Мама чем-то занималась на кухне, — это было несложно понять по звукам, доносившимся сквозь дверь в мою комнату. Облокотившись о кухонную арку, откашливаюсь, чтобы привлечь ее внимание, и спрашиваю:
— Мам, а почему Шерон еще нет? Вы перенесли занятия на другой час?
— По выходным мы договорились не заниматься, — отвечает Линда. — А что?
— Нет, ничего.
Поникший, я бреду обратно в свою комнату. Два дня без Шерон… Это вообще возможно? От одной лишь мысли, что эти выходные я проведу в компании себя и своих гнусных мыслей, захотелось курить. Да так сильно, аж до дрожи.
Закрыв за собой дверь, сажусь на край кровати и достаю из кармана помятую пачку. Сигареты давно потрепались от долгого ношения, но сойдут. Нахожу на тумбочке зажигалку и закуриваю. Это, несомненно, плохо: погашать депрессию подобным увлечением, однако выбирать не приходится. Сигареты — единственное средство выгнать из души и тела весь негатив. Вредно и полезно одновременно.
Знаю сам, что нельзя искать спасение в ком-то другом, нельзя привязываться к человеку, в котором до конца не уверен, но я, простите, не могу ничего с собой поделать. Шерон словно околдовала меня своей искренностью и детской наивностью.
Внезапный звонок в дверь вырывает меня из раздумий. Я от неожиданности даже закашлял, сделав слишком долгую затяжку.
— Эдан, — окликает мать из коридора, — это к тебе.
От ее слов перестаю дышать. Неужели это..?
Поспешно кинув недокуренную сигарету в набравшуюся пепельницу, я выбегаю в зал, а оттуда спешу к выходу. Еще до того, как раздается голос, я догадался, что на пороге дома стоит она: ее любимые фруктовые духи я не спутаю ни с какими другими.
— Эдан! — жизнерадостно восклицает Шерон, в приветствующем жесте коснувшись моей протянутой руки. — Привет! А я к тебе пришла.
— Зачем? — задаю самый глупый вопрос из тех, что когда-либо говорил.
— Ну-у-у, — застенчиво произносит девушка, — на улице такая хорошая погода, что я подумала: может, сходим, покатаемся на роликах? Я всегда катаюсь на роликах в выходные. Вот решила и тебя пригласить. Если ты не занят, конечно.
— Да я как бы всегда свободен и буду только рад составить тебе компанию… — Господи, у меня щеки розовеют. Я чувствую, чувствую это! — Но у меня нет роликов и кататься я на них не умею.
— Это не проблема! — отмахивается Шерон. — Я одолжила у друзей мужские, на всякий случай. Вот и пригодились, наконец! А кататься я тебя научу. Сложного ничего нет: это как на коньках, только вместо лезвий — колеса, и всё.
— Ну, раз так, — пожимаю я плечами, — то подожди меня минутку, я переоденусь.
— Куда это вы собрались? — интересуется Линда, заглянув в мою комнату, когда я копался в шкафах в надежде найти что-нибудь удобное.
— Шерон пригласила меня в парк, покататься на роликах, — как ни в чем не бывало, отвечаю я. — Я согласился.
— Хм, — произносит она. — Ну, ладно. Желаю вам отлично провести время.
— Спасибо, мам, — целую ее в щеку и вместе с Шерон выхожу на улицу. — Пока!
Парк, в котором обычно проводила выходные дни Шерон, находился неподалеку — всего в нескольких кварталах от дома. Обычно, по словам девушки, здесь много молодежи, но сегодня сквер пустовал, и нам встретилось лишь несколько человек и то — пожилых людей.
Шерон помогла надеть ролики, поскольку сам я, хоть и мог справиться с обувью, но быстро бы запутался в неизведанном механизме липучек.
— А теперь, — торжественно проговорила Шерон, — последний декор — шлем.
— Погоди, — останавливаю ее я. — Сейчас надену очки и можешь цеплять на меня каску…
— Не каску, а шлем, — серьезно поправляется девушка. — И он черного цвета, а не желтого.
— Не сердись, — улыбаюсь я, забирая из ее рук шлем, — я же не всерьез это сказал.
— Я и так это поняла. Ладно… Поехали!
Шерон — бесшабашная девушка! Едва я застегиваю шлем под подбородком, как она хватает меня за руку и увлекает за собой.
— Господи! Остановись! Я же не умею кататься!
— И не подумаю! — смеется девушка, вместе со мной пустившись вдоль специально отведенной дороги.
Я качаюсь из стороны в сторону, но пока, слава богу, удерживаю равновесие.
— Как тут ногами рулить? Шерон, я сейчас упаду!
— Ладно, ладно! — сжалилась, наконец, та. — Так и быть, я тебя научу. Ноги чуть сгибаешь в коленях, а затем отталкиваешься ими от земли, как будто едешь по льду… Да, вот так! У тебя получается!
— Вилять задницей — это правильно? — заявляю я.
Шерон звонко смеется.
— А ты не двигайся назад, тогда и не будешь «вилять задницей». Поехали лучше!
Она опять без предупреждения рванула вперед, и мне ничего не оставалось, как последовать за ней, цепляясь за ее хрупкую ладонь, словно за спасательную шлюпку. «Да, Эдан, это тебе не играть на рояле».
Мы скатываемся по наклонной да с такой скоростью, что я чуть не вписываюсь в живую изгородь. Шерон смеется над моей неуклюжестью, и ее смех настолько заразительный, что я не могу не улыбнуться в ответ.
Рядом с ней я забываю, что слеп... Нет, я не слеп.
Я умею жить с закрытыми глазами.
***
Спустя пять минут мы, вспотевшие и счастливые, сидим на скамейке, скрываясь под листвой парковых дубов от летнего солнца. Шерон ест купленное мной лимонное мороженое, а я просто нахожусь рядом. Даже ноющие с непривычки суставы не могли сбить меня с мыслей о ней…
— Шерон, — вдруг говорю я и поднимаюсь со скамьи, — хочешь, я тебе балет покажу?
— Что? — удивляется девушка. — Балет? Как это?
— А ты гляди.
Я останавливаюсь перед ней и прямо в роликах поднимаюсь на мысочки. Благо, вестибулярный аппарат хорошо развит, и мне удается держаться ровно. Убедившись в твердости поверхности, я поднимаю руки над головой и начинаю на цыпочках передвигаться вправо, прямо как настоящая балерина в пачках.
Шерон зажимает рот рукой, дабы не позволить смеху вырваться наружу, но всё-таки не выдерживает и заливается искренним хохотом.
— Эдан, перестань! — сквозь слезы просит она, и как раз в этот момент я начинаю движение в другую сторону. — Ну, Эдан… ох, я сейчас лопну от смеха!
Мне нравится слушать ее голос, потому, позабыв об осторожности, я принимаюсь дурачиться. Мой «спектакль» продолжается недолго: я оступаюсь.
— Эдан! — Шерон успевает поймать меня, уберегая от жесткого столкновения с землей. — Осторожно!
— Ты меня, — бормочу я, тщетно пытаясь исправить своё комическое положение, — мороженым испачкала.
— Ой! — Шерон убирает стаканчик от моих губ и помогает добраться до лавки. — Вот что бывает, когда палку перегибаешь, — ворчит она, вытирая носовым платком сладкий пломбир с моего подбородка. — Так можно и головой стукнуться!
— Но тебе было смешно, — констатировал я.
Девушка тяжело вздыхает.
— Да, смешно, пока ты не начал падать.
— Ну и ладно, — бубню я сквозь платок. — Всё же обошлось. На коньках у меня получалось лучше.
— Эх, Эдан, — произносит Шерон. — Я за твою беспечность так и дала бы сейчас по голове! Чтобы на всю жизнь запомнил, что нельзя так делать!
— Ты такая вредина, — фыркаю я, а потом, чуть поразмыслив, еле слышно добавляю: — Мне очень хочется тебя увидеть.
Рука Шерон замирает и медленно ложится мне на плечо.
— Я не красавица, чтобы на меня смотреть. Ну, как меня тебе описать… Ты кого предпочитаешь блондинок или брюнеток?
— А это зачем?
— Я просто интересуюсь. И всё-таки кого любишь, м?
— Никого.
— Значит, мне повезло, — хитро ухмыляется девушка, — потому что у меня волосы голубые.
— Правда? — поражаюсь я. — Как вода?
— Ага, — подтверждает Шерон. — Голубые-голубые.
Я касаюсь ее длинных волос, захватив несколько прядей пальцами. Они были теплыми, можно сказать, горячими, точно девушка недавно постояла под солнцепеком. Тепло с детства у меня ассоциировалось с желтым цветом, но прошлые уставы вмиг рухнули, стоило мне осознать, что и холодные оттенки умеют согревать.
