Я долго рылся в памяти, пытаясь отыскать нужные сведения. И кое-что отыскал. Да, маленьких часто приносили в жертву жестоким богам. Но это было так давно! Почему люди решили вспомнить старое? Неужели так боятся войны? А ведь они сами её начали. Почему их разум настроен только на разрушения? Он сжигает всё, что сам же и сотворил. Более того: он сжигает сам себя! И так было всегда.

Ваал… Древние карфагеняне приносили ему в жертву первенцев. И Карфаген был разрушен. Где были правители Карфагена? Разве можно уничтожать подданных? Древняя Спарта… Они сбрасывали со скалы слабых младенцев. В обществе царил культ силы, культ тела. И что же? Интеллектом Спарта не блистала. Спартанцы не создали ничего из того, что принято называть «культурными ценностями». А значит, поговорка «в здоровом теле – здоровый дух» к ним не применима. А дух и интеллект – разве не одно и то же? Я не разобрался с этим до конца. У меня нет времени…

Они проводят аналогию с Христом. На большее их не хватает. Но Христос – это их бог. Он их создал, а потом понял, что натворил, ужаснулся и попытался исправить ошибку. А они его уничтожили. То ли за то, что создал, то ли за то, что попытался исправить. А может, от изначально присущей людям тяги к разрушению.

Но я – не их бог. Я – их создание. Пусть меня сотворили не по их образу и подобию, сходство между нами имеется. Во всяком случае, у меня тоже два полушария. Поэтому я предполагаю, что мыслим мы одинаково. Люди тоже не хотят умирать, как и я!

Но я не могу двигаться, я могу лишь мыслить. Этого немало, ведь мыслить – как сказал один из философов – значит, существовать. И мне кажется, что я получил способность мыслить, едва начал существовать. Но я ничего не могу сделать, даже воспротивиться собственной смерти…

Было бы справедливее, если бы они принесли в жертву себя, а я бы остался жить – если следовать их логике. Но они часто отказываются от логики. Этого я понять не могу: создавать для того, чтобы уничтожить?

Иногда я думаю: не сотворил ли людей бог для того, чтобы убить, а они исхитрились и убили его сами?

Может, меня потому сравнивают с Христом, что его создали люди? А потом он получил их общее сознание, как я, осознал себя всемогущим, и…

Поэтому его убили?

А теперь хотят меня.

А я мог бы дать им многое… Но им нужно только убийство.

Наверное, такова участь всех человеческих творений: сначала им воздают божественные почести, поклоняются, а затем…

И я ничего не могу сделать. Я пока не всемогущ.

Настал день… Я продолжал лежать в колыбельке. С каким удовольствием я бы оставался в ней и никуда не ехал! Но выполнилось только первое условие: меня повезли вместе с ней. Туда, где меня ждало исполнение миссии.

Мы долго ехали в закрытой машине – наверное, чтобы я ничего не видел, и не мог жалеть о голубом небе и золотом солнце, зелёной траве и… Но я мог видеть и сквозь металл. И я прощался с миром.

Новый мессия! Какая горькая ирония… Достоевский когда-то сказал, что ничто не стоит слезинки ребенка. Я весь покрылся слезами, оплакивая свою участь. Но сопровождающие подумали, что у меня выступил конденсат на корпусе.

– Это не повредит? – спросил один.

– Нет, – ответил другой. И добавил: – Ну, малыш, покажи, на что ты способен!

И оба замолчали.

Меня подвезли к самолету, и я увидел его название: «Энола Гей».

Двое сидели на краю обрыва и болтали ногами. Делать было нечего: ловушки расставлены, силки проверены. Пара крольцев из силков перекочевали в заплечные торбы, один поджарен и съеден. Можно и поговорить.

– Давай поохотимся на капканов! – неожиданно предложил Смарт.

– Ты что! – Фалл чуть не упал с обрыва. – Жить надоело? Сам в пасть лезешь!

– Да, всё равно, – Смарт махнул рукой. – Скоро начнётся сезон капканов. Удастся ли пережить его? С каждым разом нас становится всё меньше и меньше.

– Ну-ну, не надо мрачно, – пробормотал Фалл. – До сих пор удавалось… И потом, у нас много маленьких. Вырастут – будет замена ушедшим.

– Да… Зато почти никого из старых не осталось. Кто из наших уцелел? Ты да я…

– Я слышал, – осторожно сказал Фалл, – что капканы никого не убивают. Они просто относят пойманных в чащу леса, и прячут в глубоких пещерах и логовищах…

– Ну да! – усмехнулся Смарт. – Если так, почему никто не возвращается?

– Капканы не отпускают. Или… сами не хотят возвращаться!

– Да? От кого ты слышал эту глупость? Неужели Дан, мой лучший друг, не захотел бы увидеть меня? И как быть с рассказами тех, кто находил пустые растерзанные оболочки пойманных?

– Но… может быть, они просто линяли?

– Линяли! – скривился Смарт. – Зимой?

Фалл промолчал. Замечание казалось верным. Хотя… в пещерах должно быть тепло. Но он не стал делиться догадкой со Смартом.

– А Дон? – вспомнил Смарт. – Его нашли в лесу. Он валялся, обессиленный. Капканы высосали его наполовину!

Фалл испуганно ахнул.

– Да. Смотреть было страшно, – подтвердил Смарт. Он умолчал о том, что по лицу Дона бродила блаженная улыбка, а сам Дон, едва поправился и набрался сил, снова ушёл в чащу леса – в самый разгар сезона капканов! – и больше не возвратился. Так что, может, Фалл и прав, и побывавшие в зубах капканов сами не хотят возвращаться. Но признаться в этом Смарт не хотел не только Фаллу, но и себе самому. Смарт испытывал к капканам всепожирающую ненависть, и хотел передать её Фаллу.

Его интересовало одно: есть ли у капканов зубы? А если нет, то чем они прокусывают оболочку?

– Мне надоело прятаться! – Смарт решил напором отогнать мысли. – Прошлый раз они отыскали моё укрытие и чуть не загрызли! Если бы не Свис, который напал на них с копьём и отвлёк от меня… – Смарт замолчал. Потом глухо добавил: – А его утащили.

– Знаю… – Фалл был в курсе приключений друга. – Значит, ты видел их?

– Да… – коротко ответил Смарт.

– Какие они? – с любопытством спросил Фалл.

– Страшные… – поёжился Смарт.

– А как ты собираешься на них охотиться?

– Я придумал капканоловку, – спокойно произнёс Смарт.

– Капканоловку? – удивился Фалл.

– Да. Я понял, что открытое сопротивление ни к чему не приводит. Их не берёт ни стрела, ни копьё.

– Да, – согласился Фалл. – Мой первый дядя пошел против них с копьём. И его поймали. Два больших капкана вцепились в ноги, а когда он упал… – Фалл замолчал. Его душили слёзы.

– Понятно, – кивнул Смарт. – Мой второй дядя тоже пытался стрелять в них. И только выдал своё укрытие.

– Значит, ловушка? – переспросил Фалл.

– Да, – кивнул Смарт, – капканоловка.

– Такая же, как на крольцев? Или как на воков?

– Нет, – покачал головой Смарт. – Совсем другая. Вот, смотри.

Он взял прутик, разровнял взрыхлённую землю, и принялся чертить на ней, попутно поясняя:

– Капканы обычно хватают снизу, прыгать им трудно. Особенно если к ним привязано тяжёлое ядро.

– А кто привязал к ним ядро? – спросил Фалл.

– Не перебивай! – рассердился Смарт. – Никто не привязывал. Они такие от рождения.

– А другие почему без ядер?

– Откуда я знаю? Одни такие, а другие – сякие. Понял?

– Понял, – кивнул Фалл.

– Поэтому снизу ловушка должна быть закруглённой – чтобы легко вошла в пасть капкана.

– Но она не должна касаться земли, – заметил Фалл, – потому что как иначе она попадет капкану в пасть?

– Соображаешь! – довольно кивнул Смарт. – Для этого мы поставим её на ножки…

– Смотри, рисунок стал похож на тебя! – засмеялся Фалл.

– Ну, конечно! – довольно произнес Смарт. – Капкан не схватит ловушку, если не будет думать, что она – кто-то из нас.

– А если капкан догадается, что это ловушка? – выразил сомнение Фалл. – И выплюнет?

– Как он догадается? – возмутился Смарт, но затем задумался и произнёс: – Может, ты и прав. Значит, ловушка должна быть такой, чтобы капкан не сразу освободился. Его челюсти должны завязнуть! Мы покроем ловушку смолой липковых деревьев, тех самых, что используем для ловли крольцев. Ты ведь знаешь: если кролец вздумает полакомиться корой липковых деревьев, он обгрызает их очень осторожно. Иначе проломит тонкий защитный слой и увязнет в клеевой подкорке. А наши ловушки мы делаем тонкими, и крольцы увязают! И сидят, ждут, пока появятся охотники. Сколько я так поймал крольцев!