— Мне страшно представить, что сделали с ними эти злодеи! — с ужасом прошептала Дадават, прижимая ладони к щекам. — А ведь и их, и всех остальных мы запросто могли бы вывести, и они были бы сейчас живы и здоровы! О Великий Дух, прости папе его упрямство! Он погубил всех, кто любил его!
— Не говори так! Он действовал в меру своего разумения, и не его вина, что Боги, в избытке снабдив твоего отца отвагой, обделили чем-то другим.
Рассказанное гостьями произвело на обитателей «Мраморного логова» тягостное впечатление, но завершение их истории оказалось еще более мрачным, чем начало. Миновав, где на четвереньках, а где ползком, полузасыпанный подземный ход, женщины выбрались на Верхнюю дорогу, беспрепятственно перешли мост Тяжких вздохов и к середине дня добрались до «Каменного цветка». Они прошли мимо двух дюжин особняков, в трех из которых уже хозяйничали мятежники, предводители коих воспользовались, видимо, случаем, чтобы свести старые счеты с их владельцами, и, припомнив, что муж Яади не пользовался при дворе Димдиго особым влиянием и, стало быть, дом его не подлежит немедленному разорению, попросили у хозяев дать им приют, дабы собраться с силами и решить, как жить дальше. Яади радушно приняла беженок и, сообщив, что супруг ее отправился к заговорщикам, намереваясь примкнуть к ним и уберечь тем самым свой особняк и поместья от разорения, отвела их в купальню. Затем снабдила новой одеждой и проводила в гостевые покои, где они могли бы отдохнуть и хоть немного оправиться от обрушившегося на них удара.
Переволновавшиеся, не помнящие себя от горя, измученные событиями минувшего дня женщины уснули почти мгновенно, полагая, что самое страшное уже позади, однако судьба еще не исчерпала запас предуготованных им испытаний. Проснувшись среди ночи от яростных криков и душераздирающих призывов о помощи, они обнаружили, что внутренний двор традиционно выстроенного в форме подковы особняка освещен пламенем факелов и заполнен сражающимися людьми. Решив было, что на «Каменный цветок» тоже напали мятежники, они вскоре убедились, что дела здесь обстоят, если можно так выразиться, еще хуже. — Недовольные хозяином рабы, воспользовавшись его отсутствием, напали на нас, рассчитывая, разграбив особняк, податься потом к заговорщикам, — пояснил пришедший с Дадават и ее матерью слуга, многие годы работавший истопником при поварне в «Каменном цветке».
Среди Небожителей ходили слухи о том, что Бабахрат скверно обращается со своими рабами, причем особенно достается от него женщинам. Рассказы о его извращенных и жестоких забавах, дошедшие будто бы до Димдиго, и послужили причиной того, что владельца «Каменного цветка» перестали приглашать во дворец. Возмездие, однако, как это нередко случается, обрушилось не на виновника, истощившего терпение рабов, а на его домочадцев, которые сами немало настрадались от жестокого господина. Преданные не столько Бабахрату, сколько его жене слуги пытались с оружием в руках защитить Яади и двух ее дочерей, но силы были слишком неравны. Три с половиной десятка рабов живо перебили дюжину слуг и начали выволакивать во двор их жен и детей, над которыми собирались вволю натешиться, прежде чем всерьез взяться за Яади и ее чад, которых самые нетерпеливые уже насиловали на женской половине дома.
— Они кричали так, словно с них живьем сдирают кожу! — с содроганием рассказывала Дадават. — Но мы ничем не могли им помочь. Нам бы и самим не удалось выбраться из «Каменного цветка» живыми, если бы не Атанабас. — Она указала кивком головы на пришедшего с ними слугу. — Он вспомнил о нас прежде, чем опьяненные жаждой мщения и рисовой водкой рабы, и вывел через черный ход во фруктовые сады, расположенные позади особняка.
— И вновь мы вынуждены были бежать сломя голову, пока не добрались до «Мраморного логова», — заключила ее мать. — На Верхней дороге нам встретилось несколько беженцев, и, если заговорщики не угомонятся, с каждым днем их будет все больше и больше.
— Но откуда они набрали столько людей, да еще и обученных военному делу? — поинтересовался Изим.
— Спасшийся из дворца оксар упоминал, что видел на мятежниках значки дромад восточных и южных провинций. Возможно, это те отряды, которые были призваны в Пиет на переформирование, но, не дойдя до него, повернули к столице. Хотя, судя по их численности, это могут быть и дромады, специально вызванные заговорщиками в Мванааке, — предположила мать Дадават, и пришедшие с ней служанки утвердительно закивали головами.
— Стало быть, ветераны, — задумчиво промолвил Изим. — Худо, что они упустили Димдиго. Уж коли взялся рубить голову змее, так изловчись сделать это с одного удара, иначе укусит.
Ворчание домоуправителя оказалось пророческим. Этой же ночью в Городе Тысячи Храмов запылали кварталы оружейников и ткачей, а под утро дюжина пришедших по Гвадиаре джилл высадила воинов в речном порту. Появившийся около полудня Газахлар был мрачнее тучи. Не отвечая на расспросы домочадцев, он, скинув иссеченные доспехи, повалился спать, а пятеро вернувшихся с ним телохранителей рассказали совершенно неправдоподобную историю о том, что Димдиго собрал магов и колдунов из двух или трех десятков городских храмов и с их помощью вернул себе императорский дворец. О том, как проклятые чародеи метали молнии, сжигавшие людей заживо, мановением руки останавливали человеческие сердца или, произнеся какие-то чудовищные заклинания, заставляли противников истекать кровью, сочившейся у них изо всех пор, подобно поту.
— С ними невозможно сражаться! — жаловался Сабаар, постаревший за эти дни лет на десять. Он вливал в себя рисовую водку чашу за чашей и все же оставался трезвым, напуганным и разъяренным. — Стрелы сгорают, не долетев на полтора-два локтя до этих прислужников Хаг-Хагора, я сам видел. А Губошлепа они прикончили вообще непонятно как. Стоял он, стоял, а потом брык — и с копыт долой. Мы подбежали, а у него грудь вмята, будто по нему каменюкой из баллисты врезали! Ни одной косточки целой, а камня-то рядом нет!
— Вы когда-нибудь видели, чтобы копье зигзагами летело? — вторил ему Хамдан. — Так вот на моих глазах гналось одно такое за несчастным!..
Что в их рассказах было правдой, а что ложью, понять Ильяс не могла, но страхом от парней разило, как вином из винной бочки, и придумать все это они, конечно же, не могли. Приукрасить, преувеличить — запросто, но что-то неслыханное и невиданное в основе их побасенок безусловно было.
Неслыханное и невиданное не потому, что они наделяли колдунов несвойственным им могуществом. Нет, чудеса-то как раз те творить умели. Однако девушка никогда не слышала, чтобы маги и чародеи принимали участие в боевых действиях. Они успешно занимались врачеванием, отвращали либо призывали дожди, помогали изобличать и ловить преступников и за небольшую плату способствовали прорастанию зерен, увеличению поголовья скота, делали предсказания, отыскивали пропавшие вещи и наилучшие места для рытья колодцев. Это было мирное ремесло или вид искусства — в зависимости от величины дара, коим обладал чародей, — которое наистрожайшим образом запрещалось использовать людям во вред. За колдунами-отступниками, по чьему-либо наущению наводившими, например, злые чары или порчу, охотились, как за бешеными псами, их же коллеги и наказывали за содеянное либо лишением чародейских способностей, либо смертью.
Так почему же они, забыв собственные свои правила и установления, пришли на помощь Димдиго и принялись действовать столь страшными методами? Ответов могло быть множество, но по крайней мере два напрашивались сами собой. То ли победа заговорщиков была чревата такими ужасами, что колдуны решили изменить традициям, дабы предотвратить грядущие беды, то ли император-самозванец предвидел, что рано или поздно ему потребуется помощь чародеев, и еще во дни благополучия склонил сильнейших из них на свою сторону, заручившись обещаниями и клятвами, преступить которые ныне они не сочли возможным. Но не мог же он предвидеть все на свете? — спрашивала себя Ильяс, дивясь прозорливости императора и стремлению его во что бы то ни стало удержать власть в своих руках. Любыми средствами, в том числе и теми, применение коих могло подорвать многовековые устои империи. Несмотря на молодость и неискушенность, даже она понимала, что, вовлекая колдунов в борьбу за власть, Димдиго в корне нарушил сложившийся порядок вещей и совершил поступок, последствия коего необратимы и непредсказуемы.
