— Ну, Илья, мы НЕ ВИНОВАТЫ! Он (Чигляев) ПЕРВЫМ вышел!!!

А ещё был случай. Связанный с сауной, где-то в районе Святошино.

Товарищевали мы тогда с Толей Писаренко. Люди, интересующиеся спортом, помнят такого выдающегося тяжелоатлета. И он нас иногда зазывал в сауну. Была нас там разношерстная компания, и частенько оказывалось в ней сразу по-нескольку ребят из «Золотого гуся». А это был самый пик нашей «гусиной» славы: по улицам было сложновато передвигаться — дамы дружно падали в обморок, мужики первым делом вываливали на нас все имеющиеся у них анекдоты… Как говаривал Додик Черкасский, «пришла заслуженная старческая слава».

С Женей Паперным и А. Гарцманом в бане

Я хочу сказать, в этой сауне была одна замечательная «фишка» — небольшой внутренний дворик, и когда выпадал снег — можно было смело выскакивать голяком и кататься в снегу, фиг кто увидит! Дворик со всех сторон был окружён высоким кирпичным забором.

Мы как-то упустили из вида то обстоятельство, что раз над нами на втором этаже находится ресторанчик, то в нём, естественно, иногда бывают люди. Но поскольку — зима, то и двери закрыты, и на террасу никто не выйдет!

Откуда ж нам было знать, что именно в тот день, в «наш банный», именно в том ресторанчике, что в аккурат — над нами, будет праздноваться свадьба, и не какая-нибудь, а самая настоящая СЕЛЬСКАЯ, с мордастыми сватами в рушниках, с беременной-на-двадцатом-месяце невестой (как полагается!), с зарёванной мамкой и с немыслимым количеством спиртного. Словом, как у людей!

…Мы себе, отпарившись по полной, выскочили, размахивая «достижениями» на свежий морозный воздух, в этот наш внутренний дворик — и в это же самое время ВСЯ СВАДЬБА, разогретая водкой, вывалилась на терраску, так сказать, на свежий воздух… А мы — внизу! «Золотой гусь» чуть ли не в полном составе! И — голяком! Ничего ж не подозревая! И где ещё, в каком телике ЭТО увидишь?!

…В общем, невеста сразу радостно упала в обморок при виде всего ТАКОГО! А из наших, к примеру, один только Евгений Васильич Паперный мог УДИВИТЬ «этим»… любого! Уже не говоря об остальных «бойцах».

Новость, что внизу — «Золотий гусак», облетела гостей в момент, и весь толпень ламанулся на террасу поглядеть сверху на любимцев. А мы-то сразу и не среагировали. Во-первых, с пылу — с жару из парной, во-вторых, пивком баловались — остроту реакции притупили.

Короче, сообразили, уже когда публика стала шугать вниз за автографами и… «шобы сфоткаться». Благо, этаж был невысокий плюс снег мягкий. И народ поддатый, оттого и смелый. Мы едва успели нужные места снежком «запудрить», чтобы — не очень светить.

C кумом Валерой Чигляевым берём интервью у дельфинов

Нам потом рассказывали, лишь один жених остался очень недоволен происшедшим. Ну его понять можно: жених — он и есть жених. Я так подозреваю, у него, видать, всё скромненько, никакой тебе радостной патологии… А тут внизу один Евгений Васильич чего только стоит! Любо-дорого полюбоваться на формы-параметры, на славянскую нашу красоту! Ну и остальные пацаны тоже — не пальцем деланные!

Одним словом, как говорит Жванецкий, «свои ботиночки хороши, если других не видел»! Истина — как для невесты!

Дело было в лихих 90-х прошлого века. Ещё недавно распался Союз, подкатила «незалежшсть», уже замелькали малиновые пиджаки и пальцы веером, а бывшие сознательные комсомольские функционеры толпой валили кто в бизнес, кто в банкиры.

И вот в аккурат для таких вот «новых» киевских банкиров как-то случилось выступать моим друзьям и коллегам по «Золотому гусю» Валере Чигляеву и Жене Паперному. Дело было под Новый год, и какой-то солидный банк, набитый «под завязку» экс-комсомольцами (читай: БАНКИРАМИ) заказал их как популярных, весёлых ведущих.

Итак, роскошный ресторан в центре, гости — кто уже приехал, кого-то ещё ждут, шум-гам… а концертную программу нужно начинать. И понятно, что и отношение к артистам примерно как к официантам: «Микола, а шо ти без Галі? Шо, пізніше буде? Ну, тоді наливай по першій-другій… Хто отам на сцені? Та якісь „артізди-солізди-вокалізди“ шось горлають — хтось привів… Ну шо, за Галю?!.»

А тем временем концерт идёт по полной, с трудом пробиваясь сквозь банкирский бардак. На сцену поднимается Чигляев:

— Дорогие друзья! А сейчас я хочу представить вам моего большого друга, любимого актёра знаменитого режиссёра Виктюка, народного артиста Украины Евгения Васильича Паперного!!! Ваши бурные аплодисменты!!!

Понятно, что все «бурные аплодисменты» состояли из двух-трёх вялых хлопков, которые тут же потонули в радостном шуме, что наконец-то «приїхала Галя і тепер вже — повний кворум!!»… и под весь этот галасливый «бордельеро» на сцену как-то очень незаметно поднялся наш Евгений Васильич. Чем тебе не Ленин-в-октябре?!

А нужно сказать, что актёры — те же люди, и всё человеческое им тоже не чуждо. В том числе и пропустить стопарик по случаю наступающего и под президентский дежурный текст по телику. Женя так и сделал. И вслед за разлившемся по всему телу теплу пришла Благородная мысль — поделиться с присутствующей аудиторией бессмертными строчками французского поэта Шарля Бодлера да ещё и на языке оригинала…

— Дорогие друзья! — начал Евгений. — В этот чудесный добрый, поистине детский вечер я хотел бы поприветствовать всех вас, как тонких (и я в этом глубоко уверен!) ценителей поэзии, гениальными строками поэзии великого Бодлера…

…В зале продолжался гармидер, на Женю внимание никто не обращал, всех почему-то больше, чем поэзия Бодлера, интересовал вопрос «а чому Галя прийшла без Людки» и «Петю! Та не пий вша шсля горшки, не пошжай градус!»

И может, оттого совсем никто и не заметил, как внутри у нашего артиста взыграла обида за поэзию Бодлера, помноженная на градус выпитого стопарика.

Женя набрал полные лёгкие воздуха и вдруг со всей силы гаркнул в зал:

— А ну тихо мне, МЛЯ!!!

От мгновенно возникшей тишины могло показаться, что оглохла вся природа, включая банкиров, официантов и самого Женю. Слышно только было, как где-то далеко метрдотель распекал кого-то из обслуги да ещё в животе у онемевшей Гали бурчал утренний подскисший борщ.

— Же не па ля тужюр, ля мурмур абажур, — заворковал низкий Женькин баритон. И минут двадцать на правильном французском прононсе Паперный утюжил застывшую в ступоре банкирскую публику. Кто успел налить — так и застыл с поднятым бокалом, у кого на вилке оказался огурчик — так все двадцать минут и провисел нетронутым.

А Женя всё ворковал и ворковал. Наконец он поставил точку в Бодлере, и среди ошеломляющей тишины кто-то испуганно пискнул:

— Аплодувати можна?

Овации были ТАКИЕ, что и Алла Борисовна наряду с Иглесиасом плюс Тина Тёрнер вкупе со Стивом Вандером могли, как говорится, отдыхать.

— Эх, черти! Таки любят банкиры старика Бодлера, — заметил Женя, спускаясь со сцены.

— Ой, Женька, не бери пустого в голову! — сказал Валера Чигляев. — Просто все они — бывшие комсомолята, а ты вдруг напомнил, как вламывали им прежде старшие товарищи-партийцы. Такой «партийный» страх — он надолго остаётся в башке. Ну ничего — и Бодлера твоего послушали в оригинале, и прежнее вспомнили! А теперь — НАЛИВАЙ!

За Новый год и за нас, беспартийных!!!

…Вокруг набирал силу привычный праздничный гармидер.

Я, вообще-то, НИКОГДА не пью за рулём. Но, как говорится, жизнь иногда может внести свои коррективы даже в самые незыблемые принципы. В моём случае это был неожиданный приезд моего давнего закадычного друга в дом моих приятелей, где в то время находился я собственной персоной. Ну понятно, тут же — поляна, «вино-пиво-водовка» — рекой, и я как-то, очень не подумав, влился в этот радостный гармидер.