Дорога шла среди скальных расщелин и ухабов. Мулы ступали по извилистой каменной тропе, неся на себе поклажу, рядом с ними шли купец и его помощники. В путь двинулись старшие сыновья ходока и родственники жены. Все они были безродными, так назывались те, кто утратил или сбросил с себя меду, знак номов. Это означало, что люди отныне не имели права спускаться в подземные шахты и заниматься ремеслами, бывшими в почете у их предков. Образ жизни и умения в каком-либо мастерстве передавались у горняков от отца к сыну. При этом немалую роль играла меда. Ежели старейшины преподносили после рождения младенцу меду иного цвета, чем у его отца или матери, то следовало передать это дитя в иную семью, воспитавшую бы его как родного. Толщина, металл и обрамление браслета, который рудокоп одевал на руку с вступлением в юношескую пору, указывали на то, каким трудом он будет служить своему народу и номам: горным делом, охотой, земледелием, станет он умельцем или советником.
Переход невысокой гряды проходил при ясном небе и теплом ветре. Люди, привыкшие к долгим пешим странствиям, шагали от восхода до заката, изредка устраивая короткие остановки. Ортек с Дугласом обычно шли впереди отряда вместе с Хошиеном. Черноморец часто заглядывал в дневник Отиха, заново просматривая записи смертника о бродяжничестве по Рудным горам. Отих указывал на пустынный каменистый берег Алдана, по которому он поднимался к истоку реки. В них не было ни слова о рудокопах или номах, повстречавшихся бедняге, поэтому царевич просил купца не отдаляться на запад от устья потока. Царевич намеревался держаться маршрута смертника. Дуглас переводил ответные слова рудокопа:
- Незачем к реке приближаться. Гранитные подъемы образуют крутой берег, что ни к воде не подберешься, ни от жары под сенью деревьев не спрячешься, ни еды никакой не найдешь. Река здесь проходит опасные пороги: соскользнешь в неё случайно со скалы - и не выберешься обратно.
Вин обычно замыкал шествие. Он присматривал за единственной девушкой среди неотесанных мужиков, которые с опаской кидали взгляды на чужеземку, её светлые кудряшки и большие карие глаза. Пират не раз усмехался, когда горные парнишки низко кланялись Лиссе, прикладывая левую руку к груди. Они высоко чествовали сестру рудокопа, способного понимать язык номов, которая к тому же совсем не походила на местных низкорослых темноволосых женщин. В ней многие угадывали женщину Пелессов, черты горцев, с которыми рудокопы в былые времена жили в мире и дружбе. Сам граф также не спускал с неё глаз. Тайя, как всегда, отставала, хотя нынче ей не приходилось нести припасов или пробираться через густой бурелом. Но порой, как догадывался Вин, девушка намеренно замедляла шаг: у неё ведь был постоянный собеседник, и она нередко разговаривала шепотом со своим духом подальше от чужих ушей, чем еще больше изумляла рудокопов, замечавших её невнятное тихое бормотание в одиночестве.
Утром седьмого дня, едва караван двинулся с места ночной стоянки, пришлось устраивать непредусмотренный привал. Вин поспешил пробраться между вереницей мулов к шедшим впереди проводникам-рудокопам, сгрудившимся в кучу. Его уже опередила Лисса. Девушка растолкала мужчин в разные стороны и упала на колени перед бледным бессознательным телом брата, покоявшимся на земле.
- Он свалился без чувств, - ответил Ортек на немой вопрос релийца. Черноморец также был отстранен от тела брата обеспокоенной тайей, которая ощупывала лоб, щеки и руки Дугласа. – Сегодня он был бел как снег, но не стал возражать или жаловаться, когда я решил прибавить шагу. А потом… так внезапно… Но он дышит, я думаю вскоре он придет в себя.
Вин поглядел на испуганное лицо Лиссы. Девушка колдовала над неподвижным телом. Её старания не пропали даром – вскоре рудокоп открыл глаза и приподнялся на локте над землей. Хошиен протянул ему флягу с чистой водой. Дуглас жадно припал к прохладной жидкости. Он встал на ноги, опираясь на плечо сестры, и отошел к большому камню, осколку гор, лежавшему недалеко от дороги и содержавшему в себе полтора человеческих роста. Дуг оперся об его шершавую пыльную поверхность спиной, вновь прикрыв глаза. Вин и Ортек не отходили от товарища ни на шаг, но в их сторону то и дело метался порой испуганный, порой ненавидивший взгляд Лиссы. Рудокопы в это время по приказу командира распрягали животных.
- Это не может быть конец, - прошептала Лисса, склонившись над слабым братом. По её лицу текли слезы. – Дуглас, Дуг! Они забрали Ныша, а теперь хотят уничтожить и тебя. А обещали ведь спасение и избавление…
- Подожди меня провожать в море, - слабо ответил Дуглас. – Я немного отдохну и продолжу путь.
- Ты совсем без сил. Почему они тебя не исцелили, раз считают себя всемогущими? Почему? – навзрыд вопрошала девушка, но Дуглас лишь тяжело сглотнул слюну и громко задышал. – Ланс говорит, ему поможет водяная лилия, - Лисса подняла глаза на стоявших рядом мужчин. – У неё резкий запах и большие цветы. Ортек, ты должен знать это растение, - её приказной тон возымел действие, и черноморец быстро отошел в сторону, расматривая под ногами редкую траву. Он двинулся по каменистому спуску к далекой реке. Вин неодобрительно поглядел ему в след. Отыскать на этой пустынной скалистой тропе нужное лекарство было невозможно, и черноморец мог лишь заблудиться или в бесполезных блужданиях соскользнуть с крутого обрыва в пропасть.
- Сарпион бы сумел облегчить его боли и страдания, - произнес пират. Он был удивлен столь резким речам девушки. Он тоже переживал о пропаже дракона, который, по-видимому, сбежал из Рохно в испуге перед столь многолюдными каменными постройками, но не следовало же в этом обвинять всех жителей Рудных гор, которые оказали путешественникам радушный прием.
- Не волнуйся, Лансу тоже многое по силам, - язвительно ответила Лисса. – А ты, я вижу, уже соскучился по колдунам и … колдуньям. Ты знал, ты знал, что ожидает смертника, променявшего быструю смерть на мучительное существование. Знал и посмел предложить ему такой конец! – обвиняющее и в тоже время молящее, жалобное выражение её карих глаз заворожило пирата.
Он не мог не предполагать о предстоявших муках, подумал про себя Вин. Ведь его могло ожидать такое же наказание. За пиратство морийский государь приказывал рубить преступникам головы или отправлять на каторгу, и тогда единственным спасением для обреченного узника была это старинная традиция. Он знал и видел, что пришлось пережить тем, кто избрал подобный путь. Но жизнь всегда лучше, чем смерть… Так считаешь, пока тебе неведомы страдания и лишения. Он отвел взор от её красивого лица, испачканного пылью и слезами, лишь когда к ним подошел юный рудокоп, державший под узды мула. Юноша обратился к спутникам, но никто из них не понял сказанных слов. Он оставил мула, со спины которого были сняты полные тюки и закреплено удобное седло, а затем отошел к своим сородичам.
- Я приму их предложение, - после долгого молчания тихо произнес Дуг. Видимо, солнечный свет причинял ему боль, он прикрыл глаза ладонями. – Мы двинемся дальше по дороге. Время поджимает. Я поеду на нем, - Дуглас попытался встать, и был подхвачен с обеих сторон Лиссой и Вином, которые помогли ему забраться в седло.
Рудокопы не сразу продолжили путь. Некоторое время пришлось разыскивать черноморца, спустившегося в овраг, располагавшийся за высокой грядой, по которой тянулась узкая тропа. Хошиен объяснил своим спутникам, что дорога проходит в стороне от селений горняков, находившихся на западе в лоне гор. Ею пользовались лишь пастухи, перегонявшие скот с горных пастбищ в речные низины. Но каравану вскоре предстояло свернуть на закат. Город Орне, куда они держали путь, лежал в нескольких днях перехода. Их ожидала самая тяжелая часть пути: пологая дорога должна была смениться густым ельником и опасным подъемом по острым скалам, за которыми лежала Долина Воды.
Бледный вид Дугласа, который отныне ехал верхом в конце вереницы мулов, вызывал тревогу и опасения у всех, но сам рудокоп на вопросы и озабоченные взгляды лишь улыбался. Хотя походило, что даже эта улыбка давалась ему с мукой и болью. Лисса не отставала от брата. Она не выпускала из рук его слабую ладонь, как будто своим присутствием и прикосновением могла передать ему часть силы и здоровья. Ортек брел с поникшей головой: как только отряд свернул в темный лес, черноморец не поднимал глаз от земли, разыскивая в зелени под ногами знакомые целительные травы и корешки. Его поведение передалось и молодым горнякам. За один день они насобирали большую охапку цветов, стеблей и листьев всевозможных растений, каждое из которых, по их мнению, должно было помочь Дугласу.
