— Да… еще напьется, драть будет, — заметил Юрка.
— Ну, не всякий драть будет, — возразил Горлов. — Тебе бы такого батьку, как я, например. Хотел бы батьку-шофера, с машиной, а, Юрка?
Юрка подумал.
— Нет, — вдруг сказал он.
Горлов насупился. Он натренированным ухом уловил неприятный звук в моторе. «Старые поршня, барахольские, на свалку пора, а директор выгадывает: поезди еще чуток, потяни, нету денег… Эх, жизнь!..» Вспомнил именины, на которые так и не попал, укоризненные глаза Дымовой и ее слова: «Зачем вы стараетесь быть недобрым», — ему стало не по себе.
«Странно, — думал он, косясь на мальчишку, — и как это она отважилась мне его поручить? Разве я вызываю доверие? Я бы должен в ее глазах выглядеть прямо форменным бандитом. А может, во мне есть что-то такое… располагающее? Нет, очень странная… — он хотел подумать «баба», но почему-то подумал «женщина».
Юрка же опять устроился в уголке. Он молчал и думал: что же такое нехорошее он мог ляпнуть, что шофер вдруг так сразу обиделся? Он обнаружил узелок с пирогами прямо у себя под ногами, на полу кабины — грязном и мокром. Ему стало так жалко пирогов, жалко-жалко; нагнуться и поднять он не решался, но все гадал: может, не все куски там испачкались, может, отыщется среди них хороший?
3
Трансформатор пообещали на следующий день отгрузить. Привычно проведя машину по главным улицам, Горлов углубился в узкие, кривые переулки. Он не останавливался в доме колхозника, где надо было платить, а ночевал у разных знакомых, обязанных ему за услуги.
Остановились у низкого дряхлого домика со злющей собакой за забором. Собака гремела цепью, прыгала, хрипела, потом вышла на крыльцо полная, рыхлая женщина и загнала пса в будку. Зевая, она открыла тяжелые ворота, а Горлов осторожно вогнал грузовик в дворик.
— Батюшки, это чья такая девочка? — удивилась женщина.
— Продери глаза, Ивановна, это мужик! — обиделся Горлов.
— Неужто это твой?
— А хотя бы и мой. Хорош?
— Хороший мальчик, да похожи вы как!
— Он лжет, — сказал Юрка, краснея за Горлова.
— Гляди ты! — удивился Горлов. — Не признает. Ну, тогда пошли, гони нам чаи, Ивановна.
— Ах ты, непутевый, — говорила хозяйка, накрывая на стол. — А я было подумала вправду, забыла: не женат ты, пес бездомный.
— Неженатому вольнее, Ивановна! — смеялся Горлов.
— Глупый ты, глупый, — вздохнула она. — Кто детей не имел, тот и жизни не видел. Ты поймешь это в старости. Кабы на меня, запретила бы вам указом, таким бездомным, шалаться!
Горлов хохотал, поддевал хозяйку и Юрку, жадно уплетал щи, но Юрке не хотелось есть. Паясничанье Горлова ему не нравилось. Он загрустил.
— Ты кушай, мальчик, кушай, не слушай его, балбеса, — ласково угощала рыхлая женщина. — У нас тебя никто не обидит, ты не бойся.
— Я не боюсь, — оказал Юрка.
— А ну, одевайся, — вдруг зло сказал Горлов. — Разделаюсь с тобой, да с чистой душой хоть в пивную схожу.
Юрка послушно натянул пиджачок. Он решил вытерпеть все до конца. Молча вышли, пошлепали по лужам, долго петляли по проулкам, добрались до какого-то захудалого магазинчика, где были громадные плащи, целлулоидные игрушки, но детских костюмов не оказалось.
— На Октябрьской должны быть, — мрачно почесался в затылке Горлов.
Пошли на Октябрьскую. Там костюмы были, но для взрослых. Обошли еще три магазина, пока Горлов, обозленный как тот пес в будке, не потащил Юрку к трамвайной остановке.
— Ну, навязала же на мою шею, ну, навязала, — негодовал он, грубо дергая Юрку за руку. — Приедем, пусть мне червонец кладет…
Центр города был пестрый и шумный. В мокром асфальте отражались автомобили, люди и дома; повсюду продавались лотерейные билеты, мороженое, пирожки, шары. Впрочем, Юрке даже не удавалось как следует поглядеть на эти прелести: Горлов тащил его за руку, шагая как лошадь.
В витринах большого двухэтажного магазина с вывеской «Детский универмаг» качались на качелях кот в сапогах, матрешки, крокодилы кушали калоши; стояли деревянные мальчики и девочки, разодетые как на праздник. Но Горлов потащил Юрку на второй этаж, где было тихо, чинно и необозримыми рядами висели пальто, куртки, платья, раскинулись целые россыпи ботинок и туфель.
— Выкладывайте самый крепкий костюм, — мрачно сказал Горлов.
Худенький старичок продавец принес два костюма. Горлов пощупал, помял, посмотрел на свет, чем-то остался недоволен. Пошли в кабину примерять.
— Очень хорошо, — сказал продавец. — И бруки впору.
— Это кули для овса, а брюки пол метут! — рассердился Горлов.
— Бруки на вырост, — обиженно сказал продавец. — Я полагал, вам так и надо. Сначала подшивать, потом отпускать. А если вам не надо, пожалуйста.
— Примерь, Юрка, — морщась, подал Горлов другой костюм. — Жмет?
— Точно по росту вашего сына, — воскликнул продавец. — Если рукава коротковаты, это потому, что у него нестандартная фигура. В плечах же очень хорошо. Правда, не жмет, мальчик?
Юрка от растерянности сам не знал, жмет ему или не жмет, но Горлов решил:
— Жмет! Еще! Все давайте!
— Какой бы костюм вы ни купили, он будет ему жать уже к весне, — сказал старичок. — Дети растут, они так растут, это сплошное несчастье. Покупайте на вырост, это я вам говорю, весной наплачетесь.
— Мы костюмы годами не храним, — гордо сказал Горлов. — Мы их носим, правда, Юрка? А весной другой купим, у нас денег хватит.
— Вы плохой отец! — воскликнул продавец. — И я вам удивляюсь.
— Давай, дед, валяй! — разохотился Горлов. — Неси еще костюмы!
— Вот прекрасный пиджак, это же смокинг! Вот прекрасные бруки! — расхваливал продавец. — Здесь ушить — и можно посылать в дом моделей.
— Черт те что, шьете дерьмо, совести у вас нет! — рассердился окончательно Горлов. — Кого вы надуваете! Это же для детей, это же для наших детей, бессовестные!
— Мы не шьем, — вдруг устало вздохнул старичок. — Это фабрика номер три шьет. А мы вынуждены продавать и хвалить. Не похвалишь — не продашь.
— А на манекены тоже фабрика шьет?
— На манекены — то шьется на манекены.
— Раздевайте манекен! — шарахнул Горлов кулакам по прилавку.
Продавцы забегали, позвали заведующего, пытались успокоить строптивого покупателя, уверяли, что с манекенов не продается. Горлов стучал кулаком и твердил:
— Раздевайте манекены! Я вам покажу смокинги, я вам покажу нестандартные фигуры!
Наконец взяли один из манекенов, стоявших в зале, сняли с него костюм. Бедный манекен оказался такой голенький, склеенный, заштопанный, Юрке даже стало жаль его. Он облачился, и костюм сел на него как влитый. Горлов купил костюм, причем он был из дорогого материала, сшит по заказу, и денег в газете едва-едва хватило, остался всего один рубль.
Продавец вытер со лба пот и оказал:
— Когда я увидел, что вы хороший отец, я это сделал только для вас. Обувь для мальчиков в том углу.
Оба, и Горлов и Юрка, невольно посмотрели на ноги. Носки Юркиных ботинок были обиты до белого, а подошва собиралась просить каши. Горлов рубанул воздух рукой:
— Давай смотреть! А ну садись, примеряй вот эти!
Ботинки были блестящие, мягкие, с мужественными рантами. У Юрки сердце заболело: вот бы в таких пойти в школу, все мальчишки совхозные упали бы от зависти…
— Сколько? — спросил Горлов у продавщицы. — Заверните!
Юрка не поверил своим глазам. Горлов вытащил бумажник и пошел к кассе. Ботинки завернули в бумагу, положили в коробку, перевязали веревочкой и вручили Юрке.
— А почем велосипеды? — интересовался Горлов в соседнем отделе.
Он поднял одним пальцем маленький, но совсем настоящий двухколесный велосипед.
— Ух ты, тоже машина! А, Юрка?
— Пойдем, пойдем, — перепуганно и самоотверженно тянул его Юрка.
— Погоди, посмотрим, за это денет не берут. Машины-то педальные, Юрка, ты погляди машины! Ух, дьявол, «Ракета»!
— Пойдем же, да пойдем, — чуть не плакал Юрка.