Но у Павла не было ни малейшего намерения оставить Варнаву нести наказание, а самому избежать его, — и он ничего не сказал о своем гражданстве.

На следующее утро апостолов вместе с разномастной толпой мелких воров и беглых рабов вывели на городскую площадь и поставили за специальной загородкой. Магистраты заняли свои места на возвышении, называвшемся "бема". За ними стояли широкоплечие ликторы, каждый из которых держал в руках фасции — топорики, особым образом обвязанные прутьями, символ власти магистратов римских колоний.

Наказания были публичными: многие христиане с печалью наблюдали из толпы за происходящим. Павла и Варнаву, в кандалах вытолкнули на открытое пространство перед возвышением. Слушания не заняли много времени, и приговор был вынесен быстро. Ликтор выступил вперед. Павла, а затем и Варнаву подтащили к доходящим до пояса столбам с перекладиной. С них сорвали одежды и выбросили их в кучу отбросов. Обнаженных, их перегнули через столбы и так привязали. Ликтор вытащил из фасций березовые прутья и начал избиение.

После наказания, болезненного, но не слишком жестокого, кандалы были сняты, и истекающие кровью проповедники оделись. Не дав им отдохнуть и исцелить раны, апостолов выпроводили на расстояние примерно 5 км за границу колонии, и они зашагали дальше. Сопровождали их не только христиане, но и неуверовавшие иудеи, торжествовавшие над жертвами своего заговора. Может быть, из-за этого последнего обстоятельства Павел и Варнава остановились и торжественно отряхнули пыль со своих ног, выполняя повеление, данное Господом Иисусом посланникам Своим: "И если кто не примет вас, и не будет слушать вас, то, выходя оттуда, отряхните прах от ног ваших, во свидетельство на них".

Среди христиан, сострадавших апостолам во время наказания в Писидийской Антиохии, были пожилая иудейка по имени Лоида, ее дочь Евника и сын Евники, Тимофей. Лоида уверовала первой, за ней ее дочь. Тимофей, которому было 17 или 18 лет, считался "сыном Павла в благости", одним из тех обращенных, новое рождение которых стоило Павлу тяжких трудов. Такие ученики на всю жизнь оставались связаны с ним как бы невидимой нитью. Лоида и ее дочь были жителями Листры, римской колонии, лежавшей приблизительно в 200 км к востоку. Они, судя по всему, решили идти домой вместе с апостолами, которые, к удивлению молодого Тимофея, казалось, радовались своим страданиям.

Изгнание из Антиохии не означало, что апостолы теряют свободу передвижения. Павел и Варнава могли остановиться на пару дней, отдохнуть и залечить раны в доме у христиан, живших поблизости от обсаженной тополями Дороги Августа, которая тянулась через холмы на восток. Там же они дали последние наставления остающимся ученикам. К своей радости апостолы обнаружили, что ученики не только не пали духом, не испуганы, но бодры и веселы, уверены в том, что Святой Дух не оставит их, когда апостолы уйдут. Наказание Павла они сочли только вступлением к преследованию, которому подвергнутся сами, и укреплялись духом. Бог был на их стороне, и они не боялисьЪйчего, что исходит от человека.

Итак, маленькая группа отправилась вперед по Дороге Августа. После двухдневного пути странники добрались до опустошенной границы империи. Им приходилось останавливаться на постоялых дворах, которые в императорском Риме были в то же время и публичными домами. Павел с тоской мечтал о времени когда Галатия, Малая Азия да и весь мир будут полны странноприимными домами для путешествующих христиан.

На седьмой день пути, после того, как путники миновали озеро у самых склонов Тавра, лежащее в верхней части узкой плодородной долины, дорога разделилась надвое. Мы не знаем, пошли ли женщины сразу по военной дороге в Листру или нет, но Тимофей остался с апостолами, которые повернули влево, на перевал, и направились в древний город Иконию, расположенный на самом краю центрального плато.

Никто не возвестил о прибытии апостолов и никто не заметил их, но Павел воспользовался первой же возможностью проповедовать в синагоге, и, так же, как и в Антиохии, ему сопутствовал феноменальный успех. Большое количество иудеев и эллинов уверовало, и с первых же часов эта вторая галатская церковь стала тем, чем, по мнению Павла, должна была быть любая церковь — объединением рас и народов: урожденные греки и евреи стали едины во Христе Иисусе.

Иудеи, отказавшиеся поверить в то, что Иисус и есть обещанный Спаситель, немедленно контратаковали: "они возбудили и раздражили против братьев сердца язычников". Обращенные испытывали ощущение нового измерения, которое Павел называл "жизнью вечной", а необращенные занимались распространением сплетен, вызывавших невольное содрогание. Так Икония, пыльный, продуваемый ветрами город с двумя горными пиками над ним, напоминающими пирамиды, стал местом в мире, увидевшим образчик поведения, так часто повторяющийся на протяжении всей истории: как только одни люди начинали жить в согласии с учением Иисуса Христа, другие пытались всячески очернить их. "Их ненавидят за тайные преступления… Их обвиняют в ненависти к роду человеческому… Люди самого худшего нрава, заслуживающие самого сурового осуждения…" — почти такие же фразы, как эти, взятые из Тацита, отразившего отношение к христианам в эпоху Нерона, можно услышать и теперь: их использовала атеистическая пропаганда против верующих в России.

И, как в России и в древнем Риме, так и в Иконии, атмосфера подозрительности и ненависти только доказывала жизнеспособность мирного благовествования. День за днем, неделю за неделей Павел и Варнава, пишет Лука, проповедовали, "смело действуя о Господе, Который, во свидетельство слову благодати Своей, творил руками их знамения и чудеса".

Западные теологи часто подвергали сомнению эти слова: "знамения и чудеса", считая, что они представляют собой позднейшее наслоение или свидетельствуют о легковерии Луки, повторяющего чужие басни; но слова эти ясны и понятны для христиан Африки и Востока. С Лукой не стали бы спорить и многие европейцы — и тот чувствительный путешественник, который спал в общинном доме в горной Бирме рядом с алтарем духов и тот житель культурного Запада, который поссорился с колдуньей-врачевательницей из Конго. Силы зла, может быть, предпочитают проявляться на Западе в несколько усложненных формах, но весь остальной мир не осмеливается отвергать "злых духов" и "бесов" как создания воображения. "Знамения и чудеса", совершенные в Иконии, возможно, заключались в том, что мужчины и женщины, обретя веру в Христа, чувствовали внезапное облегчение, освобождение от психических страданий, нервных болезней или сознательного служения злым духам. Павел вписал новую главу в то, что было начато в Галилее: "Он исцелил многих, страдавших различными болезнями, изгнал многих бесов".

Напряжение росло. Город разделился на два противоположных лагеря — тех, кто последовал за апостолами или сочувствовал им, и тех, кто ненавидел их. Павел часто подвергался оскорблениям и нападениям на улицах, но все же намеревался провести в Иконии зиму. Но однажды, поздней осенью, Павлу дали знать, что недружелюбно настроенным язычникам и иудеям удалось склонить на свою сторону начальство, которое обещало смотреть сквозь пальцы на готовящуюся массовую расправу. Павла и Варнаву собирались побить камнями — не по приговору, а как бродячих собак.

Апостолы решили бежать. Избиение камнями могло стать смертной казнью. К тому же публичные "меры" такого рода, молчаливо поддержанные властями, могли спровоцировать всеобщую облаву на новообращенных. В случае бегства апостолов ученикам приходилось самим защищать себя, но Антиохия Писидийская показала, что юная церковь может и сама укрепиться силой Христовой, — и даже лучше, чем предполагали ее основатели. Поэтому, воспользовавшись услугами Тимофея, Павел и Варнава последовали повелению Господа: "Когда же гонят вас во граде сем, бегите в другой".