— Какой?

— Его прохиндейство, хочешь верь, хочешь нет.

— Президент?

— Он самый. Вдруг вылез со здоровенным грязным псом из парадных дверей и объявил, что желает прогуляться по Парку.

Аллейн выругался.

— Ты что? — спросил Гибсон.

— Ничего, продолжай.

— Мой сержант, поставленный у входа, пытался его урезонить. Я крутился по соседству в служебной машине, они увидели меня, подозвали, я тоже начал его уламывать. Но он жеманничал и уверял, что мы суетимся по пустякам. Очень трудный человек, — скучно сказал Гибсон.

— И как ты с этим справился, Фред?

— Уперся рогами, как же еще? Сказал, что мы пойдем с ним, а он ответил, что если я волнуюсь насчет его безопасности, так при нем собака и личный телохранитель. Тут дверь снова отворилась и вышел — догадайся кто? — без какого-либо оживления предложил Гибсон.

— Вчерашний копьеносец?

— Правильно. Мой подозреваемый номер один, которого мы бы вчера с ходу у них позаимствовали, будь у нас такая возможность. Он самый и вышел, в натуральную величину.

— Ты меня не удивил. И чем все кончилось?

— Сам догадайся. Налетели журналисты — радио, телевиденье, пресса. Он сказал «без комментариев» и отправился на оздоровительную прогулку с псом, подозреваемым номер один и пятью моими ребятами в патрульных машинах, старающимися организовать какое ни на есть прикрытие. Отправился любоваться на Питера Пэна, — горько пожаловался Гибсон, — но поскольку никто никого не пристрелил и бомб там тоже не швыряли, вернулся, несолоно хлебавши, домой. Сегодня еще ужин во Дворце.

— Его программу сильно подсократили, не так ли?

— Да. Неприметная машина. Смена маршрута. Маленькая вечеринка.

— По крайности, копьеносца он с собой не возьмет.

— У меня таких сведений нет. А я бы не удивился.

— Бедный Фред!

— Ну, это не та работка, на которую идешь как на праздник, — сказал Гибсон. — Да, вот еще что. Он желает повидаться с тобой. Или поговорить.

— О чем? Ты не знаешь?

— Нет. Он просто пробурчал пару слов через плечо, когда воротился. Трудный человек.

— Возможно, он сократит свой визит.

— А его как не сокращай, мне все равно мало не покажется, — сказал Гибсон, после чего они попрощались.

— Да, дельце получается из разряда «поди туда, не знаю куда», — положив трубку, сказал Аллейн. Не знаю, братец Фокс, не знаю. Надо бы поторапливаться, а в каком направлении двигаться, неизвестно.

— Этот мистер Шеридан, — поразмыслив, сказал Фокс. — Он у нас все как-то на обочине остается, верно? И с секретным обществом и с прочим.

— Да, верно. Но его же не было на приеме. Почему вы о нем вспомнили?

— Он тоже член их компании.

— Да. Послушайте, Фокс. Единственная причина — единственная осязаемая причина — по которой мы думаем, что у этих идиотов рыльце в пуху, состоит в наличии доказательства, если его можно так назвать, того, что миссис К-М стреляла в дамской уборной из люгера. Я совершенно убежден, хотя бы исходя из реакции — ее и рыцарственного Полковника — что это ее рук дело, однако настоящее доказательство это все же другая история. Хорошо. Крайне подозрительное и вообще говоря недопустимое слово «совпадение» раз за разом всплывает в нынешнем расследовании, но будь я проклят, если я соглашусь с аргументами, основанными на представлении будто в посольстве за пять минут произошло два совершенно различных покушения на убийство.

— Вы подразумеваете, — спросил Фокс, — что миссис К-М и вся их шайка, кое-что замышляли, но успели сделать только первый ход, после которого копейщик их обскакал?

— Это ли я подразумеваю? Да, пожалуй, но провалиться мне на месте, если эта идея не звучит еще глупее, чем я ожидал.

— Да, идейка не очень.

— А вы попробуйте полюбить ее всем сердцем.

— Я пробую, да как-то не получается.

— Ну и шут с ней. Может и не стоит она ваших стараний. Вот что я вам скажу, Фоксик. Мы попробуем побольше узнать о мистере Шеридане, хотя бы из аккуратности. Но кроме того давайте рискнем и займемся тягостными попытками выяснить обстоятельства смерти девушки по имени Гленис Чабб, каковая смерть произошла в Лондоне первого мая шестьдесят девятого года.

— Дорожное происшествие?

— Мы не знаем. У меня осталось впечатление, что хотя и было использовано выражение «несчастный случай», использовано оно было неверно. Где-то на краю моей изношенной памяти маячит ощущение, возможно и не имеющее реальных оснований, что фамилия Чабб связана с нераскрытым преступлением. Мы в расследовании не участвовали. Дело было не по нашей части.

— Чабб, — пробормотал Фокс. — Чабб. Да-да, что-то было. Постойте, мистер Аллейн, постойте. Одну минутку.

Мистер Фокс затуманенным взором уставился в пространство и замер. Из этого состояния его вывел Аллейн, шлепнувший ладонью по столу.

— Ноттинг-Хилл Гейт, — сказал он. — Май шестьдесят девятого. Изнасилована и задушена. Там видели убегающего мужчину, но арестовать никого не удалось. Да, оно самое. Надо, конечно, проверить, но готов поспорить — это оно. Дело до сих пор не закрыто.

— Черт, вы правы. Расследование закончилось пшиком. Они установили виновного, но так и не смогли ничего ему предъявить.

— Нет. Не смогли.

— Он был цветным, — сказал Фокс. — Цветным, правильно?

— Да, — ответил Аллейн. — Был. И даже черным. Больше того — ну конечно! Нужно заглянуть в нераскрытые дела, и мы наверняка его обнаружим.

Времени на это ушло немного. В папке с нераскрытыми убийствами за май 1969 года имелся исчерпывающий отчет об убийстве Чабб Гленис, шестнадцати лет, чернокожим мужчиной, который, как было уверено следствие, не смогшее, впрочем, этого доказать, являлся уроженцем Нгомбваны.

Когда они сдали папку нераскрытых убийств (подраздел «Изнасилования и удушения», 1969), Фокс заметил, что если до сей поры казалось, будто у Чабба отсутствует мотив, то теперь можно с определенностью сказать, что таковой у него имеется. Несколько застарелый, признал Фокс, но несомненный. И пожалуй отсюда можно вывести, что это их общество имеет целью внести сумятицу в ряды чернокожих, подчинить их себе и уничтожить.

— Чабб становится интересным, — заключил Фокс.

В этот миг на столе Аллейна зазвонил телефон. К большому своему удивлению он услышал голос Трой, никогда раньше в Ярд не звонившей.

— Трой? Что-нибудь случилось?

— В общем-то нет, прости, что потревожила, — быстро заговорила Трой, — но я решила, что лучше известить тебя сразу. Звонил твой Громобой.

— Я ему нужен?

— Как ни странно, не ты. Ему нужна я.

— Да ну? — в голосе Аллейна появился металл. — Ишь чего захотел. И зачем же? Нет, погоди, я понял. Это по поводу портрета.

— Он едет к нам. Сюда. Уже выехал. При полном параде. Сказал, что сможет уделить мне полтора часа. Я пыталась протестовать, но он только проревел в ответ, что мы успеем поговорить, когда он приедет, и повесил трубку. По-моему, я только что слышала, как подъехала его машина.

— Вот же героическая личность! Я буду дома через полчаса, возможно раньше.

— В этом нет необходимости. Я позвонила не потому, что встревожена. Просто подумала, что тебе лучше знать.

— Ты права как никогда. Тащи его в студию и берись за дело. Я мигом.

Аллейн плюхнул трубку на аппарат и сказал Фоксу:

— Все поняли? Вызовите мне машину, Фокс, и постарайтесь послать весточку Фреду Гибсону. Я думаю он висит у этого дуралея на хвосте, но вы все же попробуйте. Оставайтесь здесь и если выяснится что-нибудь новое, дайте мне знать. Все, уехал.

Свернув в тупичок, в конце которого стоял его с Трой дом, он увидел притулившийся к бордюру официальный автомобиль нгомбванского посольства с развевающимся на капоте флажком. За рулем сидел негр-водитель с каменной физиономией. Несколько поодаль, на другой стороне улицы Аллейн без особого удивления заметил «неприметную», как ее именуют в полиции, машину, на сей раз это был доставочный фургончик. В водительском отделении восседали двое коротко подстриженных мужчин. Еще одного гибсоновского здоровяка Аллейн обнаружил за столиком паба на противоположной от дома стороне улицы. У входа в дом возвышался констебль, этот был в форме. Когда Аллейн вылез из полицейской машины, констебль с виноватым видом отдал ему честь.