Яков и дозорные стали тут же уговаривать проповедника не утаивать такой важной для всех обитателей замка тайны. И немного еще посопротивлявшись для виду, Кристоф поведал им доверительным тоном:
— А слышал я разговор двух бандитов, они как раз о горце говорили. И даже восхищались им. Страшный, говорили, человек этот горец, бандит — почище их атамана будет, не человек, а истинный зверь в человечьем обличье. Сколько ужасов он творил, так даже у этих негодяев волосы дыбом вставали. Чего только стоит, что целую деревню вырезал подчистую, не пожалев ни женщин, ни детей.
— Да, — сказал Афоня, — много я чего о горцах здешних слышал, но такого не доводилось. А как же они его схватить умудрились, раз он такой страшный?
— По чистой случайности, — живо откликнулся Кристоф. — Ранили его в бою, свои же и бросили помирать, а бандиты наши — подобрали. Говорили — счеты у него какие-то старые с их атаманом были. И чего князь решил его в замок притащить — непонятно. Ведь даже граф, я слышал, против был. Разве что казнь показательную устроить хотят.
После этого некоторое время вино пили молча, размышляя о раненом горце, но вскоре опять пошли здравицы и связно мыслить уже не получалось. Яков и старый Афанасий покрепче других оказались, так им пришлось потом вместе проповедника в его покои доставлять.
Только под утро закончился этот пир, которым встретил замок Чернагора своих новых обитателей.
Заря еще лишь окрасила вдали вершины гор бледно-розовым светом, когда Марица остановилась у задней двери таверны 'Алый Дракон'. Несмотря на столь ранний час, на улицу уже доносился соблазнительный аромат свежеиспеченных пирогов. Негромко постучав в дверь, девушка в ожидании ответа, в который раз бросила взгляд на высокие башни замка.
Лучи восходящего солнца уже и до него добрались и замок казался нереальным и загадочным. Острые пики гор, приковывали к себе взгляд, снова и снова завораживали своей величественной красотой. Древнее у них название — Ермунганд, так и веет от него былинами и старинными преданиями.
Дверь таверны резко распахнулась, возвращая девушку к действительности, и на пороге показалась сама хозяйка в нарядном переднике и кокетливом чепце, едва прикрывающем непослушные русые кудри.
— А-а! Марица! — Воскликнула она, доброжелательно взглянув на девушку. — И что не спится тебе, пташка ты моя ранняя! Смотрю сама все принесла, а где же тетка твоя или чорт этот старый, Пашута? Что ж это девчонку такие тяжести таскать заставляют!
— Разве ж это рано! — Улыбнулась девушка, — сама-то ты, Марфа, гляжу уже пироги печешь. А наши все с коровой Малинкой мучаются. Телиться она вздумала под утро, да что-то там неправильно пошло, пришлось даже Жиляту позвать. Ну а я решила тебе сыр и молоко сама доставить — знаю, что ждешь. Не тяжело мне — Пашута тележку хорошую сделал. Вот и постаралась пораньше. Как бы посетителей сегодня у вас не прибавилось!
— Молодец, что привезла! А сметаны? Побольше ведь просила! А вижу, вижу! А что Жиляту позвали — правильно, он со скотиной умеет обращаться. И сила его не помешает, если теленка за ножки вытаскивать придется. А с чего у меня посетителей прибавится может? Ты это о ком, голубушка?
— А разве не слыхали, что в замок гости пожаловали?
— Я то слыхала, этот проказник Митроха прибегал, еще темно было. Пирогов у меня просил — Куцый послал, в замок собирается с угощением. Только я не дала! Хочет пирогами угощать — так пусть свои печет. А моих попробовать захотят сиятельные гости — пусть сюда приходят — заведение у меня приличное, двери для всех открыты.
— Сиятельные гости? — спросила Марица.
— Ох, любопытная ты становишься, Марица. Того и глядишь, сплетничать начнешь. Пойдем-ко внутрь, ведь не завтракала наверняка. Отощала совсем, куда это годится. Я тебя пирожком свежим угощу, как ты любишь — с вишневой начинкой. Там и расскажу, что знаю, вижу — интересно.
Марица охотно согласилась, потому что дел на утро у нее других пока не было, а отказаться от пирожков Марфы никто бы не смог, даже в горных селах о них слава шла, не то что в самом Гребенске. Три миловидных помощницы с заказами не справлялись, если праздник какой случался.
Девушка помогла Марфе донести привезенные на тележке сыры, свежее молоко и большую баклажку сметаны. Кухня таверны сияла чистотой. Румяные пирожки выстроились ровными рядами, ожидая первых посетителей. Одна из помощниц как раз доставала из печи новую партию, другая варила кашу в огромном котле, третья здоровенным тесаком ловко резала окорок на широком столе. Марица пристроилась за уютным столиком в углу кухни, где лежали бумаги хозяйственной Марфы. Аккуратным почерком внесены были ровные рядочки цифр. Любила хозяйка во всем порядок — вот и записи вела сама, никому это важное дело не доверяла.
Марфа одной рукой убрала в сторону бумаги, другой поставила перед гостьей блюдо с горячими пирогами. Две чашки с душистым чаем тут же появились рядом и хозяйка устроилась напротив, с теплотой разглядывая девушку.
— И в кого ты такая умница и красавица уродилась, — сказала она, — ничего ведь о себе не рассказываешь. Ну да это и к лучшему. В женщине должна быть тайна. Так о чем мы? Ты пирожок-то ртом ешь, нечего глазами смотреть. Я тебе компанию составлю, сама еще не завтракала. Других забот много. Мужика то нет, все самой надо.
— А как же Митюша?
— Да разве это мужик? Мальчишка! Кожа да кости, того и глядишь — ветром сдует! Только и держу, что сын покойной сестры, царствие ей небесное! Да и то ладно, с бумагами управляется хорошо — вон видишь как у него все ровненько и красиво?
— А я думала, что это вы! — удивилась Марица.
— Раньше и правда я, да Митюха сам выучился понемногу, грамотей! Весь в отца пошел! И что в нем сестра углядела! Такой же задохлик был — все книги ученые читал. А пригодились они ему, когда с медведем повстречался? Лучше бы в наш род пошел — настоящие силачи, прадед в императорской страже службу нес!
Марица улыбнулась — видела, что хоть и сетует Марфа, а племянником гордится. Да и не так уж плох он был, как со слов хозяйки можно подумать — всего восемнадцать лет парню, а девчонки уже заглядываются. И расторопный — да попробуй у Марфы другим быть!
— Так вот, девица! О сиятельных гостях что я узнала. Граф молодой прибыл — герцога Шлоссенберга сынок. Бандиты на него напали — недалеко от перевала, те самые… Ведь я знала этого Кречера молодым совсем, пытался даже как-то за мной ухлестывать — смелый, лихой был парень. Кто же знал, что зверем таким станет… вот он и был атаманом этих разбойников. Перебили они всех воинов графа, да не простых — все офицеры! Только и от бандитов удача отвернулась. Напала на них дружина славных воинов, оказавшихся неподалеку, да всех порубили иродов. Да еще и пленных вызволили. Вроде бы даже священник среди них был. Они-то все и прибыли в замок вместе с графом.
— А что за дружина? — спросила Марица, — Откуда они?
— Этого не знаю, но главный у них — из знати, Митроха с ним и разговаривал, говорит, что князь, но откуда ему знать, брешет небось.
Одна из помощниц окликнула хозяйку, сказала:
— Марфа Андреевна! Первый посетитель в двери стучит, пустить или пусть обождет?
— Кто это, Алька? — Деловито осведомилась Марфа. — Шатун, небось, любит прийти пораньше, пока нет никого!
— Да, Марфа Андреевна! Он это. Пускать?
Марица поднялась из-за стола, стала прощаться:
— Пойду я, Марфа. И у вас дела и мне уже пора. За угощение — спасибо, лучшие пироги у вас!
— Ну иди, девонька. Да тетке привет передавай. Лучшие сыры-то у нее!
— Непременно передам.
Марица вышла из таверны через ту же заднюю дверь и, прихватив тележку, пошла обратно к дому тетки. Видела как у главных дверей Шатун ругается с Митюшей, порадовалась, что не до нее сейчас племяннику Марфы, а то вечно пристает с расспросами, в глаза заглядывает…
Солнце уже высоко поднялось, теплый ветерок едва колыхал ветви придорожных березок. Возле церковных ступеней дремал на солнце большой полосатый кот. Заливались пением птицы. Стая воробьев клевали крошки возле лавки пекаря, готовые в любую минуту сорваться с места. Здесь им всегда находилось, чем полакомиться. Собака мясника, уныло смотрела на прохожих большими влажными глазами, тяжело дыша, высунув язык. Девушка не спеша идя по главной улице Гребенска, раскланивалась с ранними прохожими, думала о приезде молодого графа.
