— А скажите честно, у вас есть ЛЮБОВНИЦА?

Присутствующие затаили дыхание и стали с интересом ждать, как отреагирует мэтр на столь хамский вопрос.

Тот и бровью не повёл, ответил:

— Да, у меня есть любовница. Моя любовница — это ТЕАТР!

И в это время его спутница, как была в шубе, со второго этажа — на первый, как говорится, голова-ноги, кубарем вниз… По всем четырнадцати ступенькам, ни пропустив при этом ни одной…

После сего грохота наступила оглушительная тишина, и кто-то из присутствующих тихо сказал:

— Армен, кажется, ваш ТЕАТР упал…

Можно добавить, что всё обошлось для «театра» благополучно. Люди в таком состоянии и с крыши падают — и ничего, а тут каких-то четырнадцать ступенек! Так что жива-здорова, и слава богу!

Ну кто не знал Сеню Фараду?! Его знали ВСЕ, и толком не знал НИКТО. Я имел счастье пару-тройку раз бывать в компании с ним, даже принимать его у себя «на хате», всё пытаясь доковыряться, как говорят в Одессе, «до мозговых глубин»… но всё безрезультатно. Внешне тихий, даже какой-то неприметный, он умудрялся оставаться в центре внимания даже тогда, когда рядом находились «мэтры», более громогласные и броские. Сеня всегда был человеком-«ПЕРСОНАЖЕМ», с его слегка детскими слабостями и капризами. Со своей всенародной славой он носился как с малым дитём, лелея её глубоко в себе, и всегда жутко радовался, когда его УЗНАВАЛИ. И напротив, если люди вокруг по какой-либо причине не замечали Семёна… сразу возникала горькая, совсем по-детски обида на весь окружающий мир. Ежли он заселялся в гостиницу — мог стать у лифта и зорко следить: производит ли впечатление на окружающих хотя бы тот факт, что ОН УЖЕ ЗДЕСЬ! И если начинали бросать взгляды, шушукаться за спиной: «Смотри-смотри! Вон Фарада!», то можно было смело заселять Сеню даже далеко не в люкс. Но совсем другое дело, когда народное «узнавание» по какой-либо причине давало сбой.

Так, однажды мой друг Додик Черкасский стоял с Сеней в гостинице у лифта, из которого выходили иностранцы (!). И понятное дело, на Сеню НЕ ОБРАТИЛИ внимания. Ну это дело такое, КТО такой Фарада для них там в Африке или на острове Пасхи?!

НО Сеню это обстоятельство ЖУТКО обидело! Он глянул на Давида и бросил:

— Говно — отель, валим в другой!

В другом, как на беду (это был «Интурист»), повторилась ТА же история: снова — лифт, снова выходящие интуристы, снова — ноль внимания на Сеню и снова: «ГОВНО-ОТЕЛЬ, поехали дальше!».

И не помогало то, что Додик с пеной на губах доказывал, что это, мол, ИНОСТРАНЦЫ, люди недалёкие, и в кино не ходят, и «Гараж» вместе с «Уно моменто» не видели, и вообще, КТО такой Ричард Гир вместе со своей «Гиршей» (т. е. женой) рядом с нашим славным СЭМЭНОМ… Бесполезно!

Сеня упирался, как молодой жеребец, и Додик понял, что «ЭТО» у друга — НАВСЕГДА!

Прилично потыркались, пока нашли отель «с узнаванием», и после получаса массового братания, автографов-«на-чём-угодно» и других атрибутов народного психоза Сеня с триумфом заселился в более чем скромный номер гостиницы, на вывеске которой не хватало места… даже для одной звезды.

…Как-то один мой будущий товарищ по имени Федя Крат (по причине многочисленных романов его в шутку называли МногоКрат) организовал фестиваль юмора, и не где-нибудь, а в Карачаево-Черкессии, точнее в Домбае и в городе Нальчик. Забегая вперёд, скажу, что главная ошибка Многократа состояла в том, что он напечатал афиши с красочными ФОТОГРАФИЯМИ народных «любимцев». А среди них — и Саша Филипенко, и Володя Вишневский (с его знаменитой мини-поэмой «Ты мне роди, а я перезвоню!»), и куплетисты Мишуков — Бандурин (см. «Аншлаг»), и я (никем на Кавказе не знаемый)… и, конечно же, Семён Фарада в шикарном исполнении модного московского плакатиста-фотографа в центре афиши. И вот эту всю «красоту» вывесили в Нальчике. В ожидании будущего АНШЛАГА!

Афишки наши глянцево-красочные провисели на улицах города… минут двадцать, после чего ВРАЗ… были украдены на сувениры и добрую память. В результате в славном Нальчике люди так и не узнали о существовании нашего будущего концерта. И как следствие, НИКТО не пришёл на концерт, зато нашими афишками через день бойко торговали на местном рынке.

Да, я забыл сказать, что Фарада по происхождению был «дважды» евреем, причём одновременно и кавказским евреем, и «нашим». По папе — кавказским, а по маме — «нашим». Или наоборот. Это обстоятельство его так веселило, что он любил называть себя «Дважды еврей Советского Союза». И добавлял, что в Союзе он — один такой уникальный.

…Не буду говорить, что появление Сени в Домбае, где у нас была основная «база», вызывало бурю восторгов у местных джигитов и джигиток самого широкого возрастного слоя. Это был лёгкий фурор местного масштаба! По улице пройти с ним спокойно составляло целую проблему, поцелуи чередовались с «фотканьем», мамаши несли совсем крохотных детей, чтобы те, несмотря на полную несознанку, могли получить полноценный кайф от близости с Самим. На подъёмниках, на каждой промежуточной станции, были накрыты «поляны», где седые старейшины уже вовсю булькали угрожающих размеров рогами с вином.

С. Фарада — посиделки у Быстряковых

…Сеня купался в славе, как кот в сметане. Меня же в тех местах никто (как я уже говорил) не знал и, как следствие, не обращал внимания на хлопца, который со стороны наблюдал триумф Звезды. Это обстоятельство меня жутко раздражало (я ведь тоже, типа, АРТИСТ!), а никто не целует-мучает и автографов не требует (до эпохи «Золотого гуся» оставалось ещё пару лет). И я мучительно подыскивал повод, чтобы хоть в чём-то отождествиться с «великим Сеней» или, по крайней мере, ощутить свою нужность на этом празднике имени Фарады. И наконец ПРИДУМАЛ!

— Сэмэн! — сказал я в один из вечеров, вроде бы вскользь, уже в гостинице. — А ты напрасно так это вот спокойно в этих местах гуляешь. Плюс обнимухи со всеми, да по стаканчику-другому не отказываешь! А ведь — ЧРЕВАТО!

— ЧЕМ, Вова, чревато? — забеспокоился вдруг «Дважды еврей Советского Союза».

— «Чем-чем?!» А то, что ты дикие местные обычаи будто не знаешь?! Ты ж для них, для местных, типа живого сувенира, можно даже сказать, АМУЛЕТА. А какое первое желание возникает у гордого жителя гор, когда он тебя видит? Обнять, выпить, сфоткаться и т. д. А теперь подумай, ведь может найтись джигит, что захочет иметь ВСЁ ЭТО у себя дома, где-нибудь высоко в горах, в ауле, где один телевизор на тридцать семей, да и тот поломанный стоит для красоты. А тут живой сувенир под названием «Семён Фарада»… и всегда под рукой, и перед кунаками похвастаться есть чем. Смотри, Сеня! Стырят тебя, как в той «Кавказской пленнице», и всех делов!

— Да ну, разводишь ты меня, — обеспокоенным вдруг голосом сказал мне Семён. — И как это они меня стырят?!

— Да «НА РАЗ», Сеня! Мешок на голову, и… ку-ку! Вокруг горы, искать — не переискать (я уже и сам вдохновился своей же ерундой). Будешь где-нибудь в заоблачном ауле халтурить как «живой сувенир имени самого себя». Конечно, будут кормить как на убой, за выпивоном дело тоже не станет, ну а в дальнейшем, может, там и театрик какой организуешь. И назовёшь — «Театр за облаками» (меня уже вовсю несло).

В этом месте Семён выдал паузу, которой мог спокойно позавидовать сам Станиславский.

— Ну не знаю, Вова, — нарушил он раздумье, — прав ты или как, но только с завтрашнего дня от меня — НИ НА ШАГ! Действительно, мало ли что у них в голове. Обнимаются-целуются, а сами мешок готовят! В общем, так! Я тебя везде тут буду представлять как своего телохранителя, бывшего «афганца», а ты, если что, — ноздри раздувай, и пожёстче так, пожёстче!

И началась для меня, как говорят в Одессе, «ну очень сладкая жизнь». Теперь я передвигался не ЗА Семёном, а ПЕРЕД ним, типа заслоняя от всевозможных поползновений.