— Знаешь, здесь была страна Ково, великого вождя, который хотел воевать против белых; однако они поставили пушку вон там, на горе.

И Вуане показывает мне на высокий зеленый мыс, возвышающийся над лесом.

— Они выстрелили. Воины не знали такого, и все бежали. Ково тоже… Все-таки он похоронен здесь.

Он ведет нас за деревню. На холме, у подножия большого сухого дерева, возвышается могила предка.

— Вот здесь, — говорит он. — Ково следовало послушаться старого Креана, который вскоре же заключил мир с белыми. У Ково никогда не было не только сабли или ружья, но даже палки. Но когда он говорил, все трепетали. Он был высок, как ланибои, ночью он летал над хижинами. Он был последним, кто был столь велик.

— А каковы были в те времена все люди?

— Они были ростом с хижину.

— Ты говоришь о тома?

— Нет, — отвечает Вуане. — Все люди были такими. Тома не было.

— А откуда они пришли?

— Они пришли отовсюду. Предки старого Зэзэ пришли из саванны… Теперь они чистые тома.

Обычно могилы расположены в самой деревне. Я удивлен, видя, что могила Ково находится за ее пределами.

— Ково Вакоро был много более великим, — поясняет Вуане. — У него была даже другая деревня, близко отсюда, но люди ее покинули.

Мы поднимаемся. На вершине холма одиноко возвышается почти целая круглая хижина. Вокруг простираются круглые площадки утрамбованной земли, которые окаймлены остатками стен. Растительность еще не возродилась, лишь кое-где пробивается редкая трава. Внизу видна темно-зеленая масса леса, бегущая, словно волны, по холмам до самого горизонта. Вуане простирает руку:

— Там — Согуру.

На обратном пути Вуане показывает нам каменистую, покрытую мхом дорогу, ведущую в глубь чащи. Сеть лиан преграждает ее во всех направлениях. Видимо, по ней не часто ходят, за ней не следят. Я устремляюсь но пей, привлеченный таинственным видом местности.

— Твое дело, — говорит Вуане, — но там поклоняются предкам, и я не имею права сопровождать тебя.

Это неожиданное заявление обычно столь уверенного в себе Вуане интригуют меня. Обрывистая, скользкая тропа спускается меж высоких массивов черного камня. Со скал и лиан почти до самой земли свешивается мох. На большой каменной плите у края дорожки груда приношений. Я продолжаю спускаться и внезапно оказываюсь у крайних хижин деревни. Вот почему Вуане не захотел быть моим проводником: он боялся восстановить против себя жителей.

После этого случая мы больше чем когда-либо чувствуем, как нам нужна поддержка Коли. Но спускается ночь, а его все нет.

Старый Зэзэ, ожидавший нас в хижине, сообщает плохие новости. Старейшины поручили ему передать, что покойный не был крупным знахарем и что его погребение не будет сопровождаться специальным обрядом.

— Они врут, — добавляет Вуане, — а Зэзэ не хочет их принуждать. Надо ждать Коли. Если он скомандует, вы сможете увидеть все.

В деревню ужо вернулись женщины, и из соседней с нами хижины разносятся погребальные причитания.

Оба знахаря и мы с Жаном молча сидим в томной хижине. Топи еще но вернулся. Зэзэ переваривает свою обиду. Впервые знахари и колдуны, ранее покорные его власти, выказали неповиновение.

На следующее утро прибывает наконец генератор, и мы начинаем монтаж. Большинство мужчин не проявляет никакого интереса к этим приготовлениям. Мы явно в карантине. Только несколько самых любопытных подростков присутствуют при испытании. Носильщики, доставившие движок, уверяют, что Коли обязательно прибудет к нам сегодня.

Жан протягивал провод в хижину, как вдруг все жители деревин бросились врассыпную и скрылись в хижинах. На опустевшую площадь, раздувая кровавые ноздри, галопом выскочил бык. По словам Вуане, животное порвало путы во время жертвоприношения в Буэилазу и убежало после того, как было ранено выстрелом из ружья. Бык скребет землю, потом делает прыжок и вновь исчезает в чаще.

Ничто, видимо, не предвещает похоронной церемонии. Люди болтают, не выходя из хижин, по деревне несется перестук пестов. У нас все готово к съемке, но, чувствуя холодное отношение жителей, мы сидим в гамаках.

Около полудня старейшины решают посетить нас. Наконец-то атмосфера немного разрядилась. По словам старейшин, умерший был не знахарем, а всего лишь главным охотником, и мы сможем, если захотим, засиять все церемонии в его честь. Нам ясно, что это маневр, предпринятый, чтобы частично нас удовлетворить.

— Это неправда, — гневно шепчет мне Вуане. — Тебе не нужно вытаскивать машины.

Я разделяю его мнение, но не хочу ввязываться в какой-либо спор, могущий настроить хранителей фетишистского культа против нас. Я предпочитаю подождать прибытия Коли, хотя уже и не верю в то, что он все разрешит. Мы идем вслед за старейшинами к хижине покойника.

Па площади собрались все охотники в своем лесном наряде: в шапочках из обезьяньей кожи, в вылинявших потрепанных бубу, увешанных охотничьими талисманами и мешочками с порохом. В руках — охотничьи ружья. У йог их дремлют штук тридцать желтоватых собак. Я и не представлял себе, что в одной деревушке можно собрать такую свору.

Одни за другим охотники входят с собаками в хижину. Труп, завернутый в циновку, лежит прямо на земле. Охотник притрагивается к циновке и заставляет улечься всех своих собак. Когда каждый исполнил этот обряд, все рассаживаются на могилах предков и начинают делить охотничьи участки.

Присев на корточки перед хижиной, я, чтобы скоротать время, играю с собакой, настроенной явно дружелюбно. Один из старейшин, с усмешкой наблюдавший за мной, повертывается к остальным, произносит несколько слов, и все заливаются хохотом. Вуане с уязвленным видом переводит:

— Старик сказал, что ты выбрал самую плохую собаку, которая никак не могла научиться охотиться.

Я забыл, что клан Коивоги был кланом не только воинов и вождей, но еще и охотников. Вуане, пользующемуся во всей округе репутацией хорошего охотника, трудно стерпеть, что его «патрон» не умеет с первого взгляда отличить хорошую собаку от плохой.

— Если бы у тебя было ружье, — сокрушается он, — я мог бы пойти с ними и вечером принес бы тебе черную лань. Они, конечно, идут на охоту. Мертвый передал им всю свою силу, а собаки найдут след.

Охотники расходятся и быстро исчезают в чаще.

К нашему великому изумлению, четверо мужчин снова входят в хижину и выносят оттуда труп. Мы сопровождаем их к яме, которой раньше не заметили. Без всяких церемоний они укладывают труп на дно могилы и засыпают землей. Мы не знаем, что и думать. Зэзэ и Вуане молча присутствуют при этой неожиданной развязке. Крайне разочарованные, мы возвращаемся к себе. Коли может теперь приезжать…

— Они не имеют права поступать так, — протестует Вуане. — Дух покойника будет мстить и но даст нм спать.

Вместе с Зэзэ он идет к старейшинам, но мы не ждем от этого разговора ничего хорошего. Нужно укладываться.

Спускается ночь. Оба наших спутника с удрученным видом входят в хижину и довольно долго тихо говорят между собой. Затем Вуане поворачивается к нам.

— Старик, — говорит он, — знает очень хорошо, что произойдет. Коли теперь не приедет…

II он открывает нам всю подноготную этой истории. Коли просто попросил жителей деревни разрешить нам съемки, но не отдал никакого распоряжения. Они не согласились. Зэзэ рассказал им, что мы уже знаем все тайны и им нечего опасаться.

— Может быть, ты не боишься смерти, — ответили ему, — и волен показывать белым все, что хочешь, а мы не хотим умирать.

Коли Зуманиги, узнав о решении жителей Ковобакоро, но стал настаивать и, сославшись на срочное дело, предоставил урегулирование инцидента естественному развитию событий.

— Они похоронили этою человека так, — добавляет Вуане. — Когда вы уедете, они вынут его, чтобы проделать обряд.

Мы не предвидели такого фокуса. Итак, несмотря на авторитет Зэзэ, несмотря на его собственный пример, знахари предпочитают навлечь на себя гнев духа смерти, нежели открыть нам тайны, которые мы и без того знаем. Я оборачиваюсь к лежащему в тени Зэзэ.