Мои родители купили лампу для загара. Положили ее в гостиной. В гостиной почти ничего не было. Только телевизор и лампа для загара. Если ею не пользовались, то накрывали ее скатертью. Они кричали, споря из-за нее. Я больше не могла находиться в столовой. Боясь, что я ее разобью, они закрывали гостиную на ключ. Если ты ее разобьешь, я тебя убью. Ты все разбиваешь. Я тебя убью. Они уже пытались убить меня, из-за прибывшей из Японии редкой мушмулы. Они хотели убить меня из-за лампы для загара. Она прибыла из Америки. Все говорили, что она прибыла оттуда. Она меня тревожила. Они по очереди пользовались лампой. Закрывшись на ключ. Я в коридоре жду, когда меня убьют. Ночами мне снились кошмары. Она разбивалась. Наткнувшись на нее, я разбивала ее. Они спокойно меня убивали. Они постоянно загорали. Только на Рождество мы обычно отправлялись в задрипанную деревушку собирать грибы. Вертеп мы ставили на телевизор. Тогда я их видела. В то Рождество я их больше не видела. Мне хотелось отправиться в ту занюханную деревеньку, чтобы собирать там грибы. Поставить на телевизор вертеп. Видеть их. Я надеялась, что как-нибудь ночью вор украдет ее. Я ее ненавидела. В Новый год мы заставим всех лопнуть от зависти. Моей маме очень приятно было думать, что она заставит всех лопнуть от зависти. В полдень я увидела его голой, черное лицо и бледное тело. Оно казалось приклеенным к телу другой. Потом она обожглась. Она обругала этот хитроумный прибор. Хотела выкинуть его в окно. Она кричала мне, давай разбей его. Давай, отведи душу. Теперь ты можешь полностью разбить лампу. Я вышла на улицу с велосипедом. В пижаме. Без пальто. Падал снег. Соседи кричали мне вслед, что я несчастный ребенок.

А я кричала, что я была большой вульвой. Какой большой вульвой я была. Огромнейшая вульва. Никогда не видели подобную вульву. Мне пришлось сказать это себе тысячу раз. Тысячу раз мальчишка насиловал меня. Овладевал мною раз за разом. Плевать. Вдруг зазвонил телефон. Это был Джанмария. Он подарил мне чудо. Он не вернется. Ужин в конторе. У адвоката. С коллегами. Анджелика, я иду с ними, так как ты больше не хочешь ходить. Да, милый, не беспокойся. Ты сделал меня счастливой. Ему я этого не сказала. Я видела свое страшно загримированное лицо. Я ему сказала, до встречи, золотце. Я тебя жду. Я с восторгом перенесла то свидание. Когда он вернется, я притворюсь, что крепко сплю. От радости я надела ролики. Я каталась, натыкаясь на мебель, когда почувствовала тревогу. Голос. Его. Маттео. Я была уверена. Не ошибалась. Я устремилась к двери. Припала к глазку. Он стоял с мамой. На лестничной площадке. Они разговаривали с соседкой с механической рукой. Краны. Протечки. Нужен слесарь-водопроводчик. Я пожирала его глазами. Его красивый профиль. Какой он плотный. Боже мой. Удержись. Иди в комнату. Иди в душ. Выпей шампунь. Отколоти себя. Они прощаются. Добрый вечер. До скорого. Не сейчас. Сейчас я хочу твои глаза. Я вижу, они поворачиваются. Уже на первой ступеньке. Потом другие. Я видела, они покидают меня. Какая тоска. Я переждала минутку. Не больше двух. И вот я на роликах шагнула на ступеньки. Я с остервенением цеплялась за перила. С трудом удерживаясь на ногах, я шла вперед. Я должна победить. Ступеньки как ледяные плиты. Я должна спокойно прицелиться. Прямо в них. Они расстроились. Размножались, как рыбы и хлеб у Иисуса Христа. Я не могла остановиться. Вернуться на свое место. Мне было нужно только догнать его. Вернуться на свое место. Я не должна была догнать его. Вернуться на свое место. Мне было нужно только догнать его. Как в день моей свадьбы, шизофрения разделила мои мысли на две части. Я их ставила одну перед другой. На противоположных концах. Побыстрее, иначе ты его потеряешь. Притормози и возвращайся в квартиру. Я хочу Маттео. Не могу хотеть его. Ты не делаешь ничего плохого. Искажаешь преступления. Мой язык удлинился. Он уже касался губ. Я была собакой с палкой в зубах. Мое лицо покрыто ужасающим гримом. Если бы кто-то меня увидел, то закричал бы от ужаса. Борясь с собой, я продолжала спускаться. Конца не было видно. Когда я добралась до двери, я дернула дверь. Мне казалось, что я вынырнула после невозможной остановки дыхания. Я отправилась на стоянку. Я спряталась среди деревьев. Пока я устраивалась, поняла, что потерпела неудачу. Какого черта я тут делаю. Раскаленное небо. Ветер. Мое лицо как у паяца. Я увидела, как они выехали из гаража на машине. Фары освещали асфальт. Я помчалась за ними на роликах. Я бежала как бесноватая, чтобы не потерять их. На хорошем от них расстоянии. В тени. Узкая и темная улица. Очень мало прохожих. У меня распахнулся халат. Раскрылись мои груди. Я надеялась, что начнется спуск. На глаза падали волосы. На ресницы стекал тональный крем. Растворившаяся помада попала в рот. Я с отвращением плевалась. Прозевала поворот. Я видела себя в могиле. Халат стал моим плащом. Я потеряла завязку от него. Супервумен с каплями пота на лбу. Эта тряпка развевалась, удлиняя мою спину. Я говорила себе, отталкивайся сильнее ногами. Включи мотор. Когда я видела машины, то опускалась, чтобы спрятаться. Я схватила халат. Потом я его сбросила, чтобы быстрее двигаться. Руками я размахивала, как саблями. Клинками с когтями. Не останавливайся. Немедленно остановись. Не думать. Подумай теперь. Ты смешна. Нет, не смешна. Нет никакого смысла. Даже очень много. Ты не устала. Ты очень сильно устала. Возвращайся домой. Вперед. Чего ты ищешь. Продолжай искать. Я продолжала нестись, несмотря на то, что возбуждение чередовалось с сомнением. Они были как облака, до которых никогда нельзя добраться. Я была такой, какой была и какой буду всегда. Девочкой без кукол. Я остановилась посмотреть на себя. Я внезапно остановилась. Я вдруг это сделала. Остановка сердца. Так остановилась, что с шумом затормозила на асфальте. От стыда. Мгновенная ясность в мыслях. Никаких противоречий. Я посмотрела на свои ноги. На ролики. Я смотрела на свое лицо, отражавшееся в воздухе. Какая несостоятельность. Я была ничем в то время, когда думала жить. Впереди исчезала машина. Я в темноте ищу ее. В той машине было все. Я была никем.

Крепкий сон. Когда Джанмария вернулся, я притворилась, спрятав лицо в подушку. Я слышала, как он раздевается. Идет в ванную. Мочится, напевая какую-то глупую песенку. Я могла ощутить даже запах его мочи в туалете. Этот запах, искаженный спаржей. Ризотто, приправленное этим овощем, в его желудке. Даже если это не так, все равно это так. Тошнота усиливала мое беспокойство. Я старалась дышать ровно. Притворялась спокойной. Я не ужинала, вернувшись с пробежки. Коньки висели у меня на плече. Как сумочка. Грязные от пыли чулки. Опустив голову, я села в кухне. И осталась там. Меня засасывали зыбучие пески. Сначала провалились ноги. До заднего места. Моя верхняя часть была вверху, я смотрела на лучик света. Спуск медленно продолжался. Кисти рук. Живот. Грудь. Руки. Плечи. На воздухе оставалась только голова. Страха не было. Я зачарованно продолжала пристально смотреть на тот лучик света вместо того, чтобы испытывать страх. Я знала, когда исчезнут и глаза, этот маленький проблеск все равно останется. Оправленный, как бриллиант, в зрачки. Сжимая пальцами простыню, я спрашивала себя, каким был Маттео, когда жил там, где меня не было. Я видела бабочек. Я видела измазанные спермой стены. Моя мысль разделялась на две части. Теперь всем вещам я противопоставляла их противоположность. Для него существовала нежность, не загрязненная сексом. Желание очарования. В то же самое время нездоровое желание надругаться над его чистотой. Ласка. Сосать его петушок. Осторожно войти в его детство. Полностью его развратить. Отстранить его. То, что я страстно желала его, пробуждало во мне зависть. Я ее облагораживала чем-то другим. Как следствие рождался романтизм, чтобы не испытывать стыда. Все это я смогу понять потом. Только тогда, когда все закончится. Я хотела быть им. Занять его место.

Джанмария растянулся на кровати. Он больше, как это было раньше, не целовал меня в щечку. Он отвернулся от меня. Отодвинулся. Почти к краю кровати. Мы становились теми, кем мы были всегда. Два чужих человека, которые как-то встретились и продолжают это делать. Пренебрегать этим. Не желать признать. Две параллельных линии, которые движутся и никогда даже на миг не встречаются. Я слушала, как он храпит. Звуковая колонка моей энной ошибки. Я поднялась как привидение. В гостиной я надела наушники. Стояла. Неподвижно. В ушах музыка. Я рассматривала место, которого, казалось, не существует. Серая галлюцинация, которую я хотела бы забросить в ящик. Я начала злобно двигать руками. Я поднимала их вверх, пока у меня не занемели мышцы. Так я освобождалась от внутреннего напряжения. У меня был клубок. Клубок из тревог. Этот нервный танец был моей раковиной. Я его придумала еще девочкой. В тот день, когда мне было очень плохо. В тот день, когда Рождество было для всех. Когда я позвала врача, потому что мне было очень тоскливо. Когда он меня покинул, я начала, как безумная, плясать на кровати. Дергаясь рывками, как во время эпилептического приступа, я успокаивала свои нервы. Я его видела у сына продавца магазина. Упасть на пол и корчиться, как будто тебя трясет. И я так себя чувствовала. Как будто бы меня трясло. В тот день я изобрела свой освободительный танец. Мой эпилептический танец. Я бы хотела стать танцовщицей эпилептических танцев. Я возбуждалась, механически перемещаясь в воздухе. Я занималась этим в туалете, потому что, стоя на толчке, видела всю себя в зеркале напротив. Я приносила туда свой проигрыватель. Я закрывалась на ключ и танцевала. Я делала это каждый раз, когда чувствовала, что мною овладевает тоска. Я сшила себе платье из старой белой кружевной занавески. Два конца я завязывала вокруг шеи и подпоясывалась кожаным ремнем. Я вместо тапочек надевала носки в зеленую и черную полоску и потом начинала биться на этой крошечной поверхности. Я чувствовала мощь. Этим танцем я уничтожала все. Он был лучше, чем выпивка. Чем сигареты. Он был моим спасением. И все становилось крошечным. А я становилась громадной. И оставляла всю эту грязь. И видела себя под мощными лучами рампы. Они следили за мной с подозрением. Смотрели, как я укрываюсь в уборной. Тетя говорила, что я чокнутая. Румынка, что я во власти дьявола. Танцуя той ночью, я действительно подумала, что мною овладело что-то подобное. Возможно, Маттео был демоном с обликом ангела. Я подошла к окну и смотрела на ночь. Мне вспомнилась одна фраза. Настолько актуальная в тот момент. Я думала о ней, когда румынка, открыв, что я пляшу как безумная, сказала мне, ты кончишь в аду. Я смотрела на нее, думая, что с адом я уже знакома и он хуже для живой, а не мертвой.