Зинаида Владимировна, как верный страж, день и ночь прикована к большому креслу у Ликиной кровати, где дежурила с не меньшим самоотвержением до сих пор, теперь из сил выбившаяся Мария Александровна. С мучительным ожиданием вглядывается тетя в исхудалое до неузнаваемости лицо своей любимицы, всеми силами стараясь облегчить невыносимые страдания молодой девушки, вслушиваясь в ее бессвязный лепет.

Четырнадцатый день борется между жизнью и смертью Лика. И только на четырнадцатый день, неожиданно для всех окружающих, приходит в себя. Болезнь приняла лучший оборот, лечение и тщательный уход восторжествовали над смертью, и ей стало лучше.

— Небывалый случай! — произнес знаменитый доктор, изумленно поднимая брови. — Небывалый случай, — повторил он еще раз. — Тяжелая форма… — он произнес мудреное латинское слово, — в соединении с нервным волнением. — Поздравляю вас, сударыня, у вашей племянницы железный организм, — обратился он к тете Зине, — и к вечеру больная окончательно придет в себя. Позаботьтесь только, чтобы ничто не взволновало ее… Никакая случайность, так как организм субъекта еще очень хрупок.

— Детка моя, отходили тебя, родная моя! — полным трепета и волнения голосом говорила тетя Горная по уходе врача, склоняясь над головой Лики. — Спаси тебя Господь, бедная, милая детка! — и она перекрестила затихшую теперь в легком забытьи племянницу.

— Мери, голубушка! — минутой позднее обратилась тетя Зина к Марии Александровне, тоже не отходившей ни на шаг от постели дочери. — Я не могу ей показаться сразу, а она не сегодня, завтра все понимать будет. Подготовьте осторожно к моему приезду мою милую деточку…

И Мария Александровна приняла на себя эту нелегкую задачу.

Прошла еще неделя. Лика уже сознавала все окружающее, слабо улыбалась матери и ела из ее рук и кашку и бульон.

— Наделала же я вам хлопот, мамочка, — тихо говорила она своим измученным, слабым голоском.

— Золотая моя! Живи только, поправляйся и ни о чем не думай, — отвечала та, с беззаветной любовью глядя в исхудалое личико больной.

— А известий нет из приюта, милая мамочка? — осведомилась минутой позднее Лика.

— Как же, как же! — поспешила ответить Мария Александровна. — Князь каждый день приезжает, говорит, что детишки чувствуют себя великолепно на даче. И твоя Таня поправилась вполне.

Лика счастливо улыбнулась.

— И еще есть для тебя и другая приятная новость, — снова заговорила Мария Александровна. — Тетя Зина едет сюда к нам… — с легкой нерешительностью заключила она.

— Что?

Сильно-сильно забилось сердце молодой девушки, грудь ходуном заходила под тонкой тканью сорочки от охватившего ее волнения.

— Когда? Когда она приедет, тетя моя? — задыхаясь от радости, пролепетала больная.

— Да теперь уж скоро, Ликушка, телеграмма была, — фантазировала Мария Александровна, с тревогой следя за малейшими изменениями на этом худеньком личике и все еще не решаясь сказать правду, трепеща за свою слабую дочурку.

— Скоро будет теперь, говорите вы? А как скоро? Сегодня? Или, может быть, мамочка… да говорите же, не мучьте, милая! — едва слышно прошептала Лика.

— Ликушка, золотая, не тревожься детка моя! — совсем растерявшись и гладя по головке как ребенка молодую девушку, успокоила дочь Карская.

— Лика моя! — послышалось в ту же минуту с порога комнаты и заплаканная Зинаида Владимировна в одно мгновение была уже подле постели больной.

— Тетечка! — могла только вскрикнуть Лика, замерла от счастья у нее на груди.

Месяца два спустя, совсем уже выздоровевшая, Лика венчалась с князем Всеволодом Гариным.

Богатырь Сила Романович и Толя были шаферами у невесты.

Лика убедила мать не делать роскошной свадьбы. Она упросила князя ассигнованные на свадебные торжества деньги пожертвовать на питомник.

Приглашенных было немного: семья Карских, тетя Зина, Рен с мужем, баронесса Циммерванд, Сила с сестрою и больше никого. Таково было желание жениха и невесты. Тотчас после венчания решено было поехать в Нескучное, которое князь купил у Марии Александровны, и где они с Ликой решили устроить богадельню и больницу для бедняков. Тетя Зина и Хана должны были сопутствовать им туда.

— Да, да, в Нескучное… и не на лето только, а навсегда, как в детстве! мечтала я жить среди бедняков, — мысленно говорила себе Лика. — Вот где смысл жизни ее, где ее заветные идеалы! Вот оно ее счастье, неизменное счастье! Благо, тетю Зину удалось уговорить Лике остаться теперь вместе с ними навсегда в России. — Добрая, милая тетя, она только и мечтает видеть довольной и счастливой свою Лику. И как чудесно сделал князь, купив Нескучное. Сколько им всем предстоит теперь там дела и труда! Любимого труда!

Когда кончился свадебный обряд и новобрачные прошли на амвон слушать напутственный молебен, Лика взглянула на мужа… Да, именно он, а никто иной не мог бы так подойти душою к ее, Ликиной, душе. И как она благодарна за это! Пока она болела, пока лежала при смерти, он целыми днями и ночами простаивал у ее дверей, полный ужаса и скорби за нее. И каким счастьем сияло его лицо, когда она стала поправляться! Он так неисчерпаемо добр и предупредителен к ней, Лике, к ее малейшим желаниям!

Да, да, такого именно спутника жизни надо было ей, душевного, отзывчивого к нуждам других, чуткого и доброго, доброго без конца. Как они будут работать все вместе! Они оба — тетя Зина, Хана… Да, да, и маленькую Хану тоже, они приучат к работе. Она тоже должна идти по стопам старших, окружающих ее, друзей.

Лика живо воспроизвела в своем воображении трогательный образ маленькой японочки. Сегодня ее не было в церкви… Почему?

Несколько дней тому назад девочка приехала к Лике в сопровождении madame Веро.

До глубины души растрогало их недолгое свидание Лику.

Едва увидя выздоровевшую, поправившуюся от болезни Лику, Хана бросилась к ее ногам и залепетала в иступленном восторге, покрывая поцелуями лицо, руки и платье молодой девушки.

— О, миленькая, бедненькая мусме! Хана счастлива снова, когда видит тебя живою! Хана дрожала… Хана боялась, что бедненькую мусме зароют, как покойную mama-княгиню в могилу. А Хана так любит мусме! Так любит, Хана слышала от мусме, что Христос христиан и русских милосерднее Великого Будды и шести главных божеств. Милосерднее самой Кван-Нан и всех в мире. И вот Хана решилась: если мусме поправится, сделать такое большое, большое дело.

Тут Хана таинственно замолкла, приложив пальчик к губам. Об этой таинственности думала Лика, едучи в карете из церкви в дом мужа.

В роскошной квартире князя Гарина уже собрались все немногие приглашенные на свадьбу, когда сияя своей скромной красотою и белизной своего свадебного наряда, Лика об руку с мужем переступила порог его гостиной.

И вмиг что-то стремительное и бурное бросилось к ней на шею.

— Беленькая мусме! — Задохнувшись от прилива восторга, кричала Хана, покрывая поцелуями шею новобрачной. — Беленькая мусме! Дождалась тебя, наконец, дождалась.

— Хана, милая Хана! — ласкала девочку Лика.

— Послушай, мусме Лика, Хане надо открыть своему другу большую, большую тайну! — Торжественно произнесла последняя, увлекая новобрачную в кабинет названного отца.

— Слушай, миленькая мусме, что скажет тебе Хана, твоя верная собачка, — заговорила она новым серьезным голосом, какого еще не слышал у нее никто, и, усаживая Лику на тахту, сама устроилась, как котенок, подле ее плеча. — Когда была больна маленькая девочка из приюта, что ты обещалась Богу? — задала она тем же серьезным тоном вопрос, пытливо глядя в лицо нового друга.

— Я дала слово, Хана, — в тон японочке не менее серьезно ответила Лика, — дала слово бросить отныне всякие удовольствия и отдать себя всю на служение людям, моим ближним, всю без остатка.

— Papa Гари говорил мне это и ставил тебя мне в пример; — подхватила все тем же серьезным тоном японочка, — и когда в свою очередь заболела моя миленькая мусме, Хана чуть не помешалась от страха и горя… И тогда же вспомнив твое обещание, решила тоже пообещать, как ты, лишь бы не умерла миленькая мусме!