Что касается деревенской молодежи, то она или совсем не придерживается обычая прощаться, или же прощанье ее принимает шутливый характер. Вот что на этот счет сообщает наш орловский корреспондент: парни и девушки становятся в ряд и один из парней подходит к крайнему с правой стороны и говорит ему: "прости меня, милый Иван (или милая Дарья) в чем я перед тобой согрешил". Тот (или та) отвечают: "Бог тебя простит и я тут же". После этого три раза целуют друг друга. Так проходит прощающийся весь ряд и становится к стороне, за первым идет прощаться второй и т. д. При прощании, конечно, не обходится без шуток.
Некоторую особенность представляет прощанье в семейном кругу. Вот как это происходит в Саратовской губ. Вся семья садится за ужин (причем последним блюдом обязательно подается яичница), а после ужина все усердно молятся и затем самый младший начинает кланяться всем по очереди и, получив прощенье, отходит к стороне. За ним, в порядке старшинства, начинает кланяться следующий по возрасту член семьи (но младшему не кланяется и прощенья у него не просит) и т. д. Последнею кланяется хозяйка, причем просит прощения только у мужа, глава же семьи никому не кланяется.
Хотя обычай просить прощения у родных и соседей, как только что было сказано, заметно выходит из употребления, но зато чрезвычайно твердо держится обычай прощаться с покойниками. По крайней мере, наши корреспонденты единодушно свидетельствуют, что такого рода прощанье сохранились повсюду. Обычай ходить на кладбище в последний день масленицы поддерживается, главным образом, бабами. В четвертом часу пополудни они кучками, в 10-12 человек, идут с блинами к покойникам и стараются ничего не говорить по дороге. На кладбище каждая отыскивает родную могилку, становится на колени и бьет по три поклона, причем со слезами на глазах, шепчет: "прости меня (имя рек), забудь все, что я тебе нагрубила и навредила". Помолившись, бабы кладут на могилку блины, (а иногда ставят и водку) и отправляются домой также молча, как и пришли. При этом считается хорошим признаком, если на третий день на могиле не остается ни блинов, ни водки: это значит, что покойнику живется на том свете недурно и что он не помнит зла и не сердится на принесшего угощение.
XI.
ВЕЛИКИЙ ПОСТ
Наш народ не только соблюдает посты во всей строгости церковного устава, но идет в этом отношении значительно далее, устанавливая, сплошь и рядом, свои постные дни, неизвестные церкви. Так, почти в каждом селе, в каждой деревне можно встретить благочестивых старух и стариков, которые "понедельничают", т. е. кроме среды и пятницы, постятся и по понедельникам. Некоторые же, в своей душеспасительной ревности, доходят до того, что за несколько лет до смерти или перестают совсем есть скоромное или налагают на себя пост в частности: никогда, например, не едят мяса, молока, яиц, рыбы; не едят ничего с маслом, будь то скоромное или постное; безусловно воздерживаются от вина, от курения; дают обет никогда не есть яблок, картофеля, не пить квасу и пр. Наряду со стариками, добавочные посты налагают на себя и девушки, которые "выпащивают" женихов. До какой степени педантично крестьяне соблюдают свои обеты, можно судить по следующему, очень характерному случаю, рассказанному одним священником Вологодской г. Какая-то деревенская старушка признавалась этому священнику на духу, что окаянный смутил ее и заставил в пост есть "скором". На вопрос же священника, что именно она ела, -- старушка поведала, что ела редьку, семена которой, перед садкой, были ращены в молоке. На том же основании крестьяне считают непростительным грехом пить постом чай с сахаром: чай и сам по себе напиток полугреховный, а с сахаром он считается безусловно скоромным, так как сахар, по понятиям крестьян, приготовляется из костей животных.
При таком аскетически-строгом отношении к постам, неудивительно, что и молоко матери считается для грудных ребят тоже греховной "скоромью", и еще не далеко ушло то время, когда в крестьянских избах стон стоял от ребячьего крика, так как во время строгих постов грудных детей кормили постной пищей, прикалывая матерям не давать им груди.
Теперь, к счастью, это обыкновение повсеместно вывелось и хотя молоко матери по прежнему признается греховной "скоромью", но грех этот считается небольшим и падает он не на младенца, а на мать. Зато и теперь дети, уже отлученные от груди, обязательно должны соблюдать посты наряду с взрослыми. "Соблюдение постов, -- пишет нам саратовский корреспондент из Хвалынского уезда, -- не только влияет на здоровье, но и отражается на жизни детей. В большинстве случаев, отнятие от груди ребенка совпадает с летним жарким временем: отнимают, по крестьянскому выражению "на ягоды", т. е. в конце июня, в июле и августе и, таким образом, осложняют расстройство пищеварения ягодами, огурцами, яблоками, арбузами и пр., вследствие чего нередко появляется кровавый понос, а затем наступает и смерть. Но тем не менее, "оскоромить младенческую душеньку" мать ни за что не решиться, и если ребенок умрет, то стало быть, это Божья власть, и значит, ребенок угоден Богу". Такая же строгость в соблюдении постов предписывается и тяжко больным. Один фельдшер из Тотемского у. (Вологодск. губ.) рассказывал нашему корреспонденту, что никак не мог убедить крестьян, больных кровавым поносом, пить молоко и есть яйца, так как в то время был пост. На все увещания больные отвечали ему: "святые, вон, еще чаще постились, да дольше нас грешных жили, а Иисус Христос сорок суток подряд ничего не ел". Вообще, крестьяне и крестьянки, особенно из числа пожилых, радеющих о спасении души, скорее решатся умереть, чем "опоганить душу" скоромной пищей, и только молодые, в редких случаях, уступают настояниям врачей и фельдшеров, да и то не иначе, как с разрешения духовного отца, который тщательно взвешивает, насколько болезнь серьезна и насколько постная пища может быть опасна для здоровья больного. При этом не лишне будет заметить, что если разрешение дается легко, то крестьяне теряют уважение к такому священнику, как стоящему не на высоте церковных требований и способствующему своими поблажками тому "легкому" отношению к постам, какое свойственно только избалованным господам. "Нынче, говорят они, только нам, мужикам, и попоститься-то, а ученые да благородные постов соблюдать не будут -- им без чаю да без говядины и дня не прожить".
Применительно к такому взгляду на посты, каждая деревенская хозяйка считает своим долгом иметь "постную" посуду, т. е. особые горшки, миски и даже ложки, предназначенные исключительно для постных дней. Правило это соблюдается настолько строго, что богобоязненная баба ни за что и ни под каким видом не даст в своем доме поесть скоромного "даже проезжему": "мне страшно, как увижу, что в пост едят скором" -- скажет она в свое оправдание. Исключение делают разве для "нехристей" -- цыган, татар, немцев, да пожалуй для господ -- но и в таком случае, посуда, из которой ели скоромное "нехристи", долгое время считается как бы оскверненной, и хозяйки не велят домочадцам есть из нее, "пока татарин не выдохнется".
Кроме воздержания в пище, крестьяне считают необходимой принадлежностью поста и половое воздержание: считается большим грехом плотское сожительство с женой в постное время, и виновные в таком проступке не только подвергаются строгому внушению со стороны священника, но выносят не мало насмешек и от своих односельчан, так как бабы до тонкости разбираются в таких вещах и по дню рождения младенца прекрасно высчитывают, соблюдали ли супруги "закон" в посты. Особенно зорко следят бабы, чтобы "закон" соблюдался деревенским причтом: считается несмываемым срамом для всей деревни, если в беззаконии будет изобличен пономарь, дьячек, дьякон, а особенно священник. У Глеба Успенского приводится случай, когда мужики чуть ли не всем "обчеством" потребовали объяснения у батюшки, которого бабы изобличили в нарушении правил великого поста. -- "Что же это ты, батя? -- укоризненно покачивая головой, спрашивали мужики: все то ты говоришь нам "абие, абие", а у самого то у тебя выходит одно "бабие".
