Сквозь стену дыма в отдалении маячили крошечные фигурки людей, работавших в самом пекле. Они заваливали большими камнями основные фумаролы[10], чтобы газы не улетучивались в атмосферу, а шли по расходящимся каналам, охлаждаясь по дороге и выделяя в осадок серу. Часть каналов была уже забита комьями серы, и люди разбивали их ломами. Другие соскребали серу прямо со стенок свистящих жерл, где она конденсировалась в виде сталактитов — рубиновокрасных от жары в середине и ядовито-желтых по краям.
Мои попутчики, перекликаясь сквозь неумолчный рев вулкана, исчезли в клубах дыма. Им предстояло нагрузить корзины. Похоже, удушающие пары не оказывали на них никакого действия: они появились, весело улыбаясь, с корзинами, доверху наполненными серой, и сразу же, даже не передохнув, заспешили по склону в свой лагерь. Я двинулся следом, с нетерпением предвкушая возможность глотнуть свежего воздуха.
Небо было безоблачным, а воздух таким прозрачным, что впереди отчетливо вырисовывались зеленые долины, лежащие в трех километрах ниже, и Яванское море на горизонте. На востоке поднималась еще одна горная цепь, над которой, как мне показалось вначале, клубилось облако. На самом деле это был султан вулканического дыма, более густого, чем над Валирангом. Я показал на него пальцем и спросил, как называется этот вулкан. Собеседник прикрыл глаза рукой.
— Бромо, — ответил он.
Далекое облако разжигало любопытство, и, когда вечером Даан рассказал нам, что знаменитый Бромо считается самым красивым из яванских вулканов, мы с Чарльзом твердо решили посетить его.
На следующий день мы двинулись из Третеса на восток вдоль побережья. С дороги Бромо выглядел скучной, бесформенной горой — он спрятался среди обломков более крупного вулкана. Несколько тысяч лет назад этот гигант взорвался подобно Кракатау, и большая часть его конуса взлетела на воздух. Сохранилось лишь основание в виде кольца вокруг гигантской чаши около пяти миль в поперечнике. Однако фантастическое извержение исчерпало не всю энергию могучего вулкана, и вскоре внутри кальдеры[11] открылись новые колодцы; вылетающий из них пепел нагромоздил новые конусы. Ни один из них, правда, не поднялся над стенами кальдеры и, за исключением Бромо, не является сейчас действующим вулканом. Поэтому, приближаясь к горному массиву, видишь не главный кратер, а неровные контуры окружающих его утесов.
Мы поднимались на джипе по каменистой дороге к маленькой деревушке на склоне кальдеры. Опускался вечер. Горы впереди были скрыты облаком. Владелец гостиницы, где мы решили заночевать, сказал, что вулкан виден только ранним утром. На следующий день мы поднялись в половине четвертого. Было темно и холодно. Кучка деревенских жителей сидела, поеживаясь в своих саронгах, возле лошадей. Как и сборщики серы, здешние горцы приземисты, темнокожи и совсем не походят на стройных жителей равнин. Один из них, старик с роскошными усами, согласился дать нам двух лошадей и проводить до кратера.
После неудачного опыта на Валиранге я с радостью констатировал, что лошади здесь могут быть бойкими и сильными. Босоногий проводник шел за нами, подгоняя лошадей ударами хлыста. Я пытался остановить его: моя лошадь и без того трусила достаточно быстро. Впрочем, волновался я напрасно: скотина добродушно игнорировала такое обращение. Правда, когда бежавший рядом старик кричал «ну!» прямо ей в ухо, она неожиданно пускалась в галоп.
Мы добрались до заросшего травой края кальдеры, когда уже полностью рассвело. Внизу расстилался пустынный, напоминавший лунный ландшафт. Плоское дно чаши частично закрывала дымная завеса. В центре кальдеры, примерно в миле от нас, поднимался пик Баток — совершенно симметричная пирамида с крутыми серыми склонами, изрезанными расселинами и оврагами. Бромо располагался слева от него и выглядел невысокой горкой, не такой островерхой, как Баток, но производившей куда более сильное впечатление: из его округлой вершины вырывался огромный столб дыма. За ним проглядывала еле различимая в утреннем свете зазубренная противоположная стена кальдеры. Мы простояли несколько минут, завороженные величественным зрелищем. В громоподобном реве Бромо тонули все остальные звуки.
Лошади, понукаемые горцем, спустились по обрывистой песчаной тропе на дно кальдеры. Поднимавшееся солнце окрасило клубящееся облако над Бромо чуть розоватым цветом. Воздух прогревался, рассеивая дымку и открывая широкую, идеально ровную поверхность у подножий Бромо и Батока. «Песчаное море» — так образно, но не совсем точно назвали ее голландцы. На самом деле она состоит из вулканической пыли, вылетающей из жерл и разносимой дождем и ветром по дну кальдеры. Постепенно пыль ровным слоем заполняет гигантскую чашу. В отличие от гавайских вулканов вокруг Бромо не видно застывших потоков лавы. Объясняется это тем, что для яванских вулканов характерна очень густая, вязкая лава, застывающая при относительно низкой температуре. Именно эта особенность делает здешние извержения столь катастрофическими: когда расплавленная лава из глубины земной коры поднимается к горловине вулкана, она слегка охлаждается и в результате твердеет, запирая жерло. Давление в забитой пробкой горловине все возрастает, и в конце концов гора взрывается.
Лошади прошли рысью по голой равнине до подножия Бромо. Мы спешились и начали взбираться по крутым, скользким склонам к кратеру. Остановившись на краю, мы заглянули в адский котел. Огромные клубы дыма вырывались из зияющей в ста метрах ниже дыры с такой силой, что земля дрожала под ногами. Они с ревом и свистом устремлялись вертикально вверх; дойдя до края, серый столб извивался и менял направление в зависимости от ветра, разбрасывая горячую серую пыль, оставлявшую лиловато-синие шрамы на внутренней стороне кратера.
Мы отважились спуститься на пятнадцать метров по склону, покрытому мельчайшей пылью; она то и дело ссыпалась из-под ног, когда мы пытались найти точку опоры. Грохот вулкана оглушал, мощь клокотавших подземных сил заставляла сердце сжиматься от страха. Оглянувшись, я увидел старика, жестами призывавшего нас вернуться. Многие ямы превратились в невидимые «карманы», наполненные тяжелыми ядовитыми газами. Если по неосторожности попасть туда, можно остаться там навсегда.
Местные жители на протяжении многих веков приносят дары вулкану Бромо; считается, что, если его не умилостивить, он взорвется и испепелит окрестные деревни. Поговаривают, что в давние времена ему приносили в жертву людей. Сейчас в адский котел бросают монеты, кур и рулоны тканей.
Подобная церемония состоялась спустя несколько недель после нашего посещения. Кратер облепили толпы людей, бросавших дары. Кое-кто из менее суеверных смельчаков лез внутрь вулкана и доставал подношения из его утробы. Один смельчак пополз за каким-то ценным даром, потерял опору и покатился вниз по крутому склону. Собравшиеся наблюдали за ним сверху. Ни один из толпы не шелохнулся, никто не попытался спасти его. Тело несчастного осталось лежать, словно сломанная кукла, в глубине кратера…
Суеверия, предписывающие ублажать дух, грозящий смертью всему населению, очень живучи; не исключено, что вера в необходимость человеческих жертвоприношений не угасла полностью в сознании деревенских жителей.
На следующий день мы вернулись в Сурабаю. В гараже у Даана не оказалось места, и мы оставили свой джип на гаревой дорожке прямо под окном. Можно было не опасаться, что его угонят, поскольку основные части мотора были предусмотрительно вытащены.
Утром мы сели в машину, намереваясь отправиться в город. Мотор завелся мгновенно. Чарльз включил передачу, но задние колеса стояли как вкопанные. К нашему ужасу, оказалось, что ночью воры отвинтили полуоси и вытащили их из втулок; немудрено, что колеса не хотели вертеться. Мы были в отчаянии, но Даан не особенно удивился.
— Бог ты мой, — сказал он, — раньше воровали «дворники», но сейчас владельцы ставят их только во время дождя, так что этот вид краж потерял популярность. Теперь, видно, в моде умыкание полуосей, или на воровской рынок поступил заказ на этот товар. Завтра утром я пошлю туда садовника. Думаю, он их найдет. У нас считается хорошим тоном дать владельцу возможность выкупить свою вещь.
