— Он опять потерял сознание, — сказала Лариса, и Сидоровский осторожно опустил Врублевского на землю. Присел рядом, проверяя пульс и стараясь не глядеть в заплаканное лицо Ларисы, в сотый раз повторил:
— Он будет жить… Обязательно будет. Только нужно успеть дойти… Дойти до наших и доставить его в больницу… Нужно успеть…
— Он истечет кровью, — сказала она. — Не успеем..
— Не скули! Раскаркалась! Как это «не успеем»?! Обязательно успеем! Жгуты я наложил, парень он крепкий… Успеем…
— Какие жгуты? — всхлипнула она. — У него вместо ног студень из мяса и костей… Когда они гранату бросили, я думала, что вам двоим — конец.
— Вот и он так подумал, потому и бросился меня собой закрывать… Но ничего, ничего, мы дойдем… Все будет хорошо…
— Ночь, лес, и неизвестно, правильно ли мы идем… Мы же не знаем, где находимся и как далеко отошли от города… Мы заблудились…
— Нас должны искать, — уверенно сказал Сидоровский. — Они же слышали выстрелы, слышали взрыв… Нас наверняка уже ищут… Лес прочесывают. Просто нам надо идти им навстречу… Как он?
— Думаешь, я в этом разбираюсь?
— Проклятье! И я в медицине — ни в зуб ногой… Надо торопиться. Помоги мне его поднять.
Врублевский громко застонал и открыл глаза.
— Сидоровский, — прошептал он, — это в твоем амплуа, Сидоровский…. Тащить человека в тюрьму, даже на собственной горбине…
— Врублевский, заткнись! — отозвался капитан, с трудом различая тропинку в ночной темноте, — У меня может возникнуть непреодолимое желание не мучиться, а взять и пристрелить тебя прямо здесь… Какая темнота, ничего не вижу… Лариса, иди вперед и освещай дорогу хотя бы зажигалкой…
— А у меня нет зажигалки…
— Тьфу! Связался я с вами… Сверну себе шею в какой-нибудь канаве, да еще этот «капитан Флинт» сверху придавит…
— Нет, Сидоровский, ты вредный, ты не будешь ломать себе шею и тем самым доставлять мне удовольствие, — пробормотал Врублевский сквозь зубы. — Ты будешь тащить меня до самой тюрьмы… Ничего, зато в камере я всем расскажу, как на тебе верхом катался…
— Ты замолчишь наконец?! — прохрипел Сидоровский, пытаясь сдуть с кончика носа каплю пота. — Вот ведь, тяжелый какой боров… Отъелся на дармовых харчах… Может, тебя по частям перетаскивать?
— Вот-вот, — подтвердил Врублевский, — на это ты способен… И не тряси так, вези плавно, с комфортом… Музыку включи… и кофе мне, пожалуйста, в купе… Наверное, мне надо в такой ситуации что-нибудь героическое говорить? Типа: «Брось, капитан, брось»? Ни фига, тащи дальше… И не пыхти так, ты мешаешь мне наслаждаться поездкой. Не каждый день на капитанах угро кататься доводится…
— Он бредит? — испугалась Лариса.
— Нет, — отозвался Сидоровский. — Сейчас он как раз в здравом уме… Когда он бредит, он что-то хорошее говорит, а сейчас он в полном порядке…
— Сидоровский, я давно хотел тебя спросить… Как ты умудрился из командировки вернуться?
— Я же говорил тебе — вызвали… в связи со смертью жены…
— Нет… я не про это… Я про напарника твоего, Устинова… Ты знал, что он — человек Шерстнева?
— Знал, — признался Сидоровский.
— А то, что он должен был тебя… задержать там… навсегда… знал?
— Знал, — Сидоровский остановился, привалившись плечом к сосне и переводя дыхание. — Только беда с ним случилась… Несчастье…
— Что такое?
— Я же говорю: несчастье… Несчастный случай… Помнишь, ты мне рассказывал, еще в самом начале нашего знакомства, про полковника, который вышел за охраняемую территорию лагеря и… с ним случилось несчастье? Вот и с Устиновым такое же… несчастье случилось, когда он меня за территорию лагеря вывел… Обстреляли нас террористы… Мне только фуражку прострелили, а вот ему… не повезло…
— А-а, — протянул Врублевский, — понятно… Так значит, ты у меня дважды в долгу… Запомним…
— Запоминай, запоминай, памятливый ты наш… Где же эти паршивцы? Почему не ищут нас?! Ничего, дойдем… Обязательно дойдем…
— Я и не сомневаюсь… Ты сам подохнешь, а меня до тюрьмы дотащишь…
— Врублевский, заткнись!
— Не дождешься… Битый небитого везет, битый небитого везет…
— Вот ведь клоун! Ладно, крепись, парень. Мы дойдем… Обязательно дойдем!..
Лихолит забросил чемодан на верхнюю полку и помахал рукой стоящему на перроне Ключинскому.
— Попрощайся с дядей Гришей, — сказал он Свете.
— Не скучайте, дядя Гриша! — закричала она. — Мы будем к вам в гости приезжать! Часто будем приезжать! Правда, дядя Коля?
— Правда, — подтвердил Лихолит, усаживаясь напротив, — О!.. Ну вот и тронулись… Счастливо, Григорий!
Он еще раз помахал рукой торопливо семенящему рядом с вагоном Ключинскому, а когда тот скрылся из виду, утомленно откинулся на спинку сиденья:
— Уф-ф, вот ведь и закончилось. Скоро будем дома. Что ни говори, а староват я становлюсь для подобных «гастролей»… Староват… Пора уже думать о домашнем уюте, мягких тапочках, кресле-качалке и теплом пледе… фу, гадость какая!
— Мы теперь будем в самом Петербурге жить? — спросила Света, — У нас там будет дом?
— Квартира, — сказал Лихолит, — Но большая.
— Дядя Коля, а почему мы простились только с дядей Гришей? А дядя Сережа? Дядя Володя? Тетя Лариса?
— Дядя Володя все еще болеет, его сейчас лучше не волновать… Он и так после ампутации ног… м-да… Скажем так: переживает… Но за ним дядя Гриша присмотрит, с ним все будет в порядке… Дядя Сережа и тетя Лариса тоже… заняты…
— Мы сбежали от них? — просто спросила она.
Лихолит немного помолчал и нехотя признался:
— Сбежали… Не люблю прощаться. Все эти «слюнки-сопельки» — это не по мне. Мы с тобой сначала обустроимся на новом месте, обживемся, а уж потом начнем наносить визиты, ездить в гости и принимать гостей сами…
Дверь купе открылась, и вошла Лариса Устенко, одетая в брючный костюм и с большой спортивной сумкой через плечо. С вызовом посмотрела на Лихолита и продемонстрировала билет:
— Одно из этих четырех мест — мое… Возражений не будет?
— Как ты нас нашла? — удивился Лихолит. — Ключинский проговорился? Что у него за привычка такая — устраивать чужие судьбы по своему разумению?
— Ключинский здесь ни при чем, — сказала она. — Просто ты оставил в доме всю свою аппаратуру, а ошейник с «маяком» все еще на Фросе, не так ли? Не все тебе одному играть в шпионов и ковбоев… К тому же я давно подозревала, что ты собираешься удрать втихаря. На этот раз не вышло.
— Значит, вы нашли тот дипломат, что оставил для вас дядя Коля? — спросила Света, — И едете с нами?
— Оставил для меня? — переспросила она. — Так значит… ты его оставил специально?! Ты все это задумал заранее, да?! А я-то думала… ты хотел, чтобы я прибежала за вами на вокзал, но чтобы эта инициатива исходила не от тебя, а от меня?! И после этого у тебя еще хватает совести ломать здесь комедии и удивляться, как я узнала?! Я всегда была невысокого мнения о мужчинах, но ты сумел превзойти их всех! Ты — старый, гнусный, лживый…
— Так вот оно какое, «тихое семейное счастье», — задумчиво глядя в окно сказал Лихолит. — Всю жизнь меня интересовало, что это такое, и только теперь я начинаю понимать… Что ж, неплохое начало для создания крепкой, счастливой, полноценной «ячейки общества»…
— Может быть, все-таки поцелуешь меня?
— Хм-м… Интересное предложение… Как ты думаешь, — обратился он к Свете, — стоит им воспользоваться?
— Думаю, стоит, — серьезно ответила девочка. — Мне даже кажется, что вам обоим этого очень хочется…
Сидоровский поставил коробки у порога и нажал кнопку звонка.
— Едва дотащил, — пожаловался он открывшему дверь Ключинскому. — В два захода пришлось поднимать… Здравствуйте, Григорий Владимирович.
— Здравствуй, Сережа. Рад тебя видеть. Проходи… Давай помогу…
— Осторожнее, они очень тяжелые, — сказал Сидоровский, затаскивая коробки в квартиру. — Это подарок Лихолита. Для Володи.
— Как они? Как Света? Как Лариса?
— Передавали тысячи приветов и извинялись, что не могут приехать погостить… Но у них на то есть действительно серьезная причина. Ни за что не догадаетесь, — улыбнулся Сидоровский. — У них ожидается прибавление семейства. Через пару месяцев на свет появится Лихолит-младший.
