«А ведь ей действительно нелегко, — подумал Филимошин. — Груз, который она взвалила на себя, ей явно не по силам. Для кого-то подобное напряжение — пустяки, а для кого-то — невыносимая ноша… Но тут уж я ничем не могу помочь. Каждый выбирает свою дорогу сам. Этот день только на время поправит ей настроение, а потом депрессия вернется с новой силой, и плохо, если рядом не окажется того, кто сумел бы ее поддержать… Странно… она ведь очень красивая девушка. Неглупая. И есть в ней что-то такое, что обычно называют «изюминкой»… Почему же она одна? Наверное, не встретила еще достаточно богатого и влиятельного, такого, какой удовлетворил бы ее запросы… Да, думаю что именно так. Не очень-то я верю в бессребренность. Тот, кто хоть раз вкусил из золотой кормушки, вряд ли по собственной воле откажется хлебнуть из нее еще раз и еще, и еще… Скорее всего она просто ищет того, кто смог бы обеспечить ее “по высшим стандартам”…»
Филимошину было легче плохо думать о том человеке, которого он собирался «разобрать по косточкам» в очередном репортаже. Сложно делать подлость человеку достойному. В этом случае и сам выглядишь как- то… не так… А вот если предварительно убедить себя в его нечистоплотности, то и разоблачать, борясь с этим образом, будет куда как легче. Потому-то Филимошин и создавал для себя будущий образ героини репортажа. И он был очень недоволен, что в этот раз ему приходилось убеждать себя. Девушка начинала ему нравиться. И чем больше она ему нравилась, тем убедительней и весомей были его аргументы, тем яростней он убеждал себя и тем охотнее соглашался с собой…
— Ты замерзла, — заметил он, — У тебя холодные пальцы… Это моя вина. Вот ведь насколько права старая поговорка: «Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет». Хотел поправить тебе настроение и едва не застудил до смерти. Пойдем в машину. Пора возвращаться…
— Здесь так хорошо, — сказала она. — Даже уходить не хочется…
— Это еще не конец экскурсии, — утешил он. — Впереди нас еще ждут часовня, несколько старинных улиц, но сначала мы отогреемся в одной малюсенькой, но очень уютной чайной. Любишь блины с медом?
— И с медом, и со сгущенкой, и с вареньем, — сказала она. — Особенно такие большие, тонкие, круглые, желтые… Да, я очень хочу блинов и горячего чая.
— Так ты еще и проголодалась! — рассмеялся он. — Плоховатый из меня джентльмен — и заморозил, и голодом уморил… Но, с другой стороны, — хоть аппетит нагуляли. Видел я, как ты сегодня завтракала… Так питаться — можно ноги протянуть. Поехали, я накормлю тебя горячими блинами до отвала.
— До отвала не надо, — попросила она, — Мне сегодня выступать. На меня вечернее платье не налезет… Кстати, ты придешь сегодня на концерт?
— Я вчера был на твоем концерте, — отказался Филимошин, но заметив промелькнувшее в ее глазах разочарование, поспешил исправиться: — И завтра обязательно пойду. Просто сегодня у меня назначены несколько встреч…
— Ты же говорил, что находишься в отпуске?
— Да, но… Это не рабочие встречи. Они связаны с ремонтом в моей квартире, — нашелся Филимошин. — Я затеял дома грандиозный ремонт и поэтому был вынужден на некоторое время переселиться в отель. А так как руки у меня приделаны «не с того места», то одному мне этот ремонт не осилить. Я могу красить, покрывать лаком полы, клеить обои и белить потолки, но все, что связано с электропроводкой и сантехникой, тут — увы! — я полный профан. Вот сегодня я и должен встречаться с мастерами…
На самом деле вечером у Филимошина была назначена встреча с одним из людей Шерстнева. Бандит сам пошел на контакт, позвонив Филимошину прямо в редакцию и пообещав поделиться чем-то интересным. Они договорились встретиться в семь вечера в одном из городских кафе.
— Так ты живешь один? — спросила она. — Или это некорректный вопрос?
Только для тех, кто боится на него отвечать, — сказал он, — Да, я живу один. У меня не самая спокойная профессия, а женщины не любят, когда их делят с кем-то или с чем-то. Те, кто по-настоящему увлечены каким-то делом, как правило, одиноки. Актеры, певцы, офицеры, ученые, журналисты, политики — это же несчастные люди. Работа требует от них отдать всего себя, а женщина, способная проявить подлинную мудрость и совместить несовместимое, уравновесив жизнь такого человека, как я, не покидая его и не заставляя отказываться от любимого дела, встречается крайне редко. Отними у меня мою работу — и это буду уже не я, а мои жалкие остатки, пародия на меня… Вряд ли какая-нибудь женщина будет счастлива получить «кусок человека»…
— Знакомая ситуация, — кивнула она. — Были уже печальные опыты?
— Были… Но не будем о печальном, — улыбнулся он. — Скажу лишь, что женат я не был… Мы же договорились с тобой: мы ничего не будем спрашивать друг о друге. Договорились? Договорились… А раз так, то — вперед, к блинам, липовому меду и большим стаканам янтарного, горячего чая…
— Проводив девушку, Филимошин вернулся к себе в номер. Первыми результатами он был доволен. Правда, о связи с Врублевским она пока не обмолвилась ни словом, но было достигнуто главное — доверие. Филимошин терпеть не мог все эти время-пожирающие прогулки по паркам и скверикам, но в данном случае в них был смысл, и сегодня Филимошин превзошел самого себя. Он так вошел в роль, что даже сам почувствовал в себе некую старомодность, рыцарство, желание защитить находившуюся рядом с ним девушку от всех бед и невзгод, разрешить ее проблемы и согреть теплом своей души ее озябшую душу. И чувствуя это, она смотрела на него с благодарностью и доверчивостью. Расстались они как старые, добрые друзья. Без прощаний, без благодарностей, так, словно это было одно из многочисленных расставаний, которых было немало позади и будет еще больше впереди. Завтра Филимошин планировал отвести ее в бар «Фаворит», где часто бывал Врублевский. Он обязан был устроить им эту встречу и непременно присутствовать при этом. Подобная комбинация давала ему право на вполне естественные вопросы и позволяла надеяться на относительно честные ответы. А дальше все зависело только от него самого. Другу легче допрашивать человека, чем следователю. Нет напряжения, нет недоверия, нет особых причин лгать или просто замалчивать. А теперь следовало заняться другими неотложными делами.
Филимошин взял миниатюрный диктофон, на всякий случай сунул в карман газовый баллончик и отправился на запланированную встречу с человеком Шерстнева. Бандит уже ожидал его в кафе, с нетерпением поглядывая на часы.
— Минута в минуту, — сказал Филимошин, подходя к столику. — Журналисты обязаны быть не менее пунктуальными, чем короли. Что вы хотели мне сообщить?
— Моя фамилия — Миронов, — представился гориллообразный детина. — Слышали обо мне?
— Городок маленький, — кивнул Филимошин. — Нет-нет, да и пересечешься где-нибудь…
— У нас есть к вам предложение, — сказал Миронов. — Выгодное для вас. Хотите получить много интересной информации?
— Смотря, что это за информация, — осторожно заметил Филимошин. — Смотря, насколько она достоверная, от кого исходит, чем подтверждается…
— Достоверная информация, — заверил Миронов. — Исходит от нас. А подтверждается… Сами увидите, чем подтверждается. Значит, расклад такой. Про Березки- на вы, разумеется, слышали?
— Кто ж в этом городе про него не слышал? Но сейчас он, кажется, уехал из города?..
— Он «ушел с места предстоящих боевых действий», а не уехал из города. Он планирует командовать предстоящей операцией из безопасного места. «Березкинцы» готовят настоящую акцию по захвату сфер влияния в городе. Вы хотите, чтобы наш город принадлежал «березкинцам» от и до? Чтобы они контролировали и решали все городские вопросы?
— Что-то уж больно мифологично это звучит, — усомнился Филимошин, незаметно включая диктофон. — Поймите меня правильно — я журналист, я обязан быть объективным. А вы — лицо заинтересованное. Ни для кого не секрет, что ваши группировки, мягко говоря, недолюбливают друг друга. И как только одна оказывается в более выгодном положении, вторая, разумеется, стремится уменьшить ее влияние любыми способами. Есть такое понятие: «состоявшийся факт», и я, как журналист, обязан освещать именно такие, состоявшиеся факты. А домысливать, строить личные предположения и вносить личные эмоции, субъективные оценки и догадки я не имею права. Это — журналистская этика… Какие у вас есть факты?
