— Вы пытались прорваться сквозь стену огня? — спросил Ульхард и содрогнулся.

— Мы пытались, — сказал Корхи. — Нас вела любовь и ненависть. Он был — неестественное зло, и мы пытались прорваться сквозь огонь, чтобы вонзить в него меч, пулю или клыки — что выйдет. Я бы не ушёл, если бы Гхоти-Тью, мой командир, не приказал мне бежать к Вечернему Дому, чтобы рассказать тебе, как умирали за Закатный Край твои волкопсы…

— Но Белого Рыцаря не достали ни пуля, ни меч, ни клыки? — спросил Ульхард.

— Никто из нас не сумел подойти на удар меча, — сказал Корхи. — Пули не причинили ему вреда — он хохотал, когда жёг наших стрелков. Ему было очень легко сделать это, — с мукой добавил Корхи и заскулил, как щенок. — Ему было легче убивать нас, чем быку — смахивать комаров с боков. Он неуязвим для нас и знает, что неуязвим. И ему было смешно убивать нас…

Волкопёс отвёл взгляд к тёмному окну и завыл в пустые небеса. Ульхард гладил его спалённую шерсть и понимал, о чём воет его зверь. Не только о своих погибших братьях — о беззащитности, о безнадёжности, о несправедливости жестокого божества.

О нечестной игре в стране краденых душ.

И его королю тоже хотелось завыть. Но Ульхард сказал:

— Тот, кто жжёт, не думая об опасности огня, сам может погибнуть в пламени. Кто вызывает лесной пожар, горит в нём вместе с другими живыми созданиями.

Корхи облизал сухой воспалённый нос и взглянул на Ульхарда страдающими глазами:

— Да, любой, но не Белый Рыцарь. Все живые существа живут по законам живого мира, а он — нет. Стихии подыгрывают ему, потому что за него сама Судьба. Он — неестественное зло, мой король, и любой из нас хотел бы его убить. Он вызывает омерзение и страх.

— А что делала Лима? — спросил Ульхард глухо.

— Плакала, — кратко отвечал Корхи.

— Много ли волкопсов уцелело в огне? — спросил Ульхард, ощущая любовь и ненависть.

— Хорошо, если кто-нибудь, — сказал Корхи. — Я устал, король. Мне очень больно.

— Шерн, — сказал Ульхард своему лейб-медику, — если вы спасёте этого зверя, я буду благодарен вам до конца жизни.

— Он сильно страдает и будет страдать долго, — сказал Шерн. — Но я сделаю всё, что в моих силах, государь.

Ульхард кивнул. Он думал о Белом Рыцаре и мечтал, как и его звери, воткнуть клинок в его горло.

Ульхард глядел на Закатный Край со смотровой площадки сторожевой башни Вечернего Дома, и синеглазые феи стояли рядом с ним. На бедре Эвра висел меч, а за спиной — лютня. Эвра держала в руках дальнобойный лук. Серые стражи отступили в тень, дожидаясь приказа.

Ледяная ночь царила над Закатным Краем; начиналась она безлунной, но пока Ульхард спал, взошла белая мёртвая луна. В её холодном свете Ульхард видел далёкие деревни, гиблый лес, острые башни замка барона Тилса и широкие пространства полей, подёрнутые инеем.

А ещё Ульхард видел зарево на востоке. Оно не напоминало зарю; рассвет — сер, белёс, рассвет не рвёт сердце, как отблески пожирающего огня. Это было злое зарево пожаров, пламя войны.

Ульхарду казалось, что наступает зима. Ещё ему казалось, что Закатный Край канул в ночь навсегда, во всяком случае, очень надолго. Вместо рассветной зари на востоке теперь пылают леса. Кто-то там, наверху, решил, что земли Ульхарда не заслуживают солнца, зато заслуживают огня.

Ульхард сделал знак, и серый воин отделился от серой стены, словно вышел из камня. В его бледных глазах стоял зеленовато-белёсый светящийся туман.

— Что ты видел? — спросил Ульхард. — Что ты видел с того момента, как догорел закат?

— Как с востока летели чёрные птицы, — сказал страж. — Как барон Тилс поднял на башнях королевские штандарты. Как зверьё из гиблых лесов выходило на проезжую дорогу и принюхивалось, задрав морды к небу. Ночной ветер доносит запах гари.

— Мне надо скакать на восток, навстречу к Белому Рыцарю, — сказал Ульхард, глядя на расползающуюся полосу огня. — Туда, где за меня умирали мои волкопсы. Чтобы посмотреть твари в глаза и вызвать на бой. Чтобы освободить Лиму от грязных чар. Мне странно, что я до сих пор этого не сделал. Я не понимаю, что заставляет меня сидеть в Вечернем Доме и ждать — дети, спящие в каминном зале, дурная надежда или просто злая воля богов. Мне понадобилось много времени, чтобы понять, как действовать, но теперь я понял. Коня мне.

Серый страж отдал приказ воинам свиты. Кто-то сбежал вниз по винтовой лестнице. Феи смотрели на Ульхарда огромными печальными глазами, в которых плескалась луна.

— Вы возьмёте меня с собой, государь? — спросил Эвр. — Я хочу быть с вами во время последней битвы. Я хочу вспомнить, что когда-то был воином.

— Я отправляюсь умирать, — сказал Ульхард.

— И я отправляюсь умирать с вами, — кивнул Эвр. — Может, перед смертью я успею спеть о вас, государь.

— Возьмите и меня, — сказала Эвра. — Я люблю вас, государь, и не претендую ни на что, кроме смерти. Я хочу петь вместе с братом о лунном зеркале озера, о синих звёздах над ним и о свободе лесных жителей, которая когда-то была жива. Может, я успею перед смертью всадить в тварь стрелу.

Ульхард обнял фей за плечи.

— Хорошо, — сказал он. — Я чувствую в вас силу и вижу, что вы мне сродни. Мы отправимся вместе.

Они спустились по лестнице, освещённой факельным светом. У крепостных ворот били копытами каменные плиты лошади-призраки. Десять серых воинов держали своих коней за узду; среди них был Дилан. Свита Ульхарда сбилась в тесную толпу. Старый Сандик спросил:

— Мой государь, что нам делать, если вы не вернётесь?

— Жить, — сказал Ульхард. — У Закатного Края нет наследников трона, но они найдутся, если наша земля уцелеет. Пусть Оракул назовёт достойнейшего. Больше я ничего не могу подсказать. Ты, Сандик, отвечаешь за Вечерний Дом, а Дилан остаётся защищать детей.

Серый воин склонил голову. Ульхард взял у него поводья призрачного коня. Ворота открыли.

Король, феи и девять серых бойцов верхом на туманных тенях вылетели в ночь.

Восточный тракт бледно освещала луна. Тени деревьев лежали на нём, скорченные, как руки сгоревших заживо. Ветер нёс запах огня.

Тёмная земля летела под копыта. Луна летела за конями. Деревья вдоль дороги слились в сплошные полосы. Поля неслись навстречу. Ночь расступалась перед всадниками, как холодная вода. Ей не было конца.

Ульхард не знал, сколько времени прошло в этой бешеной скачке. Ночь не кончалась. Лес сменялся деревушками без огней — и снова лесом. Призрачные лошади не знали усталости, но всадники смертельно устали. Им хотелось дать себе хоть небольшую передышку — но ночь всё длилась, и казалось, что можно будет остановиться только с рассветом.

Лунный свет обрисовал впереди тонкий контур замка на высоком холме. Луна сияла между его башен — и их очертания, похожие на лезвия мечей, воткнутые в небеса, знакомые, как линии на собственной ладони, вызвали у Ульхарда стон отчаяния.

Феи придержали коней.

Впереди возвышался Вечерний Дом.

Дорога, ведущая на восток, сделала невозможную петлю, несуществующий крюк. Восток стал западом, путь — обманом. Злобные силы не выпускали Ульхарда из Вечернего Дома. Он должен был дожидаться Белого Рыцаря именно здесь.

Ульхард спешился, сел на землю, подёрнутую изморозью, и обхватил голову руками. От тоски и бессильной ярости у него снова разболелась голова. Весь порядок вещей лгал, всё вокруг, даже дорога и луна, подыгрывало Белому Рыцарю.

Феи сошли с коней и опустились на колени рядом со своим королём.

— Он непременно появится здесь, — сказал Эвр. — Он идёт сюда.

— Да, — сказал Ульхард глухо. — Он идёт сюда по Закатному Краю, а с ним — огонь и смерть. И я не могу его остановить. Здешние боги — слепы? Подлы?

По промёрзшей земле далеко разнёсся глухой стук многих сотен копыт. Ульхард встал. С запада приближался конный отряд.

Юноша, носящий знаки Ульхарда, остановил своих людей и спрыгнул на землю.

— Государь, — сказал он, — как хорошо, что я вас догнал. Барон Тилс, барон Ледрих и я привели своих воинов, чтобы остановить Белого Рыцаря…