Платайс сжёг исписанный лист и молча заходил по кабинету. Мика ждал, что отец похвалит его друзей, но вместо этого услышал:

— Иди поиграй, Мэри! Не мешай мне…

И он ушёл, не понимая, чем недоволен отец…

Недаром говорят: беды вереницами ходят.

Бродил, бродил Мика по дому. Делать нечего. Вздумал поиграть с Чако, но вспомнил: нету Чако! Ещё тоскливее стало. Присев у окна в спальне, увидел колокольню и позавидовал Трясогузке. До чего же хорошо быть мальчишкой! Брюки натянул, рубаху накинул — и порядок! Нигде не трёт, не жмёт, не стягивает! А подумал он об этом потому, что заныли ноги. Скинул Мика опротивевшие туфли и потёр пальцы с большими мозолями. Зачесалась и голова. Ничего удивительного! Походи-ка с волосами, связанными в дурацкий узел! В этом платье походи! Да резинки не забудь, чтобы чулки не поползли вниз, как шкура со змеи! Все трёт, и везде чешется!

И решил Мика истопить ванну. Не так ему хотелось помыться, как просто побыть без этой, как он называл про себя, сбруи. Куб нагрелся быстро. Наполнив ванну, Мика с наслаждением сдёрнул с себя платье и бултыхнулся в тёплую воду. Лежал минут пять неподвижно, потом намылил голову и не слышал, как мимо ванной комнаты прошёл управляющий.

Он прошёл ещё раз, вернулся, постоял у двери, ухватился руками за притолоку и, подтянувшись, заглянул в щель. Он увидел голого мальчишку. Это так его поразило, что он, опустившись вниз, прижался лбом к двери и простонал:

— Дурак я, дурак!

— А знаете, почему? — спросил сзади голос Платайса.

Ицко повернулся пружинисто, с кошачьей ловкостью, но в руке у Платайса был пистолет.

— Не надо! — предупредил он и закончил фразу: — Потому что излишне любопытны… Давно это с вами?

— С тех пор, как приехали вы, господин… Не знаю, как величать!

Платайс пожал плечами.

— Напрасное любопытство… Все было так хорошо! А теперь? Что мне с вами делать? Подскажите!

Ицко был не очень труслив. А когда он злился, то мог сойти и за храбреца. Сейчас он был зол. Надо же попасться как последнему глупцу!.. А раньше — ещё глупее! Нужно быть слепым, чтобы не отличить мальчишку от девчонки!

— Я бы знал, что мне делать! — с угрозой ответил он.

— Вам легче! — вздохнул Платайс. — Впрочем что мы здесь стоим? В кабинете лучше… Вы пойдёте впереди, и очень прошу вас — без этих, без попыток.

— Умирать я не собираюсь!

— Вот и отлично. Значит, мы договоримся…

А Мика беззаботно плескался в ванне и так ничего и не слышал. Вымывшись, он снова влез в свою «сбрую», завязал волосы в тугой узел на затылке и пошёл к отцу.

Платайс, как показалось Мике, мирно беседовал с управляющим. Отец сидел за столом, а Ицко — в кресле у стола. Но послушать, о чем они говорят, не удалось.

— Не мешай нам, — сказал Платайс. — Я тебя позову.

Пришлось уйти, а в кабинете продолжался разговор, от которого Платайсу становилось все легче и легче. Эту беседу никак нельзя было назвать допросом. Платайс умел расспрашивать. Он даже у Митряева смог выпытать самые затаённые, глубоко запрятанные мысли и факты. С Ицко было проще. И все же этот разговор затянулся до вечера. Зато Платайс узнал со всеми подробностями и о встрече управляющего с подполковником Свиридовым, и об ответе на телеграфный запрос, посланный во Владивосток.

Положение прояснялось. Теперь было понятно, что слежка за домом — всего лишь предупредительная мера. Никакими конкретными фактами контрразведка не располагала. Ещё несколько спокойных дней — и подполковник Свиридов снял бы этот ночной пост у дома Митряевых.

Но по-прежнему главная опасность оставалась. Это Бедряков. И ещё предстояло тоже нелёгкое дело — освободиться от управляющего. Платайс посмотрел на собеседника, и тот понял, что сейчас решается его судьба. Злость у Ицко давно прошла, а с ней ушла и храбрость, но он старался не показывать страха.

— Без суда — не в ваших правилах! — произнёс он, с трудом заставляя себя не смотреть на ствол пистолета, лежавшего за чернильным прибором. — Я же понял, кто вы… Не имеете права!

— Имею! — твёрдо сказал Платайс. — Но вас пока не за что! — Он подчеркнул голосом это коротенькое «пока» и перебросил через стол лист бумаги. — Пишите!

Ицко, ни о чем не спрашивая и не возражая, написал под диктовку Платайса короткую записку: «Не ищите меня и Мэри, пока не распродадите все имущество. Мне — половину барыша, а я вам — дочь. Место обмена сообщу. Алексей Ицко».

Как всегда, в девятом часу утра к воротам особняка Митряева подъехал Карпыч. Ждать ему не пришлось. Вышел сам Платайс.

— Садитесь, господин Митряев! — Карпыч снял шапку. — Эх, и прокачу! Беру недорого — везу быстро!

— Спасибо, Карпыч! Но мне сегодня ломовой извозчик нужен.

— Лапотник! — догадался старик. — Это можно. Прислать?

— И поскорей! Мусор надо вывезти… И подальше — за город.

Через час приехал на телеге Лапотник. Ворота были открыты, и он направил лошадь к крыльцу.

— Вас папа зовёт! — крикнул Мика из окна.

Лапотник вошёл в дом, а Мика наоборот — вышел во двор с куклой и стал играть у самых ворот, чтобы видеть всю дорогу.

Платайс с Лапотником вынесли какой-то длинный предмет, завёрнутый в старые половики, и уложили его в телегу.

— А если закричу? — послышалось из половиков.

— Вы же неглупый человек, — ответил Платайс. — И вилы рядом с вами лежат. Острые!.. Зачем кричать?

Оставив связанного управляющего на телеге, они вернулись в дом. Здесь Платайс отдал Лапотнику деньги, тоже завёрнутые в какое-то тряпьё, и объяснил:

— Успел продать кое-что митряевское… Партизанам пригодятся. А это, — он вынул из тайника вновь написанное донесение, скрученное в небольшой шарик, — самое главное!

Они пожали друг другу руки, и Платайс почувствовал в его пальцах такую силу, что не смог скрыть удивления.

— Не рассчитал! — произнёс Лапотник и ухмыльнулся в бороду.

Подойдя к телеге, он бросил деньги на связанного управляющего и подвёл лошадь к большой куче мусора за флигелем. Поплевал на ладони, взял вилы и нагрузил порядочный воз. Спросил, пригнув голову к борту телеги:

— Хватит иль добавить?

— Иди ты!.. — управляющий выругался замогильным голосом.

— Хватит! — решил Лапотник. — Ещё подохнет в дороге.

Он взялся за вожжи и выехал со двора. Мика закрыл за ним ворота и кинулся к дому, будто там должно произойти чудо. А все чудо состояло из груды старой рваной одежды, лежавшей в кабинете на диване.

— Переодевайся! — разрешил Платайс и улыбнулся, видя, с какой радостью сын стаскивает с себя платье.

— Ты жалеешь, что взял меня? — спросил Мика, натягивая дырявые широченные брюки, грубо подрезанные внизу ножницами.

— Об этом поговорим, когда вернёмся, — ответил Платайс и подумал, что начальник дивизии все-таки был прав.

Мика не смог стать безупречно похожим на девочку, потому и пришлось расстаться с ним. Разгадал Ицко, может разгадать и ещё кто-нибудь. Пусть лучше Мика снова станет мальчишкой. Со своими друзьями он не пропадёт — это уже проверено жизнью. И ещё одна мысль заставила Платайса ускорить расставание с сыном. Из-за Бедрякова могла произойти катастрофа. Так пусть хоть Мика уцелеет.

Переодевание заняло не больше минуты. Вместо нарядной, но угловатой и грубоватой девчонки в кабинете у стола стоял мальчишка-босяк с сияющими от радости глазами.

— Хорош! — похвалил Платайс. — Садись… Ты все запомнил?

— Наизусть!

Платайсу было жалко расставаться с сыном, хотелось приласкать его на прощанье, но он сказал нарочито сурово и сухо:

— Никаких собственных выдумок! Только то, что я сказал, — не больше! Так и передай своим дружкам! Ни одного шага без моего разрешения!

— А разве плохо с Бедряковым вышло? — вспомнил Мика.

— Не знаю, — ответил Платайс. — Хвалить не буду. Это дело не окончено. Как оно ещё повернётся?..

— Да его уже, наверно, кокнули за листовки! — вырвалось у Мики.