Только с ними она почувствует себя в безопасности. Их много, они не дадут ее в обиду, и она наконец-то сможет заговорить с желтоглазым.

Еще несколько мгновений ее поступками руководили страх и резвые ноги, а затем, увидев очередного мужчину в наряде леопарда, идущего рука об руку с Черепахой в ту сторону, где только что скрылась за колоннами беседки маленькая пестро разодетая Колибри, она остановилась как вкопанная. Никакого чуда не было. Предок из клана Леопарда не появился по воле Нгуры в императорских садах, дабы спасти свою прапраправнучку. У этого Леопарда был меч, несмотря на то что носить оружие во время праздника Цветущих Деревьев могут лишь стражники, находящиеся при исполнении служебных обязанностей. Проходить же с оружием в императорские сады не смеет никто, ибо стражникам сюда по давней традиции вход в праздничные дни запрещен. Но этот Леопард обнажил меч не колеблясь. Он шел за ней, а она — за Вороном-Таанретом. И еще один Леопард идет с Черепахой в том же направлении. Людей, наряженных леопардами, так же как и зебрами, волками, тиграми и обезьянами, великое множество, но едва ли эти два Леопарда оказались здесь случайно. Скорее всего они, подобно ей, выслеживают Таанрета и ожидают только подходящего случая, чтобы схватить его или же убить на месте.

Она вспомнила слова желтоглазого о том, что предать заговорщиков могут «не менее полусотни человек», и решила, что именно это и произошло. Кто-то предупредил сочейросов о намерении человека из клана Огня пробраться в императорские сады во время праздника Цветущих Деревьев, и соглядатаев, так же как и ее саму, не ввела в заблуждение нехитрая его маскировка.

Где-то вдалеке прогрохотал гром. Тучи, клубящиеся с самого утра над морем, уже наползли на город, и лишь императорские сады и дворец купались еще в лучах солнца, готового вот-вот скрыться в свинцово-серой пелене.

Спохватившись, что она упустит желтоглазого, Ильяс бросилась к беседке, лихорадочно размышляя над тем, как ей следует поступить в сложившейся обстановке.

Самым правильным, конечно же, было предоставить Таанрета своей судьбе и держаться от него подальше. Ей не слишком-то нравился Димдиго и заведенные им порядки, но и помогать заговорщикам она не собирается. Чего ради, спрашивается? Любой заговор — это кровь невинных, и совсем не обязательно новый правитель будет лучше старого. Ни Орочи Мунг, ни подозрительный гигант, не слишком-то ловко прикидывающийся добрым малым, не произвели на нее благоприятного впечатления…

Правее круглой беседки, за вышкой для тул-мальтелоки — «большого прыжка», мелькнул еще один пятнистый саронг, и девушка отчетливо представила, как двое, трое, пятеро сочейросов, вооруженные короткими, похожими на кинжалы мечами, окружают Таанрета. Как сочится кровь из его ран и изрезанное тело волочат в дворцовые подземелья, где была уже некогда замучена мать желтоглазого и сошла с ума его сестра, отказавшаяся назвать Димдиго своим супругом. Нет-нет, она не может этого допустить! Ей нет дела до заговорщиков, но убивать и мучить Таанрета она не позволит. Предупредить его будет всего лишь справедливо, и это меньшее, что она может сделать для человека, не позволившего кровожадному гиганту умертвить ее в храме забытого Бога.

Не подозревавший о близкой опасности Ворон угощал «птичью компанию» у палатки, стоящей неподалеку от круглой беседки, отделанные желтоватым мрамором колонны которой были оплетены диким виноградом, и, едва завидев его, Ильяс перестала колебаться. Девушка бежала к нему во всю прыть, опасаясь, что, помедли она хоть мгновение, обретенная было решимость покинет ее, а так называемый здравый смысл легко подберет оправдания подлому бездействию. Ибо, предупредив Таанрета, она, желая того или нет, становилась в ряды заговорщиков и, следовательно, подвергала свою жизнь не меньшей опасности, чем он. Быть может, даже большей, поскольку ей и под пытками-то нечего сказать и, значит, она не в состоянии будет никоим образом облегчить свою участь.

— Ворон, а Ворон! За тобой охотятся Леопарды! — выпалила Ильяс, врезаясь в кучку «птиц» и с трудом переводя дух. — Они следуют за тобой по пятам, и под саронгами у них спрятаны мечи.

В прорези черной маски, увенчанной острым клювом, блеснули желтые глаза хищника, и форани внутренне содрогнулась, с опозданием сообразив, что ведь принятые ею за сочейросов Леопарды вполне могли быть заговорщиками, охранявшими своего предводителя.

— Кто она? Это твоя знакомая? О каких Леопардах она говорит и что им от тебя надо? — набросились Павлин, Фазан и Колибри на Ворона, в то время как тот быстро оглянулся, проверяя сказанное Ильяс.

Он ничуть не удивился, отметила девушка, а в следующее мгновение Таанрет, не удостоив «птиц» ни единым словом, схватил ее за локоть и поволок к вышке для тул-мальтелоки, установленной на краю верхней террасы императорского сада.

«О Нгура, какой он стремительный! Зачем волочит меня за собой? Что он задумал?» — пронеслось в голове форани, чувствовавшей себя крохотной пташкой в лапах коршуна, сделавшегося, к слову сказать, особенно опасным после того, как ему стало известно, что и за ним самим идет охота.

Таанрет проскользнул сквозь толпу Небожителей, почтительно взиравших на вышку для «большого прыжка», и подтолкнул Ильяс к ведущей на нее лестнице.

— Нет! Я не хочу! Только не это! — взвизгнула девушка, озаренная внезапной догадкой по поводу задуманного желтоглазым.

— Да! Да, если ты не желаешь, чтобы над тобой поработали Димдиговы костоломы! — жестко бросил Таанрет, увлекая ее все выше и выше по ступеням хлипкой конструкции. — Взгляни, они уже добрались до моих «пташек», и те наверняка расскажут им о тебе.

Ильяс посмотрела вниз и увидела одного из Леопардов, того самого, что шел с Черепахой, беседующего о чем-то с Фазанихой и прочими «пернатыми» подругами Ворона.

— Ты прав… — задыхаясь, простонала она. — Но я никогда прежде не прыгала с вышки, и форани не допускаются к прыжкам…

— Все когда-нибудь случается впервые, — процедил Таанрет, втаскивая девушку на верхнюю площадку ходившей под их ногами ходуном конструкции, высота которой достигала тридцати локтей над седьмой террасой и, соответственно, пятидесяти над пятой, на которую приземлялись прыгуны.

— Я хочу совершить «большой прыжок» с этой вот маленькой обезьянкой на руках, — не терпящим возражений тоном сообщил желтоглазый юноше, скучавшему в ожидании желающих совершить тул-мальтелоку.

— Мой господин, этого делать не положено… — начал парень, но весело беснувшая в руке Таанрета золотая монета заставила его прикусить язык.

— Привязывай лианы. Да выбери те, что покрепче. Учитывая двойной вес, такая предосторожность будет не лишней, — велел Ворон, прижимая к себе левой рукой Ильяс с такой силой, что, если бы даже она надумала от него сбежать, из этого бы ничего не вышло.

Увидев разговаривающего с «птицами» Леопарда, девушка смирилась со своей участью. Тул-мальтелоку она, может быть, и переживет, а вот пытки в императорских подземельях — едва ли. В конце концов, раз уж желтоглазый решился совершить «большой прыжок», значит, прыгал уже когда-то с подобной вышки, устанавливаемой тут ежегодно в соответствии с традицией.

Ожидая, пока смотритель обвяжет щиколотки Таанрета лианами, Ильяс припомнила, что не единожды видела оксаров, совершавших тул-мальтелоку, хотя с каждым годом смельчаков, жаждущих продемонстрировать свою отвагу любимым, становилось все меньше и меньше.

Когда-то, на заре империи, «большие прыжки» являлись составной частью обряда инициации юношей из знатных семейств, только после прохождения которого они получали титул оксаров. Со временем обряды эти были упразднены и тул-мальтелока стала развлечением для тех, кто любит острые ощущения. С давних пор о лихих прыгунах складывали всевозможные легенды, одна из которых, например, гласила, что еще до того, как стать частью обряда инициации, «большой прыжок» был испытанием, которому невеста имела право подвергнуть своего жениха, если сомневалась в силе его чувств. А начало тул-мальтелоке положил Маньяр — герой множества мифов, отправившийся будто бы за своей возлюбленной в царство смерти, в подземные владения Хаг-Хагора, попасть в которые можно было лишь из глубочайшего ущелья…