— Мне нравится, — произношу я и улыбаюсь девушке. — Оказывается, я люблю не только застывший лед.

Глава четвертая

Всё развивалось очень быстро. Так быстро, что я не успевал следить за этими удивительными модификациями. Еще неделю назад я и представить не мог, что моя жизнь, уходящая по наклонной, вдруг сделает петлю и стремительно начнет набирать высоту. Еще неделю назад я любил носить маски, а уже через несколько дней мир мог, наконец, снова лицезреть мое истинное лицо и вспомнить, что когда-то жил такой — Эдан Хоулмз.

Меня не сломили полностью, нет. Я упал на колени перед трудностями, но нашел в себе силы и желание подняться. Я вернул себе себя. И это главное.

Пусть мои глаза не видят, однако видеть могу я. И вместо черноты я вижу этот мир, вижу его краски, я чувствую их.

Шерон вернула мне сердце. Да, именно она это сделала, как бы банально это не звучало. Была ли она ангелом, отправленным на землю для спасания человеческих душ? Была ли она иллюзией, сотканной из сладких мечтаний? Была ли она прекрасным сном, который тут же развеется, только открою я глаза?

Я до сих пор гадаю.

Никогда не верил, что существуют в мире люди, что могли своими словами вновь заставить человека жить и чувствовать, и даже сейчас не верю, хотя вот оно — доказательство — играет на рояле около меня…

— Ты не те ноты берешь, — говорю я и накрываю ее двигающуюся левую руку ладонью, останавливая игру. — Возьми здесь повыше.

— Но это получится вообще не то! — твердо заявляет Шерон.

— Ты не можешь быть в этом уверена. Линда упростила тебе ноты, поэтому изменился переход. Давай, попробуй сыграть!

— Ты предлагаешь взять эти ноты? — уточнила девушка и пробежалась пальчиками по клавишам фортепиано.

— Да, — подтверждаю я. — С ними твоя игра улучшится.

— Ну, хорошо.

Она кладет руки на рояль и, собравшись с мыслями, начинает играть всё сначала.

***

— Ты понимаешь, что происходит? — со счастливой улыбкой спрашивает Линда у дочери.

Женщины затаились за дверьми в зал и увлеченно наблюдали из прихожей за Эданом и Шерон. Клэр надевала пальто, а Линда что-то искала в сумке, время от времени подглядывая за сыном и ученицей.

— Да, — согласилась та. — Наш Эдан наконец-таки начинает оттаивать.

— Я так рада, — признается Линда, — что боюсь и слова лишнего сказать, чтобы ничего не испортить.

— Ты ничем не можешь помешать, всё зависит от Эдана, — ответила Клэр. — Только скажи мне, это правильное решение — оставить их одних?

— А что здесь такого? Я с девочкой положенное время отзанималась…

— На полчаса раньше, — перебивает девушка. — Нет, конечно, я против ничего не имею, наоборот, я очень рада, что Эдан нашел себе родственную душу.

— Ладно, пойдем, — произносит Линда. — Не будем им мешать.

И женщины на цыпочках уходят из дома, оставляя парочку наедине.

***

— Ну, вот, — удовлетворенно киваю я, когда Шерон перестает играть, — у тебя уже лучше получается.

— И правда, — подтвердила Шерон. — А я даже не предполагала. Эдан, вы лучший учитель! — хихикнула она.

Непроизвольно губы растягиваются в улыбке. Я пододвигаюсь к девушке ближе и, прильнув к ее боку почти вплотную, бегло исполняю несколько незамысловатых нот, настраиваясь на мелодию, которую хочу исполнить.

— Почему на «вы»? — спрашиваю я, начиная музицировать.

— Потому что тебе идет, — улыбается Шерон и робко просовывает свои руки под моими, присоединяясь к игре на фортепиано.

И мы играем на две руки. А я, выбирая музыку, даже не вспомнил, что ее можно исполнять двум людям. Получилось само собой, подсознательно.

Шерон слишком близко, это не позволяет полностью сосредоточиться на игре: ее волосы падали мне на оголенное плечо, чуточку щекоча кончиками, когда их обладательница двигала головой, а легкие, секундные касания ладоней, иногда затрагивающие мои пальцы, срывали голову. Руки передвигались по клавишам уже механически, ведь мысли мои заполнили совсем другие образы.

Наверное, она даже не подозревает, как мне хочется дотронуться до нее. По-настоящему. Не просто обнять, как друга, которого рад видеть, а как любимую девушку. Прижать к своей груди и обхватить за плечи, зарыться лицом в мягкие волны волос и просидеть так целый день, в тишине, не думая совершенно ни о чем.

Я не люблю уступать, но ей готов легко проиграть. Исполнить любой каприз, подчиниться любому приказу, только лишь бы она не покинула меня.

Шерон… Я мог бы сыграть ее имя. Знаю, это звучит странно и невозможно, но я бы смог, да, я уверен. Ее имя было бы самой красивой мелодией, которой можно заслушаться...

Музыка нежно струится сквозь наши пальцы. Шерон проиграла последние аккорды, и протяжная нота заполнила комнату, постепенно утонув в воссоздавшемся безмолвии.

Я слышал, как она тяжело и глубоко дышала, будто закончила бежать марафон. Мне захотелось спросить, что встревожило ее, но вместо этого я задаю вопрос иного типа:

— Почему ты решила заниматься музыкой? Почему сейчас?

Шерон делает сиплый вздох и замирает.

— Чтобы убежать от самой себя, — тихо отвечает она.

— У тебя что-то произошло?

— Да, — кивает девушка. — Я думала скрыть это от тебя, но сейчас понимаю, что моё решение — глупость, — она разворачивается ко мне лицом и берет за руку. — С детства я занималась плаваньем, но шесть месяцев назад получила травму плеча, из-за которой мне пришлось оставить спорт. Я думала, будто для меня всё потеряно, ведь плаванье было моим будущим: я мечтала стать спортсменкой и поучаствовать в Олимпийских Играх. А однажды, возвращаясь домой, я увидела, как девушка играет на фортепиано на улице. Прямо посреди площади. Она играла чудесно, и прохожие кидали ей монетки. Но я понимала, что она играла не ради денег, а ради себя и окружающих. Вот тогда я и решила тоже научиться играть, — закончила Шерон. — Прости, что я не рассказала тебе раньше…

— Я не понимаю, — произношу я, — почему ты боялась открыться мне?

Она не отвечает, а я пытаюсь разобраться в ней. Время утекает, как через пальцы песок, и мне вдруг в голову приходит одна догадка:

— Ты не хотела мне говорить, потому что ты такая же, как я — человек, который сломался? Не хотела расстраивать? — еле слышно выдавливаю я из себя. — Боялась, что я снова уйду в себя, узнав правду?

— Эдан! — Шерон крепко-крепко обнимает меня, уткнувшись лбом в плечо. — Ты не сломаешься, Эдан! Я никогда не думала о тебе, как об инвалиде, клянусь! Ты такой же, как все! Такой же! — она затихает, сглотнув слезы, а затем шепотом добавляет: — Ты сильный человек, а вот я — нет. Встретив тебя, я поняла, что не всё потеряно, что жизнь есть… Я так боюсь тебя потерять, Эдан… Прошу, не отталкивай меня…

— Глупая, — я обнимаю ее руками и, притянув к себе, легко целую в висок, прошептав на ушко: — Ты очень сильная девушка, потому что ты спасла меня. Я бы сошел с ума с горя, если бы не ты. Знаешь, Шерон, какой я тебя вижу? — она поднимает голову и смотрит на меня, а я говорю то, что давно хотел ей сказать: — У тебя мягкие как шелк волосы и синие, я в этом уверен, глаза. А еще мне кажется, что тебе пойдут шляпки, да. Твой голос чарует, в смехе слышится душа, а прикосновения… мне хочется целовать твои руки, чтобы не забыть ничуть то тепло, которое ты даришь мне… Я не знаю, что делать, не знаю, как удержать тебя возле себя. Ты как панацея мне во спасение. И пусть я слеп, я вижу твой силуэт. Ты здесь, совсем рядом, и мне этого достаточно.

Последние слова буквально срываются с губ, и я сразу же жалею, что проговорился. Надо было ее как-то подготовить к этому, а не ошарашивать вот так своими дурацкими признаниями. Теперь она точно сочтет меня за влюбленного идиота, так как сама же ко мне ничего не чувствует.

Какое-то время Шерон не могла разобраться в своих мыслях. Слова Эдана никак не доходили до нее. Ее взгляд бегал по лицу юноши, в надежде найти пристанище, и вдруг останавливается на глазах. Девушка бесчисленное количество раз смотрела в них, но то, что она обнаружила сейчас, не было ранее. Нет, цвет не изменился, и тусклость никуда не делась, просто… Эдан смотрел именно на нее. Его взгляд не витал где-то в пространстве, он был тверд и определен, словно бы к парню вернулось зрение.