Аккуратно отделив еще четыре куска булки, я протянула их Айсу.

– Вкусно? – тоном ревнивой кухарки спросила я через пару секунд, когда с бутербродами было покончено.

Парень растерянно кивнул.

– Еще? – во мне проснулся змей-искуситель. Уж очень здорово этот парень ел. Спорю на что угодно, он бы смог съесть приготовленный мной обед и не попасть в больницу с острым несварением. А такой подвиг пока еще никому не удавался.

– Целую следы сабиры. Я уже сыт, – Айс с почтением поклонился, почти коснувшись лбом пола.

– Тогда я могу тебя кое о чем попросить?

– Моя жизнь принадлежит сабире.

– Во-первых, будь так добр, сядь на стул. Парень бросил на меня еще один удивленный взгляд, но просьбу выполнил: медленно поднялся с пола и, стараясь не разгибаться, осторожно умастился на краешке колоды. В глаза он старался не смотреть.

– Во-вторых, я хочу задать тебе несколько вопросов. Будет здорово, если ты ответишь.

– Моя жизнь принадлежит сабире, – послушно повторил Айс.

Я взяла секундную паузу, чтобы вымолить у всех известных богов терпения. Очень много терпения.

– Как называется это место? – для ясности я махнула рукой в неопределенную сторону.

– Волчий край, сабира.

– Логично. Мы находимся в каком-то селении, так?

Утвердительный кивок.

– У него есть название?

Айс отрицательно тряхнул головой.

– А чем занимаются люди в поселке?

– В поселке нет людей, сабира.

Этот ответ озадачил меня надолго. Человек, сидящий передо мной, с полной серьезностью утверждал, что людей тут нет.

– Хорошо, – прикусив губу, согласилась я. – А кто в таком случае здесь живет?

– Оборотни, сабира.

– То есть, ты хочешь сказать, что ты…

Утвердительный кивок и настороженный взгляд.

– Так. Тайм-аут.

Я спрятала лицо в ладонях. А собственно, чего я ожидала? Что здесь меня встретит глубоко цивилизованное общество? Все в туниках и с ясным взором? Это странный мир, а в нем могут происходить странные вещи. Придется разучиться удивляться. По крайней мере до того момента, пока я не найду способ отсюда вырваться.

– Докажи!

– Я не понимаю, что хочет сабира…

– Докажи, что ты оборотень! Ты ведь должен уметь превращаться в волка.

– Сабира хочет…

– Да!

Айс осторожно встал из-за стола и сделал шаг в сторону.

Я, подсознательно приготовившись наблюдать десятиминутную душераздирающую сцену, с медленным прорезанием когтей и мучительной перестройкой тела, была несколько разочарована. Все произошло мгновенно.

В центре комнатушки стоял волк. Именно такой, каким я его себе и представляла. Крупный, раза в два больше тех заморенных существ, виденных мною в зоопарке. Выгнутая спина, крупные сильные лапы и мощная грудная клетка – любая стая из наших лесов тут же признала бы в нем вожака. На морде узор меха образовывал черную маску. Остальная шерсть была серебристо-серой и переливалась в неярком свете лампадки. Только глаза оставались прежними – темными и печальными. Волк, не отрываясь, смотрел на меня, потом чуть двинулся вперед, и я опять не успела засечь миг превращения.

– «Сабира» означает «человек»? – кусочки мозаики постепенно вставали на свои места.

Парень кивнул и, сгорбившись, уселся на прежнее место.

– Послушай, Айс. Я не знаю ваших правил этикета, но меня можно называть по имени – Аня. Так будет лучше.

– Мой язык не смеет произносить имя сабиры, – заученно сказал Айс, отрешенно разглядывая доски стола.

– Почему?

– Истина седьмая, строфа четвертая: «Всякой нелюди запрещено произносить имена человеческие, ибо грязный их язык лишь опошлит красоту звучания. Наказание за неповиновение – казнь через сожжение».

Я опешила: от бесцветности голоса оборотня и от глупости сказанного. Противное ощущение, словно ты надкусил красивое яблоко, а в нем оказался жирный червяк. Омерзительное чувство. «Мирок-то с гнильцой попался», – зловредно прошептал внутренний голос.

– Я – не сабира, – собственный шепот показался оглушительным. – Это неправильно.

Айс промолчал. Разноцветные волосы почти полностью закрывали его лицо, скрывая глаза.

– Давай поступим так. Сейчас я расскажу тебе историю. Верить или не верить дело твое. Сам потом решишь. Хорошо?

– Истина первая, строфа третья: «Слово сабира – закон. Сабир не унижает себя ложью и говорит лишь сердцем. Все сказанное им – истина».

Я треснула кулаком по столу. Оборотень вздрогнул и отшатнулся, колода под ним покачнулась, и, потеряв равновесие, он рухнул на пол.

– А если сабир не прав – смотри пункт первый! – волна ярости отхлынула так же быстро, как и накатила. – Черт! Ты не ушибся? – я вскочила с места, уронив себе на ногу колоду, ругнулась на собственную неуклюжесть и неумение держать язык за зубами и наклонилась над ним.

– Я рассердил сабиру, – парень так и остался лежать на полу, не делая попыток подняться. Спутанные волосы разметались по грязным доскам, а на костяшках пальцев заалела только что полученная ссадина.

Уже предчувствуя, что за этой фразой последует какая-нибудь ритуальная глупость, я поспешила вставить свою реплику:

– Нет. Я не рассердилась. Просто у меня такая манера общения. Ни с того, ни с сего начинаю кричать. Не хотела тебя пугать, извини, пожалуйста, – мне действительно было жутко стыдно.

– Сабира лжет, – еле слышно прошептал оборотень, и, испугавшись собственных слов, сжался в клубок.

Что делать в такой ситуации – я не знала, поведение этого оборотня сбивало меня с толку. Вроде взрослый парень, а ведет себя как трехлетний ребенок.

– Ты же сам сказал, что сабиры не могут говорить неправду, – некстати появившаяся дипломатичность решила заявить о своем существовании.

Айс осторожно поднялся с пола и уселся, поджав под себя ноги.

– Давай я тебе ранку заклею, у меня где-то в рюкзаке пласты…

– Ты неправильная сабира, – резко сказал он. В серых глазах светилась какая-то ненормальная решимость, на скулах играли желваки, а руки судорожно вцепились в колени – кажется, парень приготовился к смерти от рук меня любимой.

«И делаю неправильный мед», – мысленно закончила я фразу голосом Винни-Пуха.

– Ну, наконец-то. Хочешь еще один бутерброд? За догадливость?

Тонкого юмора Айс не оценил, лишь внимательно осмотрел меня с ног до головы. Потом жадно втянул воздух, крылья его носа хищно затрепетали, словно пробуя запахи на вкус. Мне стало не по себе, мелькнула шальная мысль, что «неправильных сабир» здесь тоже принято сжигать на кострах, для профилактики.

– Ты странно пахнешь, говоришь так, будто считаешь меня свободным, даешь мне свою еду…

– И битый час пытаюсь объяснить, что я не сабира. В смысле не сабира, которая сабира у вас, а сабира, которая у нас. То есть… Давай по порядку. Я говорю – ты слушаешь. А потом наоборот.

Айс осторожно кивнул.

Весь рассказ я ухитрилась ужать до десяти минут. Все время, пока я говорила, оборотень, не отрываясь, смотрел мне в глаза. Не перебивал, не лез с комментариями, не задавал вопросов – просто смотрел. Было интересно наблюдать, как по мере продвижения повествования его взгляд менялся: сначала был только страх с примесью недоверия, словно вместо меня рядом с ним мирно сидела королевская кобра; потом в этот коктейль добавился живой интерес, затем удивление.

– Сабира ходила там, где нет дорог для живых, – тихо сказал он, когда я закончила рассказ. После моего рассказа Айс преображался прямо на глазах: затюканное и забитое существо медленно растворялось, уступая место спокойному и уравновешенному… оборотню. Привыкание к новому термину давалось мне нелегко. Он обращался ко мне уже без страха, но с подчеркнутой вежливостью. «Правильно, парень, – мысленно одобрила я. – Черт их знает, этих сабиров! »

– Меня, знаешь ли, не спрашивали, где мне удобнее ходить. Только объясни: как мне попасть обратно домой?

– Я не знаю, сабира.

Я буквально услышала звон, с которым рассыпалась на осколки надежда.