Начиная с середины 70-х годов, все стало возвращаться в норму. Снизилось количество студентов, регламентация направлений специализации упорядочила предмет, а исследовательские работы вновь стали появляться в печати. Одновременно развивалась так называемая «конкретно-прикладная социология» с достаточно узкой специализацией, например социология рынка труда, социология жилища, социология свободного времени, социология миграции, социология организаций и т.п. В результате большой дискуссии 70-х годов выработался более широкий взгляд на различные направления и традиции. Мало кто отстаивает в настоящее время абсолютное превосходство какого-то направления над остальными, чаще берут, как кто-то выразился, «всего понемногу, как на шведском столе». При этом можно отметить возросший интерес к области, изучающей происхождение науки и научного знания, а также роль науки в обществе. Можно даже, наверное, сказать, что усиление интереса к социологии науки и познания, к теории науки в известной степени связано с реакцией на «штормовые годы» чересчур завышенных требований к социологическим знаниям. Многие социологи теперь очень скромно оценивают свою роль и назначение в обществе.

Пройденный социологией путь развития, от исследований пионеров этой науки, через работы классиков и институционализацию к статусу признанной академической дисциплины, связан, разумеется, с глубинными изменениями, происходившими в индустриальном обществе. Начиная с раннего периода революционного зарождения нового общества, через капиталистическую индустриализацию к современному «постиндустриализму», или «позднему капитализму», изменилось большинство общественных отношений — связанные с этим проблемы также изучает социология. Кстати, можно отметить, что эта наука глубоко связана именно с индустриальным обществом, его возникновением и развитием. По выражению шведского социолога Йорана Тербурна, это наука «периода двух революций — буржуазной и пролетарской». Изменениям в рамках этого периода, к примеру, возросшему с 30-х годов значению государства и общественного сектора, соответствовали сдвиги, происшедшие в различных областях социологии. Кроме того, эта наука быстро стала находить применение во все более «неакадемических» сферах. Помимо изучения конкретных государственных проблем, социология в перспективе может применяться в управлении рынком, при создании разнообразных новых организаций, прежде всего в промышленности, как это было, к примеру, при «демократизации предприятий», а также при исследованиях взаимоотношений различных групп населения. Социология всегда имела склонность к «всеядности», и сегодня эта особенность заметна как никогда. По словам ректора одного учебного заведения, «теперь нет времени заниматься переливанием из пустого в порожнее, ведь все больше в почете эффективность и рациональные мероприятия по планированию». Научное содержание социологии проявляется не только при изучении изменений, происходящих в обществе, важным является и отношение к применению социологических знаний. Социологию можно также рассматривать как выражение различных общественных отношений хотя бы потому, что она их изучает, т.е. социология всегда присутствует внутри общества. В сущности, можно представить социологию как саморефлексию и самопознание (возможно, неосознанное) западного индустриального общества.

Несколько лет назад один известный бывший парламентарий защищал диссертацию по социологии, где речь шла о шведском риксдаге. Работа базировалась на мемуарах тех лет. Оппонент, профессор социологии, пытался «провалить» диссертацию, назвав ее «скандалом» и «глумлением над социологией как наукой». Несмотря на это, диссертация была защищена, хотя и с минимально возможным перевесом голосов. Бывали и другие случаи, связанные со спорами вокруг защиты диссертаций по социологии, даже попадавшие в ежедневную прессу. Камнем преткновения в этих спорах зачастую являлся вопрос о том, какие требования по точности и логической строгости можно и должно предъявлять к социологическим исследованиям и анализам. Проблема не нова. Она и в самом деле является одной из вызывающих наибольшие споры в рамках данного предмета. С момента своего возникновения социология основывается на разного рода попытках поставить исследование общества на добротную научную основу. И Дюркгейм, и Вебер (и многие другие) немало поработали, чтобы узаконить социологию как науку, хотя они и расходились в вопросе о том, что именно следует считать наукой об обществе.

Существует специальный предмет, который традиционно исследует претензии различных дисциплин на научное знание. Этот предмет называется теория науки: он включает в себя теорию различных наук и их связей с действительностью. Можно сказать, что теория науки — это «теория теорий о действительности». Вспомним образ из вступительной главы — зависший в воздухе вертолет — и попробуем описать новую ситуацию следующим образом: на данном этапе нам придется сесть в другой вертолет, который поднимется еще выше, чтобы найти «научно-теоретическую точку обзора». Из этого следует, что теория науки еще более абстрактна, чем исследуемый ею предмет, и это довольно сложно для понимания, поскольку содержит в себе определенное противоречие. Это действительно трудно — мыслить абстрактно, и все же абстракция всегда лишь упрощение действительности. Самое сложное, что есть, — это действительность, конкретная реальность, в которой мы живем и не только познаем ее, но и теоретизируем о ней.

Образ вертолета над парком или морем может также помочь нам сформулировать три основных вопроса научно-теоретического характера, касающихся анализа социологии как науки. Во-первых, речь идет о том, что же находится внизу под нами, или, другими словами: что, собственно, мы изучаем? Обычно говорят, что нужно получить представление о природе и свойствах объекта исследования. Этот вопрос касается онтологии, взгляда на природу общества, которого придерживается социология. Можно поставить вопрос короче и лучше: собственно говоря, что такое общество?

Во вторых, речь идет о том, как мы, сидящие в вертолете, вообще можем утверждать, что мы что-то знаем. Что позволяет нам утверждать, что мы знаем определенные вещи наверняка? При изучении социологии следует задать этот эпистемологический (относящийся к теории познания) вопрос: мы обязаны сказать, на каком основании предполагаем, что смогли получить достоверные сведения об обществе или общественных отношениях, изучаемых нами. Мы просто обязаны иметь основу, опираясь на которую будем строить теории общественных отношений.

В-третьих, речь идет об отношении между первыми двумя проблемами, об отношениях между онтологией и эпистемологией. Если предполагается, что есть общество той или иной природы и мы можем получить научное знание о нем, то что нужно сделать для получения этого знания и как убедиться в его правильности? Этот вопрос решается с помощью социологической методологии. Каждая наука должна обладать методами исследований той части действительности, которую она изучает, и эти методы в основе своей должны гарантировать научность предмета.

Как уже говорилось, все эти вопросы оживленно дискутировались ца протяжении всего, пока еще недолгого, столетнего существования социологии. Но они касаются не только этой дисциплины. Научно-теоретические споры суть составная часть целого — современной науки последних четырехсот лет. Если наука, в том числе и социология, перестанет ставить перед собой подобные вопросы, она быстро превратится в подобие средневековой схоластики, где основополагающие истины считались исходящими от Бога, Вследствие этого определенные истины считались святыми, и невозможно было подвергнуть их сомнению. Вся современная наука, можно сказать, возникла из необходимости подвергнуть сомнению подобную догматическую основу знания. Пока существует критическая, «сомневающаяся» позиция, наука может избежать окаменения и превращения в то, что немецкий социолог Юрген Хабермас называет современной общественной идеологией. То, что подобные вопросы продолжают ставиться, свидетельствует о продолжении развития пауки.