– Эх, что же я, клуша! Сейчас молочка принесу.

После всех переживаний за день да и сытной еды у девочки начали слипаться глаза. Михеевна постелила Лене на своей кровати, раздела, уложила, подоткнула пуховое одеяло, а сама присела за стол. Она жила уже давно одна. Муж погиб еще в семидесятых – попал по пьяни под поезд. Их единственная дочь Маша вышла замуж куда-то в Украину, писала редко, приезжала еще реже – раз в несколько лет. Почему так вышло, Михеевна не понимала, в дочке души не чаяла, поднимала на ноги, как могла. Ну да не зря в народе говорится – родительское сердце в детях, а детское – в камушке. К одиночеству она привыкла и на судьбу не роптала и даже сохранила беззлобие к людям. Но сейчас, когда пришлось позаботиться о беззащитном маленьком человеческом существе, на сердце засвербило. Отвыкшая сама от человеческой ласки и забывшая заботу о других, Михеевна ощутила вдруг такой прилив неизрасходаванной нежности, что тихо заплакала. Так эта ночь и прошла, и когда Лена проснулась, то увидела, что добрая тетя Михеевна спит за столом, уронив голову на пухлые руки. Стакан из-под молока, видно, задетый во сне этими руками, лежал, опрокинутый, на самом краю стола. Лена выскользнула из-под одеяла, поставила стакан и осторожно погладила спящую женщину по голове.

– Давай, Ленчик, порхай, как птенчик, пить охота, дай компота. – Алексей, известный балагур среди водил-дальнобойщиков, хотел шлепнуть официантку по попке, но та привычно увернулась.

В шоферской столовой, которую в новейшие времена гордо стали называть кафе «Колесо», нравы были соответствующие. Здесь неподалеку водители ставили свои фуры на ночную стоянку – гуртом, как известно, надежней – и отрывались по полной программе после многочасового перегона. Тут же гнездовались проститутки, специализирующиеся на дальнобойщиках, посасывали подслащенные коктейли их «мамочки», питалась во всех смыслах дорожная власть с жезлами и цепким взглядом из-под фуражек да перекусывали отдельные автотуристы.

– Ишь недотрога на дальнюю дорогу, – беззлобно засмеялся Алексей.

Сидевшая с ним компания шоферов одобрительно загудела – к Лене здесь относились по-доброму, особо не приставали, хотя слава о ее красоте докатилась на их колесах далеко за пределы области. Все знали ее историю – она искала брата, который вроде бы крутил баранку, как и они, только где, в какой губернии необъятной России, было одному Господу Богу ведомо. Она и официанткой-то пошла в такое место, чтобы не пропустить, если кто чего узнает или услышит. Но весточек не было, шоферюги, разводя грубые руки, вздыхали и пожимали плечами, ничего нового, мол. Да и, по правде сказать, сложно было надеяться – кроме имени Валера она и сама ничего не знала. Свою настоящую фамилию Лена так и не вспомнила – тогда на вокзале от стресса отказала память. Ее названная бабушка Полина Михеевна справки, конечно, наводила, как могла, но только лет через десять удалось узнать, что какая-то женщина, потерявшая ребенка на вокзале, приезжала в их город, искала, да не нашла. Состав вокзального отделения милиции сменился уже несколько раз, расписка Михеевны затерялась, а люди, к которым эта женщина обращалась, про историю с Леной не вспомнили. Она, конечно, оставила адрес, но письмо, которое Михеевна вместе с Леной туда написали, вернулось за отсутствием адресата. Единственной ниточкой было то, что Лена помнила о мечте своего братика – когда вырастет, стать шофером грузовика, такого, который надо по разным городам водить. Глупо, конечно, но, кроме детской мечты брата, других зацепок не было. И когда Полина Михеевна преставилась, отписав свой домишко не родной дочери, а не родной, но любимой внучке, Лена решила устроиться на работу, чтоб поближе к этой зацепочке. Вот уже третий год она таскала подносы, знала всех водил в лицо и по именам, но… слишком уж у нас большая страна, чтобы люди в ней находились так же легко, как терялись.

Алексей вышел из-за стола, подошел к девушке, ожидавшей на раздаче заказ.

– Лен, это… поговорить надо бы.

– Говори, кто мешает?

Алексей переминулся с ноги на ногу.

– Да нет… не здесь. Серьезный разговор.

Лена бросила взгляд.

– Ну если серьезный, ты знаешь, моя смена в двенадцать заканчивается. Тогда и поговорим, а сейчас… посторонись-ка. – Лена взяла поднос и поплыла в накуренный зал.

Попрощавшись с поварами и второй официанткой, Лена вышла за дверь. Там на ступеньках, набросив пиджак на плечи, сидел Алексей и затягивался папироской. Судя по груде окурков неподалеку, ждал порядком.

– Ну? О чем гразговор-то? Только давай быстрей, устала я.

Алексей встал, просунул руки в рукава, одернул пиджак.

– Лен, тут вот какое дело. Я… ну, в общем, ты меня знаешь. Я и заколачиваю неплохо, и не пью почти. Ребята меня уважают, у кого хочешь спроси…

– Да знаю, знаю. Не тяни.

– Да не тяну я. Не сбивай… пожалуйста.

Лена опустила сумку с продуктами – традиционная ресторанная надбавка работникам общепита к домашнему столу – и внимательно посмотрела на парня.

– Слушаю, Леша.

– Ну вот. Холостой я, и ты хол… неженатая, тьфу, незамужняя… – Алексей достал новую папиросу, закурил. – В общем… ну… выходи за меня.

Лена, хотя и ожидала нечто подобное, удивленно засмеялась.

– Женихаться решил? А вдруг у меня уже жених есть?

Алексей посмотрел сердито.

– Да брось ты, Лен. Все знают… я не то хотел сказать… ну, в общем… был бы жених, я бы знал, наверное. То есть ты, конечно, баба видная, может, и есть, только мне без разницы. Люба ты мне, Лен. Давно люба. За мной как за каменной стеной будешь, в обиду не дам и вообще. Выходи, а Лен?

Лена снова рассмялась, но мягче.

– Хороший ты парень, Леш. Но… ладно, подумаю.

Не дав Алексею подсобить с сумкой – чтоб не провожал, потом не отвяжешься, – Лена пошла домой.

Все шло своим чередом. Алексей, заходя в кафе, уже не балагурил по Лениному адресу и рукам, конечно, воли не давал. Лена его из посетителей не выделяла, улыбалась ровно, как и всем, только чаевых с него не брала ни копейки. Известий насчет брата тоже не было никаких. Лена написала письмо в передачу «Ищу тебя», но и там было глухо. Но все чаще стали приходить мысли о свадьбе. Лена представляла Алексея своим мужем, как они вместе рука об руку идут по городу, как он, усталый, приходит домой, она накрывает ему стол и смотрит, как он уплетает ее готовку, как между делом рассказывает, куда ездил, что возил, каких людей встречал. На самом деле у нее жених был – не жених даже, а хахаль, – молодой шебутной парень из деревни, приезжавший к ней раз или два в месяц. Ей хватало, ну а у него, видно, семь невест по околотку, чаще не наведывался. Где она работает, не интересовался, вернее, не уточнял, поэтому в «Колесе» ни разу не бывал. Ну а насчет женитьбы и вовсе не заикался. Сравнить с Алексеем и невозможно, хоть и шире в плечах, и помогутнее, а все ж Алексей виднее. И веселый, и смелый, и сильный, хоть и поджарый. И глаза у Алексея с удоволинкой, когда он на нее смотрит. Лена чаще стала крутиться у зеркала, даже не крутиться, а всматриваться. Самый сок бабочка – двадцать пятый год, свежа, как малина. И сладкая такая же. Чистая русская красавица, которые на зависть всему миру только у нас водятся. Уже больше украшений надевала, смену не в тапочках, а на каблучках отхаживала, хоть ноги и нудели потом. Алексея прилюдно все ж не выделяла. Мужики уже – доносилось до нее – и гадать начали: для кого, мол, девчушка старается? Алексей, хоть и догадывался, что для него, тоже с места в карьер не брал – ждал, пока на первое предложение ответит. Гордый парень, про себя хвалила Лена.

В тот день вроде было все, как обычно. Мужики ели, пили, разговаривали о своем, безбожно смоля. Дорожные путаны, которых все пользовали не единожды и знали как облупленных, лениво строили им глазки со своего столика. Но внезапно что-то изменилось, стало тише, что ли. В кафе зашел рослый красивый русоволосый парень. По замасленным рукам было видно, что из шоферов. Весело оглядев всех, подсел прямо к девочкам. Местные водилы притушили разговор и внимательно смотрели на неизвестного. Парень между тем заказал бутылку шампанского – на всех и прибавил что-то веселое, путаны громко захихикали. Лена принесла заказ, расставила фужеры. Парень внимательно посмотрел на нее.