– Представляешь, – Красовский выглядел ошарашенным. – Это оказывается сам Стоян!

– Где? Не понял.

– Где-где, в Караганде… В телефоне! Это, оказывается, он сам на звонки отвечал. Я опять спрашиваю – простите, а Стояна можно? Тот же голос гундосит – он отдыхает. Я говорю: передайте, пожалуйста, что звонил Красовский. А он уже другим голосом: ха-ха-ха, Серега, ты, что ли? Его звонками заколебали – вот он такую систему придумал. Грубым басом отвечает, как будто охранник. А это он сам!

– Так что, мы едем к нему?

– Куда уже ехать? До концерта два часа осталось. Стоян там все равно будет, там и передадим.

– То есть можно еще поспать? – уточни л слегка отдохнувший я.

– Хватит, неудобно. Дежурная уже намекнула, чтоб мы сматывались. Ей тоже не в жилу, когда здесь всякие раздолбаи диваны продавливают.

– Ты хоть ей сказал, что мы – лауреаты?

– Думаешь, ее это греет? Она эвакуацию путает с эякуляцией. Ей главное, чтоб заплатили долларами…

КОНЦЕРТ

Вообще-то обстановка Кремлевского дворца съездов мне смутно знакома. Я здесь уже, так сказать, отмечался скромным личным присутствием. Правда, еще в светлые школьные годы.

Мы приезжали в Москву к родственникам, и мать затащила нас с братом сюда – смотреть какой-то выездной столичный спектакль.

Помню, что самое положительное впечатление на мой растущий культурный уровень произвели масштабы и белоснежная роскошь туалета. Вероятно, делегаты партийных съездов ходили туда, как в музей. И потом рассказывали в далеких селах и аулах о твердой поступи революционного прогресса.

Между прочим, каждый человек проводит в местах общего пользования довольно солидный кусок жизни. А пишут о них до обидного мало. И, наоборот, гораздо чаще мировая литература и устные предания упоминают об их отсутствии. Иногда даже с оттенком трагизма и высокой гражданской лирики.

В прошлой дальневосточной жизни две мои знакомые отчаянные дамы возвращались с вечеринки. Одурманенные шампанским, душевными беседами, атмосферой легкого флирта… В общем, изрядно поддатые.

Они шли, не разбирая пути. Придерживаясь общего направления. И на полдороге им, как говорится понадобилось. Причем так, что хоть режь.

Сумерки казались непроницаемыми. Но одна из дам углядела какой-то сарай со слабым свечением внутри. И предложила завернуть за него.

Они присели в легкой тени предполагаемого строения. Быстро, по-походному, размундировались. В критический момент совершаемого действия одна из дам подняла голову и изрядно удивилась:

– Ира, смотри – сарай поехал!

К удивлению подруг, сарай оказался троллейбусом.

В предсортирном кремлевско-съездовском умывальнике монументально торчали двое представителей местной охраны. Они как бы общались друг с другом, но демонстрировали ленивую готовность при случае вмешаться, пресечь и применить грубую физическую терапию.

Это сейчас они стали привычными и даже слегка добродушными персонажами анекдотов – дескать, берут у такого накаченного парня интервью и спрашивают:

– Что вы будете делать, если здесь появится хулиган?

– А что делать? Я его с левой – бац! – и вырубаю.

– А если двое хулиганов?

– Я первого с левой – бац! – и вырубаю. Второго с правой – бац! – и вырубаю.

– А если трое?

– Я первого с левой – бац! – и вырубаю. Второго с правой – бац! – и вырубаю.

– Ну а третьего?

– А третьего у меня день рождения.

Один из моих приятелей пересказал эту шутку знакомому охраннику. Начав со слов: «Слушай, тут анекдот прямо про тебя…» – и далее по тексту. Тот внимательно выслушал и пожал плечами:

– Почему про меня? У меня-то как раз день рождения двенадцатого числа!

А в начале девяностых качки в цивильных костюмах с бирками «секьюрити» смотрелись вполне натуральными бандитами и юмора не воспринимали вообще.

– Привет, ребята, – осторожно сказал Красовский. – Мы тут побреемся. Мы лауреаты, нас снимать будут.

Охранникам на лауреатов было наплевать абсолютно в той же степени, что и на остальное человечество. Так что мы соскребли щетину без всяких дополнительных рукоплесканий.

Как сказал бы мой знакомый журналист Кракин из Кишинева – «побрились лесбием».

Красовский настоял пройти за кулисы. Потолкаться среди других великих деятелей культуры. Завязать или углубить перспективные знакомства. На что я ответил чистосердечным согласием.

Среди моих тогдашних полезных знакомых ближе всех к перспективным считался мясник Валера из магазина на 6-й Красноармейской.

По ту сторону занавеса охранников было значительно больше. Нас передавали по цепочке от одного поста до другого. Пока не сплавили в служебный буфет.

Правда, знаменитостей там тоже не оказалось. Знаменитости кайфовали по отдельным грим-уборным. А в буфете командовала какая-то седьмая помощница пятого режиссера. Она утомленно уточнила наши места, чтоб в нужный момент операторы знали, кого увековечивать.

Зато на обратном пути мы уверенно заблудились. Минуты за полторы до объявленного начала концерта. Когда ассистенты и помощники разом оторвались от основного буфетного занятия и дружно пропали.

Мы метались по лабиринту узких переходов, спрашивая дорогу у всех, кто попадался под руку. Нас корректно посылали дальше. И мы вместо зала вновь и вновь выходили к сцене.

Это уже выглядело мистикой. Вероятно, дворец строили с расчетом, что кремлевские вожди могут появляться только в президиуме. Их выход в ряды одобрительно голосующей публики принципиально не предусматривался. Во всяком случае, мы с Сережей, как загнанные лошадки, проскочили-таки на зрительскую половину через боковую дверь на пятом (!) этаже.

Хорошо еще, что начало праздничного шоу традиционно задержали. Собственно, это и был самый светлый момент мероприятия. Не считая, конечно, вручения памятных дипломов. Да и то радостного только для тех, кто их получал.

Потому что сам концерт получился абсолютно нулевой. Или, как принято говорить в особо творческой среде, – «какашечный». Не пробуждающий высоких чувств и дивной неги. Не дарящий пищу пытливому уму. Не принесший редкого эстетического наслаждения. И так далее.