Это была важная задача, потому что люди, у которых были стандартные, земные модели протезов, страдали, пользуясь ими, хотя сам Эндрю не ощущал неудобств в связи с пониженной гравитацией. Но он мог модифицировать протезы, так что понемногу все проблемы были решены.

По временам Эндрю скучал по своему поместью на Калифорнийском побережье — не столько по своему большому дому, сколько по прохладному лету с его туманами, по высоким секвойям на скалистом берегу, по грохоту прибоя. Но тем не менее Эндрю начало казаться, что он уже постоянный обитатель Луны. Он остался там и на четвертый, и на пятый год.

Как-то он побывал в обзорной сфере на поверхности Луны и увидел Землю во всей ее чудной красе — маленькую на таком расстоянии, но живую, яркую, голубой бриллиант, сверкающий в ночном небе.

«Это мой дом», — подумал он вдруг. Отчизна, исток человечества.

Эндрю почувствовал, что она влечет его к себе, услышал голос, зовущий его домой. Сначала он не понимал, что могло так тянуть его туда. Этот зов казался ему чем-то иррациональным.

Но потом пришло понимание. В основном он закончил работу на Луне. Но не на Земле — там за ним еще оставались долги.

На следующей неделе Эндрю приобрел билет на лайнер, который отправлялся на Землю в конце месяца. А потом вернул билет и сменил его на другой — на более близкий рейс.

Он вернулся на Землю, и она показалась ему уютной, тихой и простой по сравнению с динамичной колонией на Луне. За пять лет его отсутствия ничего значительного здесь не произошло. На подходе к Земле с корабля планета выглядела огромным мирным парком с вкраплениями там и сям маленьких селений и городишек децентрализованной Цивилизации Третьего Тысячелетия.

Первое, что сделал Эндрю после своего прибытия на Землю, — это визит в фирму «Файнголд энд Чарни», чтобы сообщить им о своем возвращении.

Нынешний глава фирмы Саймон Де Лонг поспешил ему навстречу с приветствиями. Де Лонг был младшим клерком при Поле Чарни, неопытным и застенчивым, но это было так давно, и теперь он был зрелым человеком, стал властной, внушительной фигурой, чей взлет на самую вершину «Файнголд энд Чарни» был просто неотвратим. Это был широкоплечий мужчина, мрачный на вид, его черные волосы ниспадали от макушки вниз в модном в последнее время стиле тонзуры.

Лицо Де Лонга выражало удивление.

— Нас известили о вашем возвращении, Эндрю, — сказал он, немного помешкав, как бы в сомнении, а не назвать ли его «мистер Мартин». — Но мы ожидали вас не раньше будущей недели.

— Мне не терпелось, — довольно резко ответил Эндрю. Он хотел поскорее перейти к делу. — На Луне, Саймон, я возглавлял исследовательский отдел и сотрудничал с двадцатью или тридцатью учеными-людьми. Я отдавал приказы, и никто не сомневался в моем праве на это. Многие, обращаясь ко мне, называли меня «доктор Мартин» и относились ко мне с величайшим уважением. Местные роботы вели себя по отношению ко мне как к человеку. Практически во все время моего пребывания на Луне я во всем и для всех был человеком.

Де Лонг настороженно посмотрел на него. Он, конечно, понятия не имел, куда клонит Эндрю, и как юрист, естественно, поспешил разобраться в неясном, но уже встревожившем его новом намерении столь важного клиента.

— Это, должно быть, было непривычно для вас, Эндрю, — равнодушным тоном произнес он.

— Да, непривычно, но не неприятно. Не неприятно, Саймон.

— Конечно. Я так и думал. Как интересно.

Эндрю резко заметил:

— Ну да, я снова на Земле, и снова я — робот. Даже не какой-нибудь второстепенный гражданин — вообще не гражданин. Ничто. Это не по мне. Почему, пока я был на Луне, со мной обращались как с человеком, а здесь нет?

Не меняя своего осторожного, ни к чему не обязывающего тона, Де Лонг сказал:

— Но и здесь к вам относятся как к человеку, дорогой мой Эндрю! У вас прекрасный дом, и право собственности на него закреплено за вами. Вы возглавляете большую научную лабораторию. Ваше состояние так велико — просто до умопомрачения, — и никто не оспаривает ваших прав на него. Стоило вам прийти в офис «Файнголд энд Чарни», и, как видите, сам глава его весь к вашим услугам. De facto вас уже давно принимают за человека и на Земле, и на Луне, и люди, и роботы. Чего вы еще хотите?

— Быть человеком только de facto мне недостаточно. Я хочу не только, чтобы ко мне относились как к человеку, я хочу иметь узаконенный статус и права человека. Я хочу быть человеком de jure.

— Ага, — сказал, чувствуя себя весьма неловко, Де Лонг. — Понимаю.

— Понимаете ли, Саймон?

— Конечно. Не думаете же вы, что я незнаком со всей подоплекой истории Эндрю Мартина? Много лет назад Пол Чарни вместе со мной просматривал файлы, поэтапно, шаг за шагом рассказывающие о вашей эволюции от металлического робота, серии… кажется, НДР? — и вплоть до вашего превращения в андроида. И, разумеется, меня информируют о каждом новом изменении в вашем новом теле. Известно мне и обо всех подробностях вашей эволюции в правовом плане — не меньше, чем в физическом, — о том, как вы отстояли свою свободу, а затем и другие гражданские права. И я был бы круглым дураком, Эндрю, если бы не сообразил, что с самого начала вашей целью было превращение робота НДР в человека.

— Наверное, не с самого начала, Саймон. Пожалуй, был довольно продолжительный период, когда я был согласен оставаться лучшим среди роботов, когда я даже себе не осмеливался признаться во всех тех способностях, которыми обладал мой мозг. Но теперь я знаю их. Я равен человеку во всем, что бы вы ни назвали, и превосхожу многих людей. Я хочу полного признания этого по закону, я имею на это право.

— Имеете право?

— Да, имею.

Де Лонг надул губы, нервно потеребил мочку уха, потрогал макушку, с которой были сбриты волосы.

— «Имеете право», — повторил он минуту спустя. — Да-а-а, это совсем другое дело, Эндрю. Нам придется учитывать тот неоспоримый факт, что, как бы близко вы ни стояли по интеллекту к человеку, и по своим возможностям, и даже внешне, вы тем не менее не человек.

— В чем же я не человек? — спросил Эндрю. — Внешне я вполне человек, у меня те же органы, что и у протезированного человека. У меня те же умственные способности, высокий интеллект. Мой вклад в культуру человечества в области искусства, литературы и науки не меньше, чем у любого из ныне живущих людей. Что еще может потребоваться?

Де Лонг покраснел:

— Простите меня, Эндрю, но я должен напомнить вам, что вы не входите в генетический фонд человечества. Вы абсолютно не вписываетесь в него. Вы похожи на человека, но вы нечто другое… нечто… искусственное.

— Допустим, Саймон. Ну а люди вокруг, тела которых наполовину состоят из протезов? Кстати, из протезов, которые я изобрел для них. Что, разве эти люди, хотя бы отчасти, не представляют собой нечто искусственное?

— Отчасти — да.

— Ну а я отчасти человек.

Глаза Де Лонга вспыхнули.

— В какой части, Эндрю?

— Тут, — показал на свою голову Эндрю. — И тут, — он ткнул пальцем себе в грудь. — Мой ум. Мое сердце. Согласно вашим строгим генетическим канонам, я, может быть, и искусственный, и чужак, и не человек, но по существу-то я человек. И по закону меня можно признать человеком. В те далекие дни, когда вся Земля была поделена на множество государств и в каждом из них существовали свои жесткие правила для получения гражданства, даже тогда французу можно было стать англичанином, или японцу стать бразильцем, пройдя определенные юридические процедуры. Причем бразильских генов в этом японце не было, но он становился бразильцем, потому что закон признал его таковым. То же самое можно проделать и со мной. Меня можно натурализовать как человека, как когда — то прежде любой человек мог натурализоваться в качестве гражданина совсем не своей страны.

— Вы все старательно продумали, Эндрю, не так ли?

— Да.

— Очень ловко. Очень, очень ловко. Натурализованный человек. А как насчет Трех Законов?