– Простите, это не вас там сейчас награждали?

Я дружелюбно кивнул. Мужик чуть оживился и перешел на более доверительную форму общения.

– Слушай, я тебя поздравляю. Молодец! Давай я тебе подарок сделаю. От души, честное слово. На, держи.

Он выудил из заплечной сумки литровую бутылку водки «Россия». Бельгийского, кстати, производства.

Я был тронут.

– Спасибо большое. Мне даже как-то неудобно. Может, примем по чуть-чуть? За удачу?

– Стакана нет, – виновато сказал мужик.

– Что ж мы, без стакана не обойдемся?

Мужик отработанным движением скрутил пробку. Мы развернулись спинами к толпе. Сделали по нескольку глотков из горлышка. Запили кремлевской водой из-под крана. По-нашему, по-лауреатски.

Спрятанные репродукторы выплюнули курлыкающий сигнал об окончании перерыва.

– Ты в зал? – поинтересовался мужик.

– Какой там зал… В буфет.

Мужик торопливо сделал еще один заход и протянул бутылку.

– Я-то не могу. Я с женой. Ладно, будь здоров! Всего!

Он прощально вскинул руку. Я принял подарок и вернул пробку на нужное место.

Народ потихоньку исчез. Зато появился Красовский.

– Все отлично! Отдал кассету, переговорил… Это у тебя откуда?

– Подарок. Ну что, двинули?

– Мне вот почему-то водку не дарят… – с задумчивым намеком сообщил Красовский.

– Не хорони себя раньше времени-то. Может, все еще впереди, – утешил я. – Зато в их гадюшнике меньше потратимся.

Буфет-ресторан во Дворце съездов огромен. Я думаю, туда без особых усилий можно уместить пару тысяч желающих.

Чувствовалось, что именно здесь в свое время проводила основной досуг съездовская массовка. Да и сейчас он был заполнен почти наполовину. Не мы одни предпочли наплевать на второе отделение.

Красовский взял у стойки привлекательную по цене закуску. Мы присели за первый попавшийся столик. И без промедления осушили за все тех же талантливых себя.

– О-о, смотри, – указал Красовский. – Вроде, Полина Русова?

Действительно, эстрадная звезда снизошла до культпохода по местам общепитовской славы. Может быть, из обычного желания совершить вечернюю прогулку. Размять внезапно застоявшиеся без сценического перепляса ноги.

А может и в безумном стремлении отведать от щедрот местной кухни.

Звезду сопровождали два здоровенных амбала. Молча и непреклонно пресекавших любые попытки общения со стороны менее звездных граждан.

На не слишком сытый желудок водка забирает почти мгновенно. Я уже пытался каламбурить:

– Поля Русова – это что, от «Русского поля»? Была такая песня, музыка Френкеля, стихи, по-моему, Инны Гофф…

Сережа решительно отставил рюмку.

– Пойду-ка познакомлюсь. Может, потом что-нибудь ей предложу. Что-нибудь из нашего. Пусть поет.

– Брось, – неуверенно отверг я. – Сейчас не нужно, наверное. Не та обстановка. Тут проще по морде схлопотать… Что ты ей скажешь?

– Как что? Так и скажу – композитор Красовский. Лауреат…

Отговаривать было бесполезно. Того, кто уперся рогами в землю, трудно сдвинуть без бульдозера.

Красовский вернулся через двадцать секунд. Красный и нахохленный, как осрамившийся петух.

– Чтоб я ей… Когда-нибудь… Этой трамвайной хамке… Не дам! Никогда в жизни, ни одной песни!

– Что она тебе ответила?

– Что она ответит? Она ж меня якобы не знает. И знать не желает. Думаешь, от большого ума?

Других леденящих душу подробностей я так и не дождался.

Разговор, понятное дело, велся о своем, о нетленном.

Я пересказал Сереже подсмотренный в телеящике сюжет – о первой и пока единственной в мире электростанции, работающей на сухом коровьем навозе. Расположена станция в небольшом индийском селении. Мощности хватает, чтоб несколько часов в сутки питать это селение светом.

Причем местные жители по религиозным соображениям коровьего мяса не потребляют. Священных животных разводят исключительно ради дефицитного навоза.

Хороший такой сюжет. С большим намеком на светлое индийское будущее.

Нечто подобное, объяснял я Сереже, происходит на нашей сцене.

Это не хорошо и не плохо, это так, как есть. Сейчас за большие зеленые бумажки можно сделать поп-звезду из любого подручного материала. Соответственно, на телеэкранах замелькали девочки с мелкими грудками и богатенькими папиками. Про каких еще в тридцатые годы классик юмористики писал что-то вроде: «С вашим голосом нужно петь в сарае. И вам хорошо, и дровам приятно».

Они делают именно то, чего от них ждут. Они выдают свою жидковатую песенную продукцию сродни священным индийским коровам. А народ за это их все равно любит.

И в результате, заключил я, мы имеем то, что имеем – очередное эстрадное говно вприпрыжку.

Сережа мычал в ответ о сволочизме отдельных популярных певцов. Тех, которые считают, что они именно пуп земли, а остальные – то, что ниже пупа.

– Из всей музыкальной культуры уяснили только одну фразу: «Эй вы, сучки, где же ваши ручки?» – а гонору выше крыши. Уже и Моцарт рядом не валялся. Еще и авторам ни хрена не платят! А интервью послушаешь – такие все добрые, сил нет. Как же, яйца варят – бульон нищим отдают…

Правда, по мере убывания волшебного напитка наши взгляды на современную эстраду становились все более терпимыми.

Выяснилось, что там масса интересных исполнителей. Да и народ в основном подобрался талантливый и душевный. И вообще пора ехать на вокзал и там в ожидании поезда добавить где-нибудь в кафе.

Тем более, что сколько водки не пей, а организм все равно на девяносто процентов состоит из воды.

Мы распрощались с Дворцом съездов, нырнули в метро и уверенно осуществили задуманное. Заодно взяли по стакану кофе – чтоб не слишком развезло.

Выложили дипломы на столик, имея в виду, что пьянка без тостов полностью теряет свое воспитательное значение.

Возле стойки замызганный старик лет восьмидесяти просил у молоденькой барменши налить сто граммов водки. Та сухо объявила:

– Двадцать рублей.