Разговор подошел к концу, и Снегин ощутил привычную опустошенность, усугублявшуюся тем, что сидящая перед ним женщина ему определенно нравилась. Он не хотел расставаться с ней так быстро, не часто кто-то приходился ему по сердцу. Представив, что сейчас ему предстоит возвращаться в свою контору, ибо круг его интересов давно сократился «до дома, кабака и бардака», он неожиданно для себя предложил:

— Хотите, я устрою вам небольшую экскурсию по городу? Возьмем напрокат катер, гидрокостюмы, и, пока заваренная нами каша доходит до кондиции, я покажу вам местные достопримечательности. А потом сходим в театр. На Шекспира, в Большой драматический. Сто лет там не был…

По извиняющейся улыбке, появившейся на лице Евы, он догадался, что предложение не кажется ей соблазнительным. Мысленно обругав себя старым ослом, Снегин подавил вздох разочарования и разлил остатки водки по рюмкам.

— Во-первых, — в привычной уже Игорю Дмитриевичу манере начала мисс Вайдегрен, — заваривают не кашу, а чай. Во-вторых, я обещала прочитать о Панчине, Скрипове и других выдающихся людях, вышедших из стен МЦИМа, и намерена исполнить обещание. А в-третьих, и об этом-то я как раз собиралась вам сказать, завтра в Санкт-Петербург прилетит мой хороший приятель: журналист Патрик Грэм. Я подумала, что он может быть нам полезен и, поскольку Патрик тоже впервые окажется в вашем замечательном городе, ему, вероятно, захочется осмотреть его вместе со мной.

— Рад, что нашего полку прибыло, — с напускной веселостью провозгласил Игорь Дмитриевич и поднял рюмку: — Ну, как у нас говорят: «на посошок» или «по стремянной».

Вкуса водки он не распробовал. Выпито было мало, да к тому же не в той компании. Солнечный день за стеклами «Итальянского кафе» выцвел, золотые еще несколько минут назад, здания казались измаранными ядовито-желтой краской, а от темных вод залива, несмотря на кондиционеры, которые ни к черту не годились, отчетливо несло гнилью.

негромко продекламировал Снегин по-русски, и мисс Вайдегрен не замедлила поинтересоваться, что бы это могло значить.

— Молитва, с которой мои соотечественники обращаются к Богу по окончании трапезы, — коротко ответствовал Игорь Дмитриевич. — Пойдемте, я провожу вас до «Виктории». И ради собственной безопасности запомните мой совет: старайтесь не появляться на улицах города одна. Дождитесь вашего друга-журналиста, но и с ним держите в Питере ушки на макушке. Мой город умирает вот уже полстолетия, хотя это и не бросается в глаза, и в медленной и мучительной агонии он смертельно опасен. Потому-то туристов здесь и просят держаться группами. И водят по строго определенным маршрутам. Впрочем, как показывает случившееся с вашей сестрой, это не является панацеей от местной заразы.

— При чем тут ваш город? Это все мистер Пархест…

— Как знать, как знать, — с сомнением пробормотал Снегин, выводя свою спутницу из «Итальянского кафе».

Сигнал домофона заставил Снегина оторваться от «Дзитаки» и включить видеосвязь. На крыльце, глядя прямо в видеокамеру, стоял старый его знакомый из службы безопасности МЦИМа — Лев Ященко.

Мгновение поколебавшись, Игорь Дмитриевич нажал кнопку, открывающую наружную дверь. Проследил, чтобы с Левой в дом не зашел какой-нибудь излишне расторопный клиент, и отключил программу поиска. Теперь он знал о Юрии Афанасьевиче Радове достаточно, чтобы рискнуть встретиться с ним завтра в указанном месте.

— Сколько лет, сколько зим! — проговорил Лева, распахивая дверь и разводя руки так, словно намеревался заключить Снегина в братские объятия.

— Не так много, как мне бы хотелось, — хмуро отозвался Игорь Дмитриевич, даже не пытаясь делать вид, что рад видеть мцимовского переговорщика.

Наметанным взглядом он оглядел Леву и жестом попросил повернуться, удостоверяясь, что тот пришел без оружия.

— Неужели ты подозреваешь, что я принес с собой пушку? — оскорбился Лева, демонстративно поднимая руки и поворачиваясь плавно и неторопливо, словно на показе мод.

— А в правом кармане что? Глушак? — поинтересовался Снегин, прекрасно знавший, что переговорщики не носят с собой оружия.

В отсутствии у посетителя крупногабаритной хлопушки он удостоверился еще прежде, чем впустить в дом, но необходимо было создать соответствующее настроение. Позаботиться, так сказать, об антураже.

— Глушак, — подтвердил Лева и вытащил из кармана серого пиджака коробочку волнового глушителя, препятствующего записи разговора на любой доступной Снегину аппаратуре. — Надеюсь, ты не возражаешь?

— Надеюсь, ты тоже меня поймешь, — ответствовал Игорь Дмитриевич, выкладывая на компьютерный столик «уинстон» 37-го калибра. Тоже для антуража. Убивать Ященко он не собирался, но сбить с наглеца гонор необходимо было еще до начала беседы.

— Игорь, ты стареешь. Ты становишься нервным. Угрожая мне, ты нарушаешь законы гостеприимства. Ты готов обидеть парламентера. Хуже того, блефуешь тик неубедительно, что это вызывает жалость. Ты ведь не убьешь вестника мира? Так зачем дешевые жесты? Публики, которая будет рукоплескать, нет, расслабься и поговорим как деловые люди, — произнеся эту тираду, Лева сел на не предложенный ему стул и еще раз продемонстрировал Снегину пустые руки. — Курить можно, или для гостей это табу? Чтобы хозяин чувствовал себя на коне?

— Кури, — разрешил Снегин после непродолжительного молчания. — Что же касается убийства… Мне ведь хватит и подранить тебя. Отстрелить какую-нибудь существенную часть… И пусть суд потом докажет, что это была не самозащита. А доказать будет трудно, если учесть, что не я к тебе пришел, а ты ко мне. И глушак принес ты. Не так ли?

Ященко закурил. Пригладил кустистые брови, чтобы волоски не лезли в глаза, и тихим, проникновенным голосом спросил:

— Игорь, тебе на надоело? Столько лет. Столько крови. Зачем? Ну, ранишь ты меня. И что с того? Неужели ты до сих пор не понял, что находишься вне системы ценностей, в которой живет твой город? Твоя страна, если уж на то пошло?

— Понял, — мрачно сказал Снегин, когда молчать дальше стало глупо. — И что ты предлагаешь?

— Уезжай. МЦИМ оплатит дорогу и поможет устроиться на новом месте. Сменишь климат, среду обитания — это, говорят, полезно. Мы не хотим сводить счеты. Рано или поздно тебя ведь тут прикончат.

Ященко помахал перед лицом ладонью, отгоняя дым, и Снегин признал, что гость прав. Рано или поздно его, конечно, прикончат. Стоит высунуться, и это станет делом техники и вопросом времени. Сегодня, завтра, послезавтра…

— Неужели ты надеешься жить вечно? — спросил Игорь Дмитриевич, разглядывая морщинистое и усталое лицо Ященко, которому тоже неплохо было бы сменить климат и среду обитания. — Быть может, пора закончить преамбулу и перейти к делу? Прибереги свои психологические экзерсисы для других, я все это уже слышал и, как ты знаешь, не перешел в твою веру.

— Снегин, брось ломаться! Ты ушлый мужик и знаешь, все имеет свою цену! Я, ты, Богоматерь, Иисус и Аллах! Сейчас ты на гребне, можешь диктовать условия. Так диктуй! — увещевал Ященко, доверительно простирая к собеседнику ухоженные, покрытые рыжим пушком руки. — У тебя есть клиент. Верни Эвридику сестре, а нам отдай Радова и его головорезов — за нами не заржавеет. Ты этого типа не видел и ничем ему не обязан. Тебе надобно прежде всего думать о клиенте. И, понятное дело, о себе. Так в чем же дело? Все сходится! Судьба улыбнулась тебе, так воспользуйся этим, вместо того чтобы строить ей козью морду!