За несколько дней скитаний по лесу я изодрала руки и ступни, испачкала одежду, волосы растрепались, тело исхудало. Я шла на восток к горам. Сперва я боялась подходить к крестьянским поселениям, считала, что меня сразу узнают, схватят и убьют за совершенные кровососами убийства. Однако за это время я питалась лишь лесными ягодами и ни разу не испытала тяги к крови, тем более человеческой. Но мне становилось вдвойне страшнее от этого, я совершенно не представляла, в кого я преобразилась, когда я приобрету образ мучителя людей, упыря, пьющего кровь ради своего существования. Вместе с тем в те дни я убедила себя, что должна отыскать Тамира и объяснить ему все что произошло, чтобы мы, наконец, соединились, ибо стали едиными в своих страстях и желаниях. Мысль, что впереди долгие годы, придавала уверенность, а подозрения, что я, вероятно, потеряла свободу, оказавшись в объятиях Горна, который предупредил, что я к нему вернусь, терзали душу.
В конце концов меня обнаружила в лесу одна добрая крестьянка. Она собирала травы и грибы, когда заметила меня, спящую на поляне. Она была столь мила, что пригласила меня в дом, напоила, накормила и уложила в постель. Дена была вдовой, ей приходилось кормить подраставших сына и дочь. Она пряла шерсть и ходила в лес. Я не имела даже монет, чтобы отблагодарить её за помощь и сочувствие, но эта женщина ничего не требовала взамен, а лишь предложила мне остаться жить вместе с ней, так как вдвоем можно было больше заработать. В начале нашего знакомства она совсем не задавала мне вопросов: однако её внимательный взгляд не мог не заметить моих светлых глаз, а также того, что я не умела ни скотину подоить, ни обед состряпать, ни прялку в руках удержать. Но Дена хвалила мои старания, терпеливо обучала меня мастерству и очень радовалась тому, что меня полюбили её дети, которых она зачастую оставляла дома одних. Дена очень скоро поделилась со мной беспокойствами – слухи о кровососах уже дошли до этих краев, и она боялась за ребятишек, за ними некому было присматривать. Ближайшие соседи жили по другую сторону широкого ржаного поля, и у каждого были свои хлопоты, своих бы детей не упустить. Так что я с радостью взяла на себя заботы по дому. Вскоре я узнала новые известия, привезенные в этот маленький поселок-хутор, жители которого обрабатывали поля среди лесов на землях одного их равеннских дворян. Крестьяне перешептывались, что в поместье графа де Баи, наконец, убили кровососа. Им оказалась хозяйка тех мест – молодая графиня, а вместе с ней её любовник заезжий граф. Говорили, что слуги заперли свою госпожу в доме и подожгли его, а когда она выскочила из горящего окна, то вогнали в её грудь осиновый кол, а после отрезали голову. Другому кровососу вроде бы удалось скрыться, но он более не посмеет наводить ужас на окрестные поселения, потому что в поместье де Баи уже побывал видий и даже омыл пожарище живой водой, чтобы прах кровососа не восстал с земли. У нас в Далии никогда не верили, что живая вода пропала в Алмааге из священных чанов – ведь видии продолжали окроплять вениками из цветов и молодых веток всех взывавших к Морю.
Эти сведения очень смутили меня, я не могла поверить, что мирные крепостные, которые всегда почитали и преклонялись перед своими господами, осмелились на столь дерзостное вторжение в наш дом, однако уничтожение нелюдя не могло расцениваться нашими соседями-дворянами как бунт, и расследование всех происшествий легло на плечи видия, уповавшего лишь на возвращение к прежнему спокойному труду. Дена не случайно столь подробно передала мне эти слухи – она подозревала, что я родом из тех мест, но я продолжала молчать о своей прежней жизни, и крестьянка, наверное, приняла меня за беглую крепостную или незаконнорожденную дочь одного из окружных господ. Я прожила в доме Дены до начала осени: вместе мы собирали в лесу хворост, ухаживали за домашней живностью, мололи зерно на мельнице и кормили озорных детишек. За это время я уже точно поняла, что стала совершенно другой, но не тем, кем ожидала. Я не была кровососом, я получила новые силы, способности, но никогда не испытывала тяги к убийству и крови. Порой я замечала, что все очень удачно складывалось вокруг: то огонь полыхал ярко, даже если я забыла подбросить дрова в печь, то корова не заболела, когда во всем хуторе скотина слегла от недуга, то пряжа у нас очень ладная получалась, когда мы сдавали её на продажу. Но вместе с этим иногда на наш дом сыпались сплошные неприятности: молния ударила, когда не было никакого дождя, окно случайно распахивалось, свеча вдруг загоралась ни с того, ни с чего. Я не обращала на это внимания, а Дена все чаще бросала на меня подозрительные взгляды. А когда её сын слег в жаре от лихорадки, что он подцепил в болоте посреди леса, в нашем доме появился видий, недавно зашедший в те края и не имевший права их покидать, покуда в поселке не объявился бы новый служитель. Видий весь вечер читал молитвы над пылавшим от жара телом мальчика, а после сказал матери, что Море уже призвало её малыша и осталось лишь провести его в последний путь с надеждой на встречу в морских просторах. Женщина мужественно приняла эту скорбную весть, и, хотя всю ночь просидела у постели сына, она уже в слезах прощалась с ним. Я также не отходила от него ни на шаг, и утром он вместо того, чтобы навеки застыть, открыл воспаленные глаза и, приподнявшись с постели, попросил питья и еды. Вскоре он поправился, и мы очень радовались чуду, что свершилось в нашем доме. Дена еще раз пригласила видия и приготовила для него богатый стол, чтобы отблагодарить за помощь, ибо несомненно благодаря молитвам Морю она не потеряла сына. Конечно, после этого видий пополнил запас рассказов и историй о могуществе и справедливости Моря, но ведь моряне никогда не преклонялись своему богу за то, что он миловал или дарил им жизнь – они чтили силу его течения и ветров, высоты неба и быстроту туч. Море не Галия, оберегающая новорожденных и детей в Черноморье, Море вправе призвать к себе душу, и видий истолковал это чудо как предвестье перемен. Но люди на хуторе совсем по-иному стали глядеть после этого в сторону нашей одинокой избушки. Когда пошел град, лишь крыша нашего сеновала осталась цела, лисица повадилась красть птицу не в нашем доме, хотя он находился ближе всего к лесу, мы собрали самый богатый урожай с небольшой грядки – все чаще соседи с завистью и злобой указывали на Дену. Я редко выходила к другим домам, но все были в курсе того, что вдова приютила незнакомку, беглянку. Пошли разговоры о странностях, что происходили в нашей семье. Указывали, что я совсем непохожа на скромную крестьянку, а однажды я расслышала около ручья в поле, как мужики назвали меня ведьмой. Вскоре в наш дом вновь ступил видий, а потом Дена скромно попросила меня уйти, чтобы не мутить головы людям моей загадочной фигурой.
У меня не было иного выбора. Я уже сама начала подозревать себя в том, что являюсь колдуньей – ведь зачастую я добивалась задуманного, однако что-либо другое шло наперекосяк. За лето в поселке три раза случился падеж скотины, около дюжины пожаров, пересыхали колодцы, или же вода начинала сочиться из совершенно невообразимых мест. И, наверное, то, что эти южане более опасались кровососов, нежели колдунов, истории о которых рассказывали в основном лишь потомки дворян, перебравшихся уже более столетия назад с севера в эти края, да умудренные путешествиями видии, спасло меня от быстрого разоблачения и наказания за деяния. Я ушла на восток и добралась до Равенны, города отстроенного после его разграбления черноморскими воинами в последние дни правления принцессы Мории. Я придумала себе новую историю: будто бы я дочь лекаря из Корлины, которая обучилась многим рецептам отца и покинула отчий дом из-за семейных раздоров. Я поселилась на постоялом дворе, где была помощницей хозяйки. Порой она посылала ко мне за каким-нибудь целительным средством своих клиентов, чем я и зарабатывала на жизнь. Готовить лечебные настои меня обучила Дена, а вот о колдовстве я постаралась более не думать. Я хотела разучиться колдовать: каждую неприятность, что случалась в доме, я относила на свой счет, настороженно встречая новый день. Из рассказов нянюшки Арни, которая, я надеялась, осталась живой после разгрома поместья, мне вспоминалось лишь, что колдуны желали людям зла и обрушивали на их головы проклятья.
