– А твой товарищ чего так радуется, на них глядя?

Дельфин решил подыграть общему любопытству, используя свое влияние на невменяемого ветерана. Подошел к нему, положил руки на плечи и терпеливым, спокойным голосом стал спрашивать:

– Заринат, ты рассмотрел драконов? Ты узнал драконов? Почему ты на них так долго смотришь?

И вот тогда покалеченный воин ответил тихо, но в замершей толпе услышали каждое его слово:

– Драконы? Да, это драконы! И они прекрасны! И потом… драконы очень добрые, сильные и… – он весь напрягся, силясь что-то вспомнить, и, наконец, выдавил: – …и счастливые!

Уракбай и тут сообразил, как использовать непонятные откровения для собственного блага:

– Как вы слышали, даже мой несчастный друг осознал, что драконы отныне наши союзники! Во время нашего пути он не раз слышал указ Фаррати и каждый раз теперь замирает с таким блаженством, глядя вслед покорителям воздушного океана. Это значит, что его чувствительная душа и в самом деле больше не ощущает угрозы с небес. Да будет мир на наших благословенных землях!

Все слушатели дружно, с экстазом повторили пожелание оратора. Никто при этом даже не заподозрил, что опекун скомандовал громким шепотом своему подопечному: «Собирай подарки в мешок!» И тут же продолжил восклицать с прежней силой:

– Да будет обильным ваш стол, а ваш дом ломится от богатства! Да не оскудеет рука дающего! Пусть останется у каждого из вас всегда в сердце толика щедрости и сочувствия! Пусть крепнет ваш род и славится эта земля!

Монетки, перемежающиеся порой натуральными продуктами, так и сыпались в мешок, Дельфин с благостной улыбкой на устах, тем не менее, с озабоченностью думал совершенно о другом:

«Чего это он так драконов восхвалять начал? Я сам как их вижу, вздрагиваю непроизвольно. Многие в госпитале так и умерли, в бреду выкрикивая только одно слово: «Драконы!!!» Неужели и в самом деле на него блажь какая накатила? Надо будет в каюте с ним на эту тему подробней пообщаться. Должна ведь быть какая-то причина!»

Уже позже, переплывая на фелюге к следующему населенному пункту, молодой опекун более часа размеренно выспрашивал у своего сослуживца о мотивах такого странного отношения к драконам. Но ничего, кроме настойчивого утверждения: «Они добрые и сильные!», не услышал. Тогда он в некотором раздражении воскликнул:

– Такое впечатление, что тебе довелось с ними общаться. Когда это было? Припомни свои разговоры с драконами. Ну? Помнишь?

Некоторое время бывший десятник морщил лоб и честным, детским взглядом смотрел на своего опекуна. А потом признался:

– Не помню. Но мне кажется, что я когда-то был драконом и умею летать…

Уракбай протяжно и сочувственно вздохнул, осознавая всю глубину полного сумасшествия сослуживца, и затем терпеливо, в течение получаса твердил одну и ту же фразу:

– Нельзя никогда и никому, кроме меня, рассказывать, что ты был драконом!

Не хватало еще только наткнуться на родственников погибших при трагедии, а еще хуже – на самих воинов, выживших после тяжких ранений. Те могут взбелениться при таком утверждении, не посмотреть на то, что перед ними ущербный сослуживец-инвалид, и не сдержаться от неконтролируемой мести. А что разбушевавшемуся ветерану заколоть мужчину, который сознанием не старше трехлетнего ребенка? Так что следить за безопасностью своего попутчика следовало непрестанно.

Но и тут вдруг выяснилось несколько весьма интересных моментов. В том смысле что у ничего не помнящего ветерана на подсознательном уровне все-таки остались уникальные боевые навыки.

Однажды Уракбай пришвартовал их импровизированный, переоборудованный из рыбацкой фелюги и постоянно модернизируемый кораблик к пристани маленького городка и поспешил на берег. Предстояло выяснить место и время предполагаемого выступления. Тогда как присматривать за инвалидом и казной остались матросы. Старый по прозвищу Крюк, проверенный неделей плавания, и новый по имени Жоаким, нанятый накануне. Как оказалось, новичок втерся в доверие к Дельфину с далеко идущими планами, но это стало ясно только после того, как со стороны реки к борту фелюги причалила лодка с тремя гребцами бандитской наружности. Совершенно не обращая внимания на сидящего на носу судна изуродованного Зарината, нападающие набросились на верного матроса, пытаясь его оглушить, а то и убить. Их кривые ножи так и замелькали в воздухе. Несмотря на некую субтильность и внешнюю ленивость. Крюк оказался отменным драчуном, но справиться сразу с четырьмя противниками и не надеялся с самого начала. Поэтому, ожесточенно отмахиваясь подвернувшимся под руку бугшпритом, он стал орать диким голосом, призывая на помощь кого угодно. К сожалению, пирс в это время обезлюдел полностью, чем и собирались воспользоваться бандиты. Но на отчаянный крик неожиданно отозвался бывший десятник. С раздраженным мычанием он вдруг набросился на злоумышленников с тыла и сказал решающее слово в скоротекущем сражении.

Когда Дельфин вернулся из города, то с выпученными глазами обозрел полный раскардаш на верхней палубе, равнодушно восседающего на прежнем месте сослуживца и суетящегося с бинтами Крюка. Матрос к тому времени перевязал легкий порез на руке своего спасителя и останавливал кровь на своих двух ранах. Но как только увидел своего работодателя, разразился такой восторженной речью, что даже признанный оратор заслушался:

– Что здесь было! Настоящее побоище! Оказывается, этот новичок поджидал своих подельников, а как только ты отправился в город, явно подал им условный сигнал. Потом они все четверо бросились на меня, намереваясь прикончить, и мне только чудом удалось сразу не пасть под их ударами. Орал я от страха, честно признаюсь, во всю мощь своих легких. И уже выдохся, прощаясь с жизнью, когда вдруг наш Заринат вмешался. Да как! С бешеным рычанием просто сминал, ломал ручищами этих бандитов и выкидывал за борт! Бесподобно у него получалось! Ни суда, ни дознания, ни вопросов, ни ответов! Лодка этих горе-пиратов отошла от нашего борта и стала дрейфовать по течению, но вслед за ней устремился только один! Ты представляешь: остальные не выплыли! Да и как бы они это сделали с поломанными костями? Но! Тот единственный так и не доплыл тоже: стал заваливаться на бок, да так и булькнул на глубину. Теперь все четверо кормят своими телами раков! А твой друг преспокойно вернулся на место и дальше сидит как… – теперь уже слово «истукан» показалось матросу кощунственным, и он на ходу исправился: – Как мудрец.

Оба подошли к неподвижной фигуре, и Крюк заботливо поинтересовался:

– Рука не болит? – и совсем не обиделся, что в ответ не раздалось даже единственного слова. Но вот Уракбай не на шутку разволновался. Погладив своего сослуживца по плечу, поймал его бессмысленный взгляд и ласково похвалил:

– Заринат – молодец! Заринат – очень сильный и смелый! Заринат – герой!

Некоторое время тот усиленно размышлял над услышанным, затем радостно улыбнулся:

– Заринат – сильный! Очень сильный! – и без всякого перехода нахмурился и злобно прорычал: – Жоаким – плохой! Очень плохой!

– Правильно! Молодец! Ты у меня все понимаешь! – словно заботливый отец, Дельфин обнимал бывшего десятника за плечи, поглаживал по отрастающим волосам на голове, а сам мысленно удивлялся:

«Странно, что он запомнил имя этого Жоакима. Ведь всего разок вчера я к тому обратился, да пару раз сегодня утром. Он до сих пор моего имени не запомнит и на Крюка всю неделю никак не реагирует. Но самое главное: откуда в нем столько силищи? Нет, выглядит он, конечно, в последнее время все лучше и упитанней, усиленное питание нам обоим идет на пользу, да и ростом природа не обидела. Но, насколько мне помнится, десятник Заринат никогда особо не блистал своей удалью и не отличался особой силушкой. Во всех соревнованиях и дружеских единоборствах он всегда в стороне стоял, да только посмеивался. Неужели скрывал свои умения? И никто ничего не знал? Странно… Да и ранение его основательно подпортило, ведь сколько дней, словно кукла поломанная, валялся на койке. После такого люди годами восстанавливаются, используя интенсивные тренировки. У меня так до сих пор нога болит и все мышцы сводит только при одном упоминании ожогов. А этот? Играючи и Крюка спас, и денежки, нелегким трудом заработанные. Да-а! Настоящий похас с…клыками! Ха! А если его силу и для общего дела употребить? Надо будет мозгами поразмыслить…»