Этот рассказ, в общем-то, не содержит никакой особой морали, а может, и содержит, уж коль написался. Зря ведь перо к бумаге не потянется, правда? В любом случае это могло произойти только в России, только русский может понять, в чем тут соль, и только русский поймет мораль, если она здесь есть. А если и нет, то только русский поймет, почему.
Когда друзья собираются в дорогу, дорога начинается с рюмашки в баре пункта отправления – в порту, на вокзале, в общем, там, откуда везут, а не когда сам едешь за рулем. Почему так на Руси повелось, точно неизвестно, наверное, от врожденного уважения (и опаски) к необъятности русского пространства. Опаска проходит по прибытии, но уважение остается, поэтому приезд обычно отмечают не менее душевно. Ну а когда не сам едешь, а тебя везут, да еще и праздник на носу, то не пить в дороге почти подозрительно, если ты не язвенник, конечно.
Я и Юра не были ни язвенниками, ни сердечниками, а вполне и вполне здоровыми зрелыми мужчинами под сороковник, бывшими десантниками, летящими рейсом «Аэрофлота» в Иркутск и дальше – в Листвянку, на Байкал, отмечать 2 августа – святой день для всех служивших в ВДВ. Почему именно туда, сказать сложно, но одно известно наверняка – каждое 2 августа мы отмечали в новом городе. Из любопытства к новым места, конечно, хотя некоторые злые языки утверждают, что нас в те места, где мы уже праздновали, старались не пускать. Может, и так, уж что-что, а «зажигать» мы умели, почти не повторяясь, исходя из местной специфики и обстановки.
В Иркутск прилетели ранним пасмурным утром, хотя из Москвы вылетали ранним погожим вечером. Умом, конечно, все понятно про разность часовых поясов, но душа восхищалась широтой Родины. Еще душа неудомевала, как можно было с вечера до утра выпить всего по бутылке на брата. Души-то умом не обманешь.
Так или иначе, нас ждала машина с водителем-гидом-сопровождающим. Юра по моему поручению (работал у меня заместителем) организовал за счет фирмы, разумеется, эту поездку, и поэтому Хайдар, субтильный гид с бурятскими корнями на скуластом лице, обратился прямо к нему, не ведая о нашей субординации. Не то чтобы меня это покоробило, но Юра почему-то уселся на переднее сиденье, хотя это мое любимое место. Хоть по протоколу начальник и должен сидеть сзади, но в России начальство сидит там, где ему хочется. Кроме Ходорковского, разумеется. О чем это я? Ну да. В те годы все было нормально даже у Ходорковского с Березовским и вообще в стране было весело. Но Юра огорчился невероятно, когда я настоял на своем и мы поменялись местами. Поменялись – неточно сказано, оскорбленный до глубины души Юра хлопнул дверцей и направился в Листвянку (70 километров) пешком. Это было странно, потому что обычно спьяну он добреет, но я же говорю – недопили. Я категорически приказал Хайдару, не останавливаясь, обогнать новоявленного пилигрима и притормозить за пригорком, чтобы нас не было видно. Бросить товарища я, конечно, не мог, но подучить стоило. Так мы и сделали, и я уже ждал дружеского раскаяния, как вдруг Хайдар со взлетевшими вверх бровями указал рукой на дорогу. Я обернулся и обомлел. Нас обгонял рейсовый автобус, в лобовом стекле рядом с водителем белела Юрина рубашка (тельники у нас были надеты под рубахи, свой берет он оставил в машине), сам он жестикулировал понятным каждому (даже иностранцу) недвусмысленным образом. Да, десант есть десант, и лохов там не держали. Как он остановил автобус на пустом шоссе и как он убедил водителя (в автобусе было много пассажиров) не останавливаться ни на одной остановке (пустых, правда, без пассажиров), так и оставалось тайной некоторое время, пока мы были вынуждены плестись за этим автобусом до конечной остановки. После моего восхищения Юриной находчивостью и незамедлительно последовавшего примирения выяснилось, что водитель автобуса – тоже бывший десантник и по-братски обещал оторваться от слежки, то есть от нас. Как они решили с пассажирами, осталось неизвестным, но я думаю, что все ехали до конечной. Юра, конечно, намекал, что дело было по-другому (захватил, что ли, в заложники?), а я не стал настаивать. В общем, до Листвянки мы доехали уже повеселевшими – праздник явно начался.
Гостиница в Листвянке, по-моему, с одноименным названием, оказалась очень и очень приличной. Хотя мы не смогли понять это сразу, потому что, получив подтверждение, что баня для нас (Юра заказал все из Москвы) растоплена, поручили все наши вещи носильщику и, не мешкая, нырнули в банный сруб.
О, русская баня! О, русская ты баня! О, храм, дающий очищение страждущим и избавляющий от томления духа! О, источник внутренней гармонии! О, прибежище русского человека! Сколько наших классиков описывали тебя благоговейно – и Лесков, и Гиляровский, и Шукшин, и Высоцкий, и еще кто-то наверняка. Уж я-то, парильщик с огромным стажем, еще с армейской службы, толк в этом знаю. Сначала, как в добром вине, нужно вкусить аромат. В правильной бане от всего должно пахнуть березой, хвоей, сеном, немного мятой и костровым, с легким дымком теплом. Венички, которые мастера пара вяжут обязательно на Троицу, висят по стенкам предбанника, сразу настраивая на отдохновение. Рабочие веники уже томятся в парной в кадушке, сам пар – это отдельная история. У нас в Москве мастера делают до пяти разных видов пара, под разогрев – один, под пробивочку – другой, с добавлением мяты и эвкалипта для ингаляции, ну а для самого парения – свой, развешивая по стенкам парилки то гречиху, то хмель, то еще что, непременно обливая стены водой из кадушки веничной. На основное пропаривание уважительно на сенцо положат, особливый веничек – под нос, другой – под ноги, пройдутся сначала по воздуху, сбрасывая холодные капли на разгоряченную кожу, потом протянут листьями вдоль станины, убирая первый пот, затем с двух рук, а то и с четырех начнут обхаживать. В эти минуты ты уже не совсем на земле, в бане точно, а на земле этой грешной – не совсем. Знатных парильщиков и парят по-знатоцки – с легким оттягом, по просьбе беспокойные места – поясница там или голень – веником прижмут, да руками надавят – пар в кость вгоняют. Если мышца какая беспокоит, то пихтой поколят, а то и крапивой жиганут. Все вроде, терпеть уж сил нет, а ты расслабься, подумай о хорошем, дай мастеру доделать, он по твоей коже да по дыханию сам видит, когда хватит. Ну все, отпустили, и ты в зависимости от обстоятельств то ли в прорубь, то ли в снег, то ли в холодный бассейн – нырк… и петь хочется. Но нырять – это в первые разы, после основного парения тебя, сидящего уже за банными дверьми, из шаек поливают то теплой, то холодной до льда, то горячей – никогда не угадаешь. И потом уже вомнут в плечи горячую свежую простыню и отпустят с Богом пока – до мойки и массажа. Вот тут уже крылья чувствуешь за спиной, а нескольких лет уже не чувствуешь. Только после этого и первый шкалик пропустить можно, ибо не зря говорят на Руси – после бани укради, но выпей.
Первый такой стопарик в Листвянской бане пошел не то что на ура, это – ничего не сказать, полился амброзией прямо в наши умиротворенные души и привел нас в полное состояние гармонии, то есть не только с окружающим миром, но и с самими собой. Но гармония тем и отличается от мертвой симметрии, что в первой есть некоторая неправильность. Ее мы быстро распознали – в бане не было гитары. Наш доблестный банщик, как ни странно, оказавшийся грузином по имени Нугзар, позвонил, куда надо, и организовал гитару, а заодно и девочек (не подумайте чего – для публики), и мы второй шкалик выпили уже за него, в том смысле, что настоящий мастер пара в России, будь он хоть грузином, хоть ев…, нет, это, пожалуй, вряд ли, всегда и мастер жизни. Нугзар это доказал еще и тем, что, взяв вскорости доставленную гитару в руки, оказался практически профессиональным гитаристом. Банщика-гитариста даже мне, парившегося во всех банях разных городов, где мне доводилось бывать, а это – пол-России, встречать до тех пор не доводилось. Мы с Юрой, любящие дворовые песни и бренькавшие аккомпанемент на классических трех (ну у меня-то побольше) аккордах, просто заслушались его балладами и романсами. В самый разгар сольного нугзаровского концерта привезли публичных девок, то есть, я хотел сказать, девочек для публики. Ох, хороши русские девахи в провинции! Нет в их глазах московского охотничьего прищура, когда чувствуешь себя взятым в оптический прицел, нет с трудом сдерживаемого презрения к кли…к гостям, нет дурацкой столичной привычки жаловаться на жизнь и нужду престарелых родственников, оставленных на малой родине, которым нужно помогать, поэтому такая высокая цена, э… я хотел сказать, поэтому так мало времени на вечеринку. Ну а их настоящая, природная привлекательность отличается от потасканной чахлой или, наоборот, вызывающе тропической, но в любом случае надменной и нескромной красоты московских б… барышень, как свежая луговая ромашка от пыльной герани на подоконнике, закрытом наглухо стеклопакетом от отравленного воздуха Садового кольца. Вот, отобрав двух таких ромашек, я вышел с суте…со старшим группы в предбанник договориться о… э… графике участия девчонок в нашем празднике. Верите, нет, но Игорь (так его звали) тоже оказался бывшим десантником. Все вопросы были сразу сняты, и Игорь без всяких лишних уговоров был усажен за стол. Послав Нугзара готовить следующие пары, мы взяли гитару в свои руки и под весело струящуюся беленькую начали петь десантные песни и вспоминать службу.
