Виктор Федорчук
РЕЧКА УСТЬЯ
Стихотворный рассказ
об одной русской местности
Санкт-Петербург
Издательство Политехнического университета
2008
ББК 84.Р7
Ф33
Свои многолетние впечатления об одной ярославской местности автор выразил в форме отдельных стихотворных зарисовок. То, что получилось, возможно, похоже на мозаику, часть которой осыпалась. Поэтому видны только кусочки картины. Отсюда и самый очевидный недостаток предлагаемой читателю провинциальной поэмы.
Но и такого рассказа не получилось бы, не будь воспоминаний дочери и внучки Егора Михайловича Кузнецова (из деревни Слобода) – Прасковьи Георгиевны и Людмилы Александровны Кузнецовых, а также помощи Виктора Алексеевича Бурякова, который познакомил автора с материалами по истории села Троицкого и местной церкви.
Впрочем, то, что предлагается читателю, это не вполне документальный рассказ, а скорее впечатления автора об известных ему местах, людях, событиях. Поэтому, в частности, и реально существующая река Устьеназвана так, как зовется в обиходе – Устья.
Готовя второе издание книги (первое вышло в 2003 г.), автор надеялся исключить те фрагменты, в которых описывались особенно печальные картины деревенской жизни. К сожалению, за время между двумя изданиями книги мало что изменилось. Это касается даже деревянного моста через речку, который по-прежнему регулярно проваливается.
© Федорчук В. Н., 2008
© Кузнецова М. Л. иллюстрации, 2003
© Санкт-Петербургский
ISBN 978-5-7422-1789-3 Политехнический университет, 2008
Посвящение
Крестам на Троицком погосте,
Могилам здешним и иным,
Всем тем, кто сгинул, словно дым,
На вечном нашем перекрестке;
А также вам, еще живым,
Тем, кто остался с речкой Устьей,
И тем, кто странника суму
Несет по нашим землям русским.
...И Леве – другу моему.
Часть первая
НА БЕРЕГУ
ОКРЕСТНОСТИ
1. У реки
Вот речка Устья – малая вода,
Над ней стоит деревня Слобода.
А рядом, выше по теченью,–
Сосновый лес и пойменный покос.
Вниз по реке – поля, селенья,
Там – Троицкое: церковь и погост.
Наш дом, как полдеревни, смотрит на закат.
Построен он давно, но кажется, был вечно.
Отсюда видно близкое заречье,
Где дом помещичий стоял. Его фасад
Глядел на нас и Барский омут.
Теперь помещика никто не помнит,
Да и купца, купившего тот дом...
Однако мой рассказ о времени ином.
Из Слободы видна дорога на Москву,
А также на недальний Углич.
Но если ты не только город любишь,
Побудь со мной: я здесь порой живу.
Что мне сказать о родине людей,
С которыми я жизнью длинной связан?
Об этом после, а пока скорей
Туда, где взгляд мудреет и добреет разум.
2. В лесу
Шум сосновый здесь тише
Сонных устьиных вод.
Только б это и слышать,
Да душа не дает.
Вечной хвойною нитью
Здесь скреплялись века.
Только лес и ценить бы,
Да земля велика.
Здешний лес – для молитвы,
А не только для дров.
Только Богом и жить бы,
Да никто не готов.
Отступление о рябине
Сколько рябины в этом году!
Это на радость или беду?
Вкус этих ягод –
Прошлого след:
Терпкая мякоть,
Сложный букет.
Южные листья,
Северный рост,
Осенью – лисий
Цвет у волос.
Древние краски,
Смешанный стиль:
Дерево – сказка,
Ягода – быль.
СОСЕДИ
1. Саша
Нам смертельно местное спиртное.
Мужики здесь умирают часто:
То – мороз, то – дело ножевое,
То – петля... В деревне жить опасно.
Есть такое, что и не приснится.
Вот недавно Колька помер. В 30 лет-то!
Говорят, разрезали его в больнице,
А внутри – лишь водка да конфетка...
Подошел тут как-то к огороду
Наш сосед, и вид его был странен:
Шляпа – что ведро (под мусор, а не воду),
А лицо темнее старого бурьяна.
Вспомнил я отца его. Давно уж
Он живет в местах не матерьяльных.
Человеком был вполне нормальным
(Ну, по местным меркам – как же по иному?).
Раз пошел он вечером на пчельник,
Выпив много лишнего, наверно.
Пчелы, видно, тоже захмелели
И его зажалили до смерти.
…Вспомнил я и спрашиваю Сашу:
«Как живешь? Ты что такой горбатый?».
Равнодушно оглядел он наши
Бодрые картошку да томаты,
Ватник снял, ответил, как во сне:
«Хреново, хреново тут мне,
Не знаю, чем и заняться,
От скуки впадаю в тоску.
Иду в батраки наниматься
К такому ж (почти) бедняку».
«Ведь ты же не “в людях” живешь, –
Ему говорю, – а в избе
Своей. Что ж дело себе не найдешь
По душе, по судьбе?
Земля твоя заросла,
Крапива кругом да пырей.
Не хочешь так жить, чтоб цвела
Хотя бы картошка на ней?»
«Зачем нам теперь-то земля,
Когда мы ее расхотели?
Мы общей землею наелись,
Друг друга и мир веселя.
Кто будет пахать свой гектар,
Когда в нем загадок по пояс?
Здесь вырастет больше разбоя,
Чем нынче травы. А товар,
Коль вызреет, пусть небогато,
Кому и куда продавать-то?
А мне одному много ль нужно,
Чтоб есть не траву и пить не из лужи?»
Он ватник потертый, кургузый
Поднял с поленницы дров
И пошел,
Но несколько слов
Сказал на прощанье «по-русски».
Через год мне увидеть соседа уже не пришлось:
Было вольно однажды душе его пьяной,
Саша мой до крыльца лишь чуть-чуть не дополз...
А на воле стоял смертельный мороз.
И то и другое – не очень-то странно.
Отступление о русском мате
1. Что-то вроде теории
Русский мат – от русской жизни:
От тоскливости зимы,
От того, что бескорыстны,
Разрушая что-то, мы,
От неверности соседей,
От напрасности тюрьмы,
От телеги, что не едет,
От внезапности сумы,
От красот земли родимой,
От того, что барин крут,
От чудес, так долго чтимых,