На этот раз чужой человек (хотя он и был из племени тевара) рассердился. Ил и глина засохли в его волосах, женщины катали его взад и вперед по острым валунам, долго сидели на нем, колотили и толкали его так, что ему стало трудно дышать, и хотя он не понимал ни слова из их языка, однако догадывался, что первобытные дамы называли его не очень любезными именами. Тем не менее он не говорил ни слова, пока не собралось племя Тегумая; после же этого отвел всех к берегу реки Вагаи. Они увидели Тефи, которая плела длинные гирлянды из ромашек, и Тегумая, снимавшего со своей починенной остроги очень маленького карпа.

— Быстро же ты пришел, — сказала Тефи. — Только зачем ты привел с собой так много народа? Это мой сюрприз, папа. Ты удивлен?

— Очень, — сказал Тегумай. — Только теперь сегодняшняя рыбная ловля пропала. Зачем сюда пришло наше огромное милое, доброе, чистое, красивое, спокойное племя, Тефи?

Действительно, пришло все племя. Впереди шагали Тешумай Тевиндрой и другие женщины; они крепко держали незнакомца, волосы которого были покрыты грязью. За женщинами шел главный вождь, вице-вождь, вождь-депутат, вождь-помощник, вооруженные с ног до головы начальники и их заместители; все со своими отрядами. За ними двигались простые люди, по старшинству, начиная с владельцев четырех пещер (по одной на каждое время года), затем владельцы собственных оленьих упряжек, лососьих заводей и кончая простолюдинами, имевшими право владеть половиной медвежьей шкуры, наконец, рабы, державшие под мышками кости. Все кричали, бранились и распугали рыбу на двадцать миль вокруг. Тегумай поблагодарил их в очень красноречивой первобытной речи.

Тешумай Тевиндрой подбежала к Тефи, долго целовала ее и прижимала к своей груди. Главный же вождь племени Тегумая схватил его за перья, торчавшие у него в волосах, и резко встряхнул его.

— Объясни, объясни, объясни! — прокричало племя.

— Что это? — сказал Тегумай. — Отпусти мои перья. Неужели человек не может сломать свою острогу для карпов без того, чтобы на него накинулось все племя? Как вы любите вмешиваться в чужие дела!

— Кажется, вы все-таки не принесли черной остроги моего папы, — сказала Тефи. — И что это вы делаете с моим милым незнакомцем?

Они действительно вскакивали на тевару по двое, по трое, по десяти зараз и били его ногами, так что он начал отчаянно вращать глазами. Хватая ртом воздух, бедняга мог только указать на Тефи.

— Где злые люди, которые ранили тебя копьями? — спросила Тешумай Тевиндрой.

— Здесь не было злых людей, — сказал Тегумай. — За целое утро ко мне подошел только бедный малый, которого вы стараетесь задушить. Не сошло ли ты с ума, о племя Тегумая?

— Он пришел к нам с ужасной картинкой, — сказал главный вождь, — на коре был нарисован ты, а в тебе сидело несколько копий.

— Гм… Да, может быть, я должна объяснить, что эту картинку он получил от меня, — сказала Тефи. Ей было очень неловко.

— Ты? — закричало племя Тегумая. — Ты, маленькая, дурно воспитанная особа, которую следует отшлепать? Ты?

— Тефи, дорогая моя, кажется, мы попали в некоторое затруднение, — сказал ей Тегумай и обнял ее, а потому она сразу перестала бояться.

— Объясни, объясни, объясни! — закричал главный вождь племени Тегумая и запрыгал на одной ноге.

— Я хотела, чтобы чужой человек сходил в нашу пещеру за папиной черной острогой, а потому нарисовала картинку, — сказала Тефи. — Я не говорю о множестве копий. Я думала только об одной остроге и нарисовала ее три раза, чтобы он не ошибся. Я не виновата, что вышло, будто копье засело в голове папы; просто на бересте было слишком мало места; а эти штучки, которые мама называет злыми людьми, — бобры. Я нарисовала их, чтобы показать ему дорогу через бобровое болото, нацарапала я также маму около входа в пещеру; я хотела показать на рисунке, что мама весела и довольна; ведь к ней пошел милый чужой человек. А теперь я считаю, что все мы самые глупые люди в мире! Он очень милый и красивый человек. Ну, скажите, зачем это вы намазали его волосы илом и глиной? Вымойте его.

Долгое время никто не говорил, наконец главный вождь засмеялся, засмеялся и чужой человек, тевара, Тегумай же расхохотался так, что повалился на траву; засмеялось и все племя, и смех делался все громче и сильнее. Не смеялись только Тешумай Тевиндрой и все остальные первобытные дамы. Они очень вежливо обошлись со своими мужьями, каждая по нескольку раз сказала своему супругу:

— Идиот.

Наконец главный вождь племени закричал:

— О, маленькая особа с дурными манерами, которую следует отшлепать, ты напала на великое изобретение!

— Я этого не хотела, мне нужна была только острога с черной рукояткой, — ответила Тефи.

— Все равно. Это великое изобретение, и когда-нибудь люди назовут его уменьем писать. Теперь же это только картинки; картинки не всегда правильно понимаются. Но наступит время, о, ребенок Тегумая, когда мы будем делать буквы, — сделаем ровно двадцать шесть букв; когда мы будем читать так же хорошо, как писать и, таким образом, говорить именно то, что желаем сказать, никого не вводя в заблуждение. Первобытные дамы, вымойте волосы чужого человека.

— Мне это очень приятно, — сказала Тефи, — но хотя вы принесли решительно все копья племени Тегумая, вы забыли захватить с собой острогу с черной рукояткой.

Тут главный вождь покричал, попел немного и сказал:

— Дорогая Тефи, когда в следующий раз тебе вздумается начертить письмо-картинку, ты лучше поручи отнести свой рисунок кому-нибудь, кто умеет говорить на нашем языке. Мне это все безразлично, так как я главный вождь, но, как ты сама можешь видеть, вышло нехорошо для остального племени Тегумая, да и чужестранец был сильно удивлен.

После этого племя Тегумая приняло чужого человека (настоящего тевара из области Тевара) в свое племя за то, что он был истый джентльмен и не скандалил по поводу глины, которой женщины намазали его волосы. Но с того дня до нынешнего времени (и я считаю, что это вина Тефи) очень немногие маленькие девочки любили или любят учиться читать и писать. Чаще всего им больше нравится рисовать картинки или играть со своими папами, совсем, совсем, как Тефи.

Теперь, моя любимая, ты узнаешь, что через неделю после того, как Тефимай Металлумай (мы по-прежнему будем называть ее Тефи) сделала большую ошибку относительно остроги, чужого человека, письма-картинки и всего остального, она опять пошла с Тегумаем ловить карпов. Тешумай Тевиндрой хотела, чтобы Тефи осталась дома и помогла ей развесить на жердях звериные кожи, но Тефи рано убежала к своему отцу, и они принялись ловить рыбу. Вот Тефи засмеялась, и Тегумай сказал ей:

— Не шали, дитя мое.

— Но я вспомнила, — ответила Тефи, — как забавно главный вождь надул щеки; каким смешным казался мой милый чужой человек с волосами, намазанными глиной! Помнишь?

— Как не помнить, — сказал Тегумай. — Мне пришлось заплатить твоему теваре две оленьи шкуры, мягкие, с бахромой, и все это за то, что мы его обидели.

В том месте этой сказки, где идет речь о картинном изображении звуков, было невозможно держаться буквального перевода; историю некоторых букв пришлось передать иначе.

— Да мы-то с ним ничего не сделали, — сказала Тефи. — Его обидела мама, другие дамы… и глина.

— Не будем говорить об этом, — сказал Тегумай, — лучше давай позавтракаем.

Тефи принялась высасывать костный мозг из бычьей кости и целых десять минут сидела тихо, как мышка; в это время ее отец что-то царапал зубом акулы на куске бересты. Наконец, дочка Тегумая сказала:

— Знаешь, папа, я придумала один удивительный сюрприз. Закричи или скажи что-нибудь.

— А! — громко протянул Тегумай. — Это годится для начала?

— Да, — ответила Тефи. — Когда ты прокричал «а», ты был похож на карпа с открытым ртом. Пожалуйста, еще раз скажи «а».

— А, а, а! — крикнул Тегумай. — Только зачем ты мне нагрубила, дочка?