— Тогда беги.

Когда дверь снова закрылась, Адам повернулся к друзьям и задумчиво произнес:

— Надо решить, что будем с добычей делать.

— А что ты предлагаешь, командир?

— Сами знаете к чему идем. Пока все сходится. Почти тысяча золотых у нас в распоряжении имеется, да еще и оружия почти три десятка мушкетов и сабель, если подтянуть наши запасы, то почти на сотню наберется. Правда винтовок нет совсем, но если Яков окажется толковым мастером, это не вопрос — сделает.

— А местные не прочь под твое знамя встать, уверен. — Добавил Орлик.

— Значит, мы очень близко от цели, а бумаги — все равно дожмем и этого таинственного банкира отыщем, — уверенно вставил свое слово Скворуш.

— Поэтому предлагаю добычу не разделять, а использовать для общего дела — набора собственного полка. — Дождавшись утвердительных кивков товарищей, Адам продолжил, — и вот еще что, считаю, пора братьям с ученичеством заканчивать. Скоро им надо будет свой десяток разведчиков учить и натаскивать.

— Не спорю, Адам, выросли парни, — согласился с мнением князя Микола.

— Ну, манеры у них хромают, а в драке — мало чем и нам уступят, так что я тоже — за, — поддержал товарищей и Сашко.

— Добре. Быть по сему! С этого часа Хортичи — равные нам товарищи! — Князь торжественно возвысил голос и чувством хлопнул ладонью о столешницу, так что рассыпанное по нему золото мелодично зазвенело. — Сейчас я пойду к пленникам, допрошу их, справлюсь один, у вас дел и без того хватит.

Собрав бумаги, Адам уложил из в пакет и убрал в поясную сумку, драгоценности же вернулись в мешок и были отправлены в сундук, на который князь навешал крепкий замок.

Все разом поднялись, и прихватив оружие, вышли из комнаты. Адам шел последним, накрепко запер дверь, слишком много ценного осталось внутри, выставлять же часового было бы не вежливо по отношению к хозяину — графу Людвигу. Так что приходилось немного рисковать. Но и передавать сокровища Шлоссенбергу, чтобы он поместил их в надежно охраняемой сокровищнице Боруту не хотелось.

Отто дисциплинированно ждал у входа в темницу. До него уже дошли слухи о сегодняшних подвигах русинов, их утреннее занятие с шашками произвело на старого воина глубокое впечатление, так что степень уважения к князю и его товарищам в глазах Штаделя подскочила до почти максимальной отметки. Без единого вопроса сержант открыл подземелье и провел Борута к камерам, в которых были по одиночке рассажены пленники. Адам не желая задерживать в холодном и не радостном помещении Штаделя, просто взял у него ключи от дверей камер и отпустил.

В сущности все вопросы князя сводились к двум: что знают бандиты о Эрике и о передаче драгоценностей. Если первый вопрос не вызвал у пленников затруднений, каждый четко и подробно рассказал о нем и описал внешность курьера, регулярно отправлявшегося с требованиями о выкупе заложников, то вопрос о перевозке ценностей и бумагах остался совершенно не проясненным. Бандиты попросту ничего не знали об этом, свою долю они получали регулярно, очевидно, все эти огромные средства являлись собственностью самого Кречера. Что заставляло покойного атамана продолжать разбой, обладая такой значительной суммой денег, на которую без труда можно было купить средних размеров баронство, осталось для Адама загадкой. Он смог предположить две причины — чья-то воля, принуждавшая Кречера нападать на караваны и мирных людей или его жестокость, любовь к насилию над невинными жертвами.

Уже выходя из подземелья, Борут столкнулся на ступенях с графом Людвигом, который в сопровождении Витреда, Штаделя и еще пяти неизвестных Адаму солидных, добротно и не без роскоши одетых седобородых старцев прошел ему навстречу, очевидно, желая показать всем пленных разбойников. Отто и еще двое воинов гарнизона несли в поднятых руках факелы, которые своим мерцающим светом создавали особое, мрачновато-торжественное настроение. Адам не стал задерживаться и поднявшись наверх был встречен Бориславом, своим посыльным, который не получив иных распоряжений от своего господина, решил просто дожидаться его сидя на небольшой каменной лавке неподалеку.

— Славка, знаешь, кто эти старцы?

— Это городской голова и совет Гребенска, прибыли полчаса назад, вели беседу с господином графом, а теперь он объявил, что намерен провести суд над разбойниками и приказал голове и советникам присутствовать при этом.

— Хм, откуда ж ты все успел выведать?

— Ничего сложного, я спросил у господина сержанта, да и сам не слепой и глухой. — бойко ответил малец.

— Молодец, хорошо начинаешь службу, — похвалил мальчишку князь.

Славка просиял в ответ.

— Какие будут приказы, господин?

— Никаких, беги к отцу, на сегодня все.

Анна рассерженно посмотрела на Лизи и отбросила листы с начатым рисунком:

— Не хочу рисовать, — заявила она, — придумай что-нибудь другое. Если бы ты знала, до чего мне хочется кого-нибудь убить. И первую очередь — конечно Людвига. Этот рыцарь винной бочки вполне заслужил самой мучительной смерти!

Лизи ахнула:

— Да за что же? Чем он так провинился перед вами, госпожа?

— Будто не знаешь! — Анна поднялась из-за красивого бюро и прошлась по комнате, — ничего, он еще пожалеет.

— Но госпожа…

— Тише! Идет кто-то!

В коридоре послышались шаги и в дверь постучали.

— Войдите, — повелительно приказала Анна, замерев посреди покоев с гордым и надменным видом.

Дверь приоткрылась, и на пороге появился Витред.

— Госпожа баронесса, — почтительно сказал он, — господин граф просил справится о вашем самочувствии и передать это письмо.

На подносе, который он держал в руках лежал сложенный листок. Анна сдержано улыбнулась и кивнула:

— Передайте графу, Витред, что я благодарю его за беспокойство. Право, не стоило, мне уже гораздо лучше.

Она знаком приказала Лизи забрать послание, что та и поспешила сделать. Дождавшись, когда дверь за Витредом закроется, она выхватила записку из рук девушки и нетерпеливо открыла.

— О! Этот мальчишка предлагает мне прогуляться с ним по стене замка! Вот негодяй. Так, Лизи, подай мне шаль и посмотри — прическа не растрепалась?

— Вы замечательно выглядите, госпожа Анна, но неужели вы пойдете на эту прогулку? Вы же злы на него, хотя я и не понимаю почему.

— Не будь смешной! Конечно, я пойду.

— Значит, вы передумали? И больше не злитесь?

— Ну, вот еще! Фон Мессинги не прощают предательства!

Анна подошла к зеркалу и накинула на плечи шаль, поданную девушкой.

— Неплохо, — произнесла она, придирчиво себя оглядев, — могло быть и лучше, но для графа сойдет. Ты была внизу? Что там? Князь со Скворушем вернулись?

— Еще нет. Мне сопровождать вас?

— Зачем это. Не говори глупостей. Это всего лишь провинциальный замок. Мы же не в столице, чтобы так тщательно соблюдать этикет. Нет. Останься. Займись чем-нибудь.

Как бы она не храбрилась перед служанкой, баронесса вышла из парадных дверей, слегка волнуясь. Ей было далеко не безразлично, как она покажется графу теперь, при свете дня. Злость на его утренний поступок, уже почти улеглась, но появилась расчетливая уверенность, что он не тот человек, который ей нужен, не заслуживает ее, а потому она поступит с ним просто. Заставит на себе жениться, но теперь он будет жертвой.

Отец бы ее одобрил, недаром он твердил, что чувства не должны руководить ее поступками. Это она должна играть чувствами других. Плакать где надо, смеяться, где должно. Влюблять, но не влюбляться самой. И абсолютно всегда, просчитывать каждый шаг, знать, что и когда сказать, когда промолчать. 'Не верь мужчинам, опасайся женщин. Будь умнее, помни, жизнь — игра. Ты, девочка моя, красива и умна, а значит, можешь добиться многого. Слова лишь воздух, а бумага легко горит. Надежно только золото и сталь'.

Он прав, как всегда, ее папенька, есть только три вещи в мире, которые действительно важны — сила, хитрость и богатство. Сила есть у ее отца, известного кондотьера — пять сотен наемников, которые она может предложить графу, хитрости — у нее тоже хватит, богатство — даст ей граф, вместе со своим именем и положением в обществе. Вот только немного потерпеть. И все у нее получится — отец еще будет ею гордиться!