— Мне нужно уходить на дежурство через полчаса, — сказал Ракитин. — У нас что-нибудь перекусить есть? С утра не ел… Работы было много, а на обед вырваться не успел.
— Я только начала готовить. Ты же не соизволишь позвонить, предупредить, когда ты придешь. Не стоять же мне у плиты целый день, разогревая обед в ожидании любимого мужа. Сделай себе бутерброды. Сыр в холодильнике, хлеб сам знаешь, где лежит. Поухаживай за собой сам, мне некогда. Дети скоро вернутся, а у меня еще ничего не готово.
— Что у Дениса в школе?
— Ох ты, батюшки! — всплеснула она руками. — Вспомнил, заинтересовался. Мужчиной себя почувствовал, добытчиком… Как же, деньги в дом принес в кои-то веки.
— Я и раньше этим интересовался, — тихо сказал Ракитин. — Перестань скандалить, Люба. Я очень устал. Честно.
— Он устал! А я не устала?! У меня уже сил нет все это выносить! Все подруги выглядят так, что любо-дорого посмотреть, а мне уже на люди показаться стыдно: ни одежды приличной, ни здоровья не осталось. Я уже позабыла, когда последний раз отдохнуть нормально ездила. Все к матери да к матери. Мне эта деревня уже поперек горла стоит. Почему я, как все нормальные люди, не могу хоть раз в год на юг съездить? Чем я хуже других? Виновата я, что у меня муж такой? Почему…
— Знаешь… Я, пожалуй, пойду, — сказал Ракитин. — Опаздываю я.
— Ты всегда опаздываешь. У тебя на все время есть, только на семью не хватает. Работа для тебя важнее семьи. Неважно, что дети раздеты-разуты, не важно, что жена как голь перекатная ходит, на это тебе наплевать! А вот на дешевую работу, где денег не платят, зато дружки-собутыльники есть…
— Я не пью, Люба. Ты забыла. И ты знала, где я работаю и сколько времени эта работа отнимает.
— Знала, как же! — блеснула она глазами. — Я и догадываться не могла. Девчонка я тогда была наивная, дура набитая. Если б я знала, разве пошла бы за тебя? Это какая ж мазохистка себя на такие мучения обречет?! Я думала, что все как у людей будет, что семья будет, дети, поездки, в выходные по театрам ходить будем, летом в отпуска ездить… Что, я чего-то невыполнимого прошу? Чего-то чрезмерного? Это нормальная человеческая жизнь. А ты не можешь мне ее дать. Не можешь!
— Пойду я, — поднялся Ракитин. — Пора.
Он хотел поцеловать жену на прощанье, но она раздраженно уклонилась. Ракитин мгновение помедлил и вышел.
* — Я уже готова к обучению, — сообщила Калинина, едва Игорь вошел в офис. — Отпустила всех пораньше, чтоб не позориться своей неуклюжестью, и жду первого урока.
Сегодня она была в темно-синем открытом платье. Шею охватывала черная бархатка с золотым кулоном, украшенным тремя искрящимися в свете ламп бриллиантами.
— Не боитесь платье загубить? — спросил Ракитин. — Фартук-то хотя бы у вас есть?
— Вот, — продемонстрировала она. — Только сегодня купила. Как видите, подготовилась тщательнейшим образом. А также есть вино и фрукты. Нам ведь все равно придется куда-то деть то, что мы с вами приготовим? Я надеюсь, что с вашей помощью мне удастся загубить не все продукты. Приступим?
* Калинина перевернула один из фужеров и, закрепив воском на подставке свечу, поставила импровизированный подсвечник в центр стола. Достала из бара бутылку шампанского и протянула Ракитину:
— Открывайте вы. У меня обычно такой «ба-бах» получается, что не только я, но и все гости мокрые сидят, а в бутылке вина только на донышке остается…
— Ого! — удивился Ракитин, разглядев этикетку. — А не жалко для будничного застолья?
— Оно у меня уже года полтора в баре пылится, — махнула рукой она. — Купила на случай какой-нибудь удачной сделки, но ведь пока эту сделку до ума доведешь, так партнера возненавидишь, что не только «Мадам Клико», но и пепси-колы для него жалко. Разве что с ядом.
Откупорив шампанское, Ракитин наполнил бокалы и пожелал:
— За вас, Татьяна Ивановна. За то, чтобы…
— Стоп-стоп-стоп! — запротестовала она. — Одна маленькая поправка. Не следует ли нам перейти на «ты»? Может быть, это наивно звучит, но я до сих пор не могу привыкнуть к тому, что меня называют по имени-отчеству. Когда речь идет о договорах, сделках, отчетах, такое обращение воспринимается как часть имиджа, часть делового общения… Но что касается всего остального, то я очень медленно привыкаю к такому обращению. Когда меня так называют, я чувствую себя старой, солидной и очень-очень умной… Вы хотите, чтоб я себя так чувствовала?
— Нет, — улыбнулся Ракитин.
— Тогда зови меня Таней, хорошо? И сначала давай выпьем за знакомство, а уж потом я отдам тебе все остальные тосты. В отличие от комплиментов на полуделовых презентациях и фуршетах, твоим комплиментам я буду верить.
— Тогда я буду говорить правду, — сказал Ракитин. — Комплимент переводится как «дополнение». А вы в дополнениях не нуждаетесь.
— Я ведь буду верить, — предупредила она. — Когда женщина снимает доспехи, которые она вынуждена носить, она становится чересчур доверчивой, прямо как ручная зверушка… Не боитесь обмануть?
— Вы… Ты уж лучше не все доспехи снимай, — попросил Ракитин, — мне не стоит доверяться. Это налагает на мужчину определенные обязательства, а я уже боюсь ответственности перед женщинами. У меня не получается быть сильным. Я слишком устал. Честное слово, я не лицемерю. Я хорошо себя знаю. Я видел людей по-настоящему сильных и могу сравнивать себя с ними.
— Это тебе кажется так, — возразила она. — Потому что ты думаешь, сравниваешь, делаешь выводы. А мы, женщины, чувствуем. Надежный мужчина — это не тот, у которого мускулы даже на ушах растут и который способен полдюжины хулиганов раскидать. Надежность не в физической силе ощущается. Ее чувствуешь. Я видела много мужчин, но вот настоящего чувства надежности, так, чтоб ничего рядом с ним страшно не было, такого я еще не ощущала. А от тебя исходит какое-то спокойствие, какая-то загадочная, простая, изначальная сила, что-то из детства, полузабытое… Так спокойно мне было только с родителями, когда я была совсем маленькая. Рядом с ними я была уверена, что ничего не случится, что они сумеют меня от всего защитить… Нет, не так… Я даже не думала о том, что может что-то случиться. Это было так незаметно, что ощущалось только, когда их не было рядом…
— Это я должен говорить тебе комплименты, — сказал Ракитин. — А льстишь мне ты…
— Я не льщу тебе, — возразила она, — я говорю правду. Знаешь, как я научилась чувствовать? В бизнесе это называется интуицией. Только я устала от всего этого. От бизнеса, от интуиции, от лести… Я потому и бросилась так к тебе, что почувствовала в тебе настоящего мужчину, мужчину, который много сильнее меня… Но это тебя пугает. А я за помощью к тебе иду. Тяжело мне эту броню носить. Ты же видишь: даже самые обычные вещи я как самурай делаю, как древнеримский витязь… Возьми у меня эти доспехи, Игорь? Хоть на время возьми. Забудь про то, что я сильная и богатая. Я ведь совсем не сильная на самом деле. А ты совсем не слабый. Мы с тобой оба устали от тех ролей, которые вынуждены играть. Позволь мне немножко отдохнуть возле тебя? Я ведь ни о чем таком не прошу. Ты просто не пугайся меня и не смотри как на взбалмошную дуру, хорошо? Если б у меня силы еще оставались, я бы не просила о помощи так… Я знаю, что это глупо. Так не делают… Но мне хотя бы капельку времени надо. Я отдохну подле тебя, а потом ты меня прогонишь. Я не буду навязываться, я сразу уйду. Я не тащу тебя в постель, не призываю к каким-то поступкам и словам. Ты просто побудь рядом. Я немножко согреюсь и пойду дальше. Ты, наверное, думаешь, что раз я начальница…
— Ничего я не думаю, — возразил он. — Если б я так думал, то и не приблизился бы к тебе. У меня ведь тоже интуиция. И тоже воображение. Я чувствую, когда люди притворяются, лгут, а когда им действительно больно. Только что я могу тебе дать? У меня семья, дети. У меня тяжелая и изнурительная работа, которая забирает меня всего, без остатка. Ты просто придумала меня сильным и надежным. А я — другой. То, что ты принимаешь за силу, — усталость и безразличие к жизни. С первого взгляда это похоже… Ты очень красивая девушка. И очень умная. У тебя богатый запас счастья и радости впереди, это видно даже постороннему человеку. Ты еще не успела растратить эти силы. Ты недолюбила… А у меня все это уже за спиной. Просто мы случайно встретились в этой точке на развилке наших дорог и от одиночества придумали себе надежду. Только ведь у тебя впереди настоящее счастье. А ты хочешь заменить его мной.
