— Мое дело предупредить вас, дать направление, а дальше думайте сами, — сказал Миронов. — Ищите, смотрите, слушайте, узнавайте, копайте. Я обратился именно к вам, потому что вы известный в городе журналист. Журналист, способный докопаться до правды. В конце концов, какое вам дело до того, откуда вы получили информацию? От меня вы получите информацию на «березкинцев», а от них — на меня… Вот и обобщайте, делайте выводы.
— Но факты! Факты! Факт — это результат работы, ее показатель. Факт — это тот стержень, на котором держится статья, — сказал Филимошин и добавил про себя: «И вокруг которого можно наворотить целую массу личных гипотез, предположений и выводов. И их уже никто не сможет опровергнуть, потому что в основе лежит факт. А уж его окраска, трактовка или подача — мое личное дело. Ты мне факты давай, горила бритоголовая, а уж что с ними делать и как проверять, это я сам пойму».
— Факты есть, — сказал Миронов. — Разумеется, вам уже известно, что милиция в курсе готовящейся акции «березкинцев» и уже в экстренном порядке принимает меры к предотвращению? Будет большая драка. Не пропустите ее. К такому событию надо готовиться заранее. Но есть то, что неизвестно даже милиции. «Березкинцы» сменили методы работы. Теперь они будут действовать куда жестче, устраняя все преграды методами простыми и эффективными. Сейчас им позарез нужно заполучить контрольный пакет акций универмага «Прибрежный». Конкурентом для них в предстоящих торгах будет бизнесмен Бородинский. Они устранят его.
— В каком смысле? — насторожился Филимошин.
— В прямом. Убьют. Это достоверная информация. Убийца уже получил заказ. А само проведение аукциона будет контролироваться людьми Березкина.
У Филимошина даже дух захватило. Это и был тот самый долгожданный, желанный, несравненный факт. И если он подтвердится…
— У меня есть информация, что покушение будет проведено сегодня, — продолжал Миронов. — Может быть, оно уже состоялось…
В этом он не лицемерил. Акция по ликвидации Бородинского уже началась, и если все прошло нормально, то минут десять-пятнадцать назад Смокотин должен был всадить в выходящего из дома на встречу с вызвавшим его Абрамовым Бородинского пулю.
— Да, я подчас преступаю законы, — сказал Миронов. — Но все же я живу в этом городе. У меня здесь родители, родственники, друзья. И я не хочу, чтобы город стал бандитским. Мы, конечно, делаем свои дела, но мы не стремимся к власти. Нам нужно только заработать себе на жизнь. Мы не ангелы, но всему есть предел. Пока все находитсяв равновесии — жить как- то можно, но если они получат весь город…
Миронов запнулся и замолчал. Ему и без того было тяжело прочитать по памяти заранее заготовленную Шерстневым речь. Все эти сложнейшие для него обороты: «вы поймите меня правильно», «объективность», «влияние», «конкурент», «методы работы», «экстренный порядок», «меры к предотвращению», он повторял перед зеркалом десятки раз, стремясь, чтобы они звучали естественно. Но подобные беседы были не его стихией. Набить кому-нибудь физиономию, запугать, съездить на разборку, отнять машину или квартиру — это пожалуйста, а вот речи произносить… Тут он был не силен. Но Шерстнев строго приказал сначала попытаться увлечь журналиста, заинтересовать, и уж если это не получится, то только тогда применить привычные методы, любой ценой заставив Филимошина написать серию интересующих их статей. Но сначала обязательно попытаться заинтересовать. Почему-то Шерстнев был уверен, что добровольно Мерзавчик напишет куда более полезные для них репортажи.
И все же Миронов чувствовал, что это задание ему не по зубам. Заранее подготовленная речь забывалась, терпение было на исходе, и он уже готов был перейти ко «второй части намеченной программы». Но Филимошина не интересовали ни его красноречие, ни его убедительность. Предложенная трактовка покушения на Бородинского его вполне устраивала. В последнее время Филимошин стал замечать, что читателям надоели бесконечные скандалы и разоблачения, перемешанные с кровожадными снимками и эротической «клубничкой». Информационные программы телевидения и страницы газет, заваленные большими и маленькими «сенсациями», начали вызывать у людей отвращение наравне с опостылевшей рекламой гигиенических салфеток и стиральных порошков. Надо было «поднимать планку», предлагая все более и более сенсационные и сногсшибательные разоблачения. «Высосанными из пальца газетными утками» о нищих миллионерах, собаках-убийцах и коррумпированной милиции читателя было уже не удержать. Но Филимошину сопутствовала удача. Всего за сутки он получил шанс сделать сразу два «сенсационных» материала — о связях шоу-бизнеса с мафией, и о попытке захвата города преступной группировкой. И что самое приятное — в основе того и другого случая лежали факты.
А вот Миронов все еще не понимал, почему журналист не бежит к телефону проверять полученную информацию. Он даже мысли допустить не мог, что Мерзавчик попросту боится опередить киллера сообщением о готовящемся преступлении. Это могло быть провалом грандиозной сенсации. Конечно, сам по себе факт покушения, пусть даже неудачного, тоже о многом говорил, но все же это было не то… Обо всем этом Миронов не догадывался, а потому нервничал.
— «Березкинцы» уже собирали компромат на «отцов города», надеясь прижать их «к ногтю», — наконец сказал он. — К счастью, полковник Бородин вовремя узнал об этом и теперь готовится пресечь эту попытку… Ты будешь писать об этом, или нет?! — не выдержал он. — Или я отнесу эту информацию другому придурку?!
— Я не говорил «нет», — напомнил Филимошин. — Сейчас я позвоню в редакцию, и если узнаю, что покушение на Бородинского состоялось… Тогда я воспользуюсь вашей информацией… Это вся информация, которую вы хотели мне дать? Или есть еще что-нибудь?
— Хватит с тебя и этого, — устало ответил Миронов. — Остальное сам раскрутишь. Не хуже меня знаешь, какие «барыги» у них под «крышей» находятся. «Точки» не забудь перечислить: бар «Фаворит», «Палас-отель» и прочие… Ну все, бывай, журналист.
Он поднялся и, тяжело ступая, вышел из кафе. Филимошин посмотрел ему вслед, достал из кармана диктофон и перемотал запись немного назад.
— «Точки» не забудь перечислить: бар «Фаворит», «Палас-отель» и прочие… — послышался чуть приглушенный голос Миронова. — Ну все, бывай, журналист.
«Отлично! — похвалил себя Филимошин. — Ай, да я! Ай, да Филимошин! Вот что значит работать, не жалея сил и времени! Хоть и рисковал, идя на встречу с этой горилой, но оно того стоило! Кто не рискует, тот не пьет шампанского… Кстати, это тоже хорошая идея! Бокал шампанского, звонок в редакцию — и бежать в свой номер делать статью… Или сперва на место происшествия? Да, пожалуй, что так. Лучше оформить это как журналистское расследование. Эффектное, молниеносное, выявившее целый заговор… Милиция будет в пролете. Все будет выглядеть так, словно она приняла меры по выявленным журналистом фактам… И это будет сенсация!»
— Бармен! — окликнул он сонного парня за стойкой. — Бокал шампанского и телефон!.. И то, и другое — срочно!..
Сидоровский подышал на озябшие руки и плотнее запахнулся в плащ, кутаясь от холодного порывистого ветра.
— Еще этот дождь, — с досадой посмотрел он на пасмурное небо, — Как некстати… Половину следов затоптали зеваки, вторую смыл дождь… Как получилось, что журналисты прибыли одновременно с нами?
— Наверное, им позвонил кто-то из обнаруживших тело, — пожал плечами Устинов, — У Мерзавчика агентура не хуже нашей будет… Даже, боюсь, что получше… Он им деньги за информацию платит, а мы кроме «спасибо» ничем наградить не можем… Как думаешь, шансы на раскрытие есть, или «глухарь»?
— Пока не знаю, — ответил Сидоровский. — Убийство явно заказное. Попытаемся просчитать, кому это было выгодно, и сделаем безумную попытку выйти через заказчика на исполнителя. Наоборот не получится… Машину, в которой приехал киллер, нашли за два квартала. На ней нет ни одного отпечатка. Конечно, эксперты сняли с сидений микрочастицы, но ведь если мы имеем дело с профессионалом, то он непременно сменит одежду. А мы имеем дело именно с профессионалом. Машина была угнана у профессора Дорошенко всего за час до убийства, он даже не успел заметить ее исчезновение. Наш визит был для него как снег на голову, он в это время с какими-то теоремами возился, ничего вокруг не замечал, как Архимед… Орудие убийства — «оленебой» типа «Итака». Ни одного отпечатка на нем нет, брошен прямо в машине. Попытаемся установить, кому он принадлежал, но думаю, что и здесь — «глухая стенка»… Свидетелей нет — в такую погоду мало кто гуляет. Судя по всему, убийца ожидал Бородинского сидя в машине, недалеко от подъезда. Скорее всего, вон там… Когда Бородинский вышел, он сделал в него три выстрела, разворотив бедняге всю грудную клетку, и благополучно скрылся. Потом бросил машину и, не торопясь, направился домой.
