Из семьи Сорокоумовских был приобретен для музея в Ужгороде портрет основателя семьи — известного московского меховщика.
Из семьи Сапожниковых поступили в Государственный Эрмитаж интереснейшие портреты Александра Петровича Сапожникова и его жены Пелагеи Ивановны, урожденной Ростовцевой.
Вместе с воспоминаниями детских лет, вместе с семейными преданиями портреты эти как часть жизни, а не как раритет входили в дома различных людей, часто весьма далеких от художественных проблем, и незаметно для них самих образовывали вкус, воспитывали культуру владельцев.
Портреты переходили от отцов к детям, от детей — к внукам и правнукам. Постепенно одни из них обрастали легендами, другие теряли свои имена, а порой и самую подпись художника, подчас смываемую неумелой рукой случайного реставратора. В частных домах картины покрываются слоями копоти, пожелтевший лак затрудняет рассмотрение живописи. Вот это-то и есть поле деятельности собирателя, которым движет любовь к искусству, которого воодушевляет азарт следопыта. Собиратель часто готов рисковать всем своим достоянием. И находка хотя бы одного шедевра искупает годы ошибок. Правда, ошибившись, иной коллекционер стремится переложить свою ошибку на плечи другого. И когда это входит в обычай, мы говорим уже не о коллекционере, а о торговце-мошеннике.
Во все годы коллекционеры и любители, собиратели разных толков высоко ценили тропининскую кисть. На аукционах всегда шла борьба за полотна с именем Тропинина. И этим пользовались ловкачи, умело имитируя руку художника или сочиняя фальшивые свидетельства на обороте. Так, в разряд тропининских полотен попали работы его сына и были занесены в каталоги. С помощью сведений, почерпнутых у Рамазанова, случайные вещи получали на обороте «достоверные» надписи, вроде той, которая имеется на одной из академических копий с Рембрандта, якобы «выписанной» самим Тропининым. Тропинину приписывались, да и поныне под его именем значатся, работы учеников Московского Училища живописи, писавших свои этюды с того же натурщика, который позировал и Василию Андреевичу.
Вместе с тем сам Тропинин был одним из плодовитейших художников. Рамазанов утверждает, что им было создано до трех тысяч произведений. Первый список, составленный в 1929 году Н. Н. Коваленской, насчитывает около трехсот живописных произведений и приблизительно столько же листов с рисунками. Сейчас можно назвать уже более пятисот полотен и четырехсот листов с рисунками, правда, в это число входят и те, которые известны лишь по названию.
Поиск не найденных произведений тем более важен, что относительно некоторых периодов творчества до последнего времени было известно крайне мало. И здесь может ждать исследователя много неожиданного, не укладывающегося порой в привычные рамки тропининского творчества, обусловленные широко известными произведениями 1820–1840-х годов. Однако и целый ряд произведений, прославивших в свое время имя Василия Андреевича, до сих пор не обнаружен, иные найдены только в последние годы. Так, сравнительно недавно с помощью известного коллекционера Ф. Е. Вишневского в Третьяковскую галерею был приобретен портрет Е. О. Скотникова, представлявшийся Тропининым в Академию художеств для получения звания. Им же был найден лучший, вероятно, один из первых вариантов «Украинца с палкой», ныне хранящийся в Музее украинского искусства во Львове.
Впоследствии Вишневский сам стал собирать произведения Василия Андреевича. За несколько лет у него образовалась значительная коллекция, позволившая ему создать музей В. А. Тропинина, который он передал в дар государству.
Долгое время не было известно произведений Тропинина периода пребывания его в Академии. Уже была написана глава книги об Академии, когда пришлось встретиться с этой небольшой картиной, изображающей грустную девочку с яблоком. О ней стоит рассказать подробнее. Общий оливковый тон живописи — почти желтый на свету, в тенях зеленоватый, сгущающийся в фоне до совсем темного, настолько «тропининский», что впервые увиденная картина показалась давным-давно знакомой. Впрочем, дело не только в колорите. Знакома была сама «настроенность» образа — та душевная мягкость, которая свойственна искусству Тропинина.
