Литмир - Электронная Библиотека

— Через века, — сказал Дедушка, — люди пронесли уверенность в том, что религия облегчит тягость их противоестественной жизни. Они всегда стремились увидеть в Боге своего личного Отца, Который должен был заботиться о них, следить за ними, смотреть только на них и быть с ними более обходительным, чем с другими людьми. Бог должен был быть всегда тем, — сказал Дедушка, — кто всемогущ, кому можно молиться и кто, как можно надеяться, даст благоприятный ответ на эти молитвы.

Внучка согласно кивнула. И еще она кивнула, сочувствуя проходившему мимо дома тяжелогруженому составу. А где-то неуклюжая мышь наскочила на украшение и опрометью забралась на стол. Пискнув от ужаса, мышь спрыгнула со стола, бросилась к ближайшей норе и нырнула в нее, неистово взмахнув в воздухе хвостом.

Дедушка продолжил свой рассказ.

— Мы должны также рассмотреть, — сказал он, — современную технологию, которая, конечно же, является лишь рецидивом технологии старой. Все сущее — все, что ЕСТЬ, — это всего лишь некие последовательности вибраций. Вибрация — это волна, которая вначале поднимается, а затем опускается вниз. Потом она снова идет вверх и опять опускается вниз — и так целую вечность, — точно так же как наши маятники качаются сначала в одну сторону, где останавливаются, а затем они качаются в другую сторону.

Дедушка на мгновение умолк и тихо похихикал, поскольку цепь пошла вниз и соскользнула с зубца латунного колеса, которое было у него внутри, а висевшая внизу гиря слегка покачнулась, словно радуясь тому, что она еще на один зубец приблизилась к земле.

— Я знаю, — сказал он, — что все сущее имеет свои позитивные и негативные фазы и движется от одной фазы к другой. Я знаю, — сказал он, придав своему голосу особую торжественность, — что в один период времени, когда Маятник Жизни идет в своем колебательном движении в одну сторону, ответственным за этот процесс является Бог Добра. Но по мере движения в этом направлении Бог Добра все более успокаивается в своем самодовольстве и перестает уделять достаточное внимание происходящему, а Маятник Жизни, остановившись, чтобы изменить направление, откатывается вниз. Бог Добра успокаивается, считая, что все в порядке, но Маятник движется вниз и приходит в другую точку своей амплитуды. А там Бог Зла, которого люди зовут Сатаной, алчно ждет, когда произойдет колебание сил и наступит его черед.

— Зло — это мощная сила, — заметил Дедушка. — Это весьма и весьма мощная сила. Добро не осознает всей силы зла. Поэтому Добро не прилагает к борьбе со злом достаточно больших усилий. И потому мы видим, как та злая сила, что зовется Сатаной, старается максимально использовать все свои возможности. Маятник Жизни идет вверх, и в конечной точке своей траектории он, как всегда, останавливается на какую-то долю секунды перед тем, как возобновить движение. В этот момент Бог Зла совершает самые большие свои злодеяния. А затем, когда Маятник вновь начинает опускаться, Бог Зла постепенно теряет свою силу, и по мере того, как Мятник поднимается кверху, то есть к Добру, оно снова восходит на трон.

— Ах, Дедушка, — донесся откуда-то из теней чей-то тихий голос, и сама похожая на тень, гладкая Черно-белая Кошка вдруг вынырнула из темноты и села в луче лунного света, пристально глядя на старые-престарые часы.

— Дедушка, — сказала Кошка, — я бы могла влезть на твой корпус и сесть тебе на голову, но я очень тебя уважаю и не стану вести себя непочтительно. Расскажи нам еще что-нибудь.

Она прошлась по лучу лунного света и села, уставившись на часы. И чтобы не тратить времени даром, она решила умыть свою мордочку и ушки. Время от времени она смотрела вверх на старые часы, которые нежно глядели на нее и говорили:

— Погоди, Кошечка. Я ведь все-таки часы, и мое время ограничено. Мне придется сделать паузу и пробить четверть часа, чтобы все те люди, кто сейчас бодрствует, знали, что истекли первые пятнадцать минут новорожденного дня. Ты, Кошечка, послушай, как я буду бить, а затем послушаешь мою Внучку. Мы сообщим время, а затем продолжим наш разговор.

В неподвижной ночной тиши прозвучал перезвон, известивший о том, что истекли пятнадцать минут первого часа. Где-то за окном скрытный браконьер, тихо прокравшийся, чтобы стащить яйца из близлежащего курятника, на мгновение замер, а затем самодовольно ухмыльнулся и направился дальше — по направлению к другому окну, за которым ждала своей минуты Внучка. И когда тень браконьера пересекла ее окно, она тоненько зазвонила. Браконьер снова остановился, а затем, прикрывая руками глаза от бликов света, попытался заглянуть в комнату.

— Светящиеся часы, — сказал он, — запросто могут до смерти напугать любого, даже самого лучшего вора!

Сказав так, он пошел дальше, миновал окно и скрылся в тени, откуда вскоре донеслось слабое бормотанье и протестующие вопли растревоженных кур.

В старом доме стояла такая тишина, какая бывает лишь в старом доме. Доски скрипели. Ступеньки шептали, жалуясь, что они не могут оставаться в столь тяжелом положении так долго. По всему дому слышался торопливый топот маленьких ножек и, конечно же, нескончаемое «тики-так, тики-так, тики-так», и еще: «так-так-так», или громкое Дедушкино «тик-так, тик-так, тик-так». Все это были обычные звуки обжитого дома.

Ночь тянулась медленно. Луна на улице шла своим путем, оставляя вокруг дома темные тени. Ночная живность вышла и занялась своими законными делами. Маленькие лисы рискнули выйти из своих нор, чтобы бросить свежий взгляд на земную жизнь.

Ночь медленно тянулась, и представители ночной цивилизации бродили по окрестностям, каждый своею тропой. Скрытные коты подстерегали свою добычу, и часто их прыжки чередовались с проклятьями, произносимыми на кошачьем языке и означавшими, что несчастливый кот промахнулся.

И, наконец, в восточной части неба тени стали светлеть, а затем тусклые красные полоски появились там, и солнце своими чуткими пальцами стало ощупывать перед собой дорогу, освещая вершины дальних холмов и еще более усиливая темноту лежащих внизу долин. Вдруг где-то рядом хрипло прокукарекал петух, почуяв первый признак нового дня. На мгновение вся потрясенная Природа замерла, а затем послышался внезапный шорох и поднялась суета — это ночные обитатели, получившие предупреждение о том, что рассвет уже не за горами, кинулись в подлесок, по своим домам. Ночные птицы разлетелись по своим веткам в темных лесных углах. Летучие мыши вернулись на колокольни. А дневные существа затеяли ту беспокойную возню, которая обычно предшествует полному пробуждению.

В Большой Зале дедушка продолжал:

— Тик-так, тик-так, тик-так.

Теперь он уже не говорил — это время дня не годилось для разговоров. Где-нибудь неподалеку могли быть люди, а часы не желали делиться своими секретами с невнимательными и недоверчивыми людьми.

Однажды Дедушка так отозвался о людях:

— Ох, эти люди, стремятся всему найти подтверждение. Им хотелось бы даже найти доказательства того, что они люди. Но как можно доказать какую-то вещь? — вопрошал Дедушка. — Если эта вещь настоящая, то ей не нужны доказательства, поскольку она сама доказывает свое существование. Но если вещь ненастоящая и ее нет, то никакое количество «доказательств» не докажет, что она есть. А значит, нечего и пытаться что-либо доказывать.

Свет стал ярче, а день — старше. Скоро в доме закипела работа: прибывшие сюда уборщицы включили свои механические приборы и наполнили тихий старый особняк шумом. Послышалось звяканье тарелок, и раздался гул голосов из цокольной части дома, где жила прислуга. Затем послышались знакомые шаги, и вошедший лакей сказал:

— Доброе утро, Дедушка. Позвольте вас, как водится, вытереть и протереть ваше лицо, то бишь циферблат.

Лакей подошел к старым часам, тщательно почистил стекло и проверил время. Затем он открыл переднюю крышку корпуса и, осторожно поднимая гири, подтянул цепи таким образом, чтобы можно было завести часы, не повредив старинных зубцов. Закрыв часы, он любовно похлопал их, а затем принялся натирать и без того до блеска отполированную поверхность.

32
{"b":"199305","o":1}