– А, – бросил Вельзевул, и улыбнулся. – Жжелаешшшь править миром. Более сие похожжже на твоего От…

– Я обо всем этом подумал и решил, что не хочу, – ответил Адам, полуобернувшись и ободряюще Им кивая. – В смысле, кое-какие штуки изменить стоит, но потом, полагаю, ко мне все время будут приходить какие-то люди, и из-за них я постоянно буду чего-то там исправлять, то всякий мусор убирать, то больше деревьев растить, и чего в этом хорошего? Это как за других их спальни убирать.

– Ты и свою-то спальню никогда не убираешь, – сказала из-за его спины Пеппер.

– Я ничего и не говорил про мою спальню, – отозвался Адам, имея в виду комнату, пол которой уже несколько лет был не виден. – Я имею в виду спальни в принципе. Свою собственную я не имел в виду. Это аналогия. Вот что я говорил.

Вельзевул и Метатрон переглянулись.

– И вообще, – добавил Адам, – трудно думать даже о том, чем все время занять Пеппер, Брайана и Венсли, чтоб они не скучали, так что не хочу больше мира, чем есть. Спасибо, конечно.

Лицо Метатрона стало выглядеть знакомо – для всех тех, кто когда-либо слушал идиосинхризические доводы.

– Ты не можешь отказаться быть тем, кто ты есть, – в конце концов проговорил он. – Послушай. Твои рождение и судьба – часть Великого Плана. Все должно происходить по нему. Выбор давно сделан.

– Мятеж – вещщщь славная, – добавил Вельзевул, – но не против всего можжжно восссставать. Ты должжжен понять!

– А я и не восстаю, – вразумлял их Адам. – Я просто указываю на некоторые вещи. Мне кажется, нельзя ругать людей за то, что указывают на недостатки. Мне кажется, лучше не начинать битву, а посмотреть, что люди делают. Если прекратить их путать, они могут начать думать правильно и перестать портить мир. Я не говорю, что так будет, – прибавил он совестливо, – однако так может быть.

– Это бессмысленно, – бросил Метатрон. – Ты не можешь пойти против Великого Плана. Ты должен подумать. Это у тебя в генах. Подумай.

Адам замешался.

Глубинное темное течение всегда готово было притечь обратно, и сейчас оно скрипуче нашептывало: «Да, все именно так, надо действовать по Плану, ты ведь его часть».

День был длинным. Спасение мира смертельно утомило одиннадцатилетнего мальчика.

Кроули спрятал голову в сложенных ладонях.

– На секунду, всего лишь на секунду, мне показалось, что у нас есть шанс, – проговорил он. – Он их разволновал. Что ж, было славно, пока…

Тут он понял, что Азирафаил встал.

– Простите, – бросил ангел.

Трио взглянуло на него.

– Этот Великий План, – продолжал он, – это План основ мира, так?

Последовало секундное молчание.

– Это Великий План, – ответил без всякого выражения Метатрон. – Ты все отлично знаешь. Будет свет жить шесть тысяч лет, а завершит существование его…

– Да, да, это Великий План, – отозвался Азирафаил. Он говорил вежливо и уважительно, но при этом так, как кто-то, задавший на политической встрече вопрос, что никому не нравится, и не собирающийся уходить, пока не дадут ответ. – Я просто хотел убедиться, что он же – план основ. Просто хочу быть в этом уверен.

– Не важно! – крикнул – как ударил – Метатрон. – Конечно же, они одинаковы!

«Конечно? – подумал Кроули. – На самом-то деле они не знают». Он начал улыбаться как идиот.

– Значит, вы в этом не стопроцентно уверены? – продолжал атаку Азирафаил.

– Не дано нам понимать План основ мира, – откликнулся Метатрон, – но, конечно же, Великий План…

– Но Великий План может быть лишь малюсенькой частичкой основ всего мира, – вступил Кроули. – Вы не можете быть уверены, что то, что сейчас происходит, не правильно с точки зрения основ мира.

– Все зззаписано! – проревел Вельзевул.

– Но где-то еще может быть записано совсем другое, – не отступал Кроули. – Где-то, где вы прочесть не можете.

– Буквами большего размера, – добавил Азирафаил.

– Подчеркнутыми, – прибавил Кроули.

– Дважды, – дополнил Азирафаил.

– Может, это не только свет проверяют, – продолжал Кроули. – Может быть – и вас, ребята. Хмм?

– Бог со своими верными слугами в игры не играет, – произнес Метатрон, но голос его был взволнован.

– Фьюю-и, – присвистнул Кроули. – Где ж ты был?

Глаза всех повернулись к Адаму. Он, похоже, очень серьезно о чем-то думал.

Потом он бросил:

– Не понимаю, почему важно, что написано. Особенно когда написано про людей. Всегда что-то можно вычеркнуть.

Над взлетно-посадочным полем пронесся ветер. Армии собранные Свыше задрожали, словно мираж.

Настало такое молчание, какое, вероятно, было за день до Сотворения.

Адам стоял, улыбаясь им двоим, маленькая фигурка, стоящая точно посередине между Небесами и Адом.

Кроули схватил Азирафаила за руку.

– Знаешь, что произошло? – прошипел он возбужденно. – Он был оставлен один! Вырос человеком! Он – не Воплощение Зла и не Воплощение Добра, он просто… воплощение людей.

Потом:

– Думаю, – проговорил Метатрон, – что мне следует отправиться за новыми инструкциями.

– И мне такжжже, – согласился Вельзевул. Его сильный гнев переместился на Кроули. – И роль твою в сием доложжжу я, ужжж ты поверь. – Он злобно глянул на Адама. – И не зззнаю я, чччто скажжжет твой Отец…

Послышался взрыв – словно гром прогремел. Шедвелл, который несколько минут дрожал от возбуждения с примесью ужаса, наконец достаточно смог проконтролировать свои дрожащие пальцы, чтобы нажать на курок.

Шарики дроби пролетели через то место, где только что был Вельзевул. Шедвелл так никогда и не узнал, насколько ему повезло, что он промахнулся.

Небо колыхнулось, а затем стало просто небом. Тучи на горизонте стали расходиться.

Мадам Трейси прервала молчание.

– Ну и странные были, – бросила она.

Она совсем не это имела в виду – «ну и странные были»; но то, что она имела в виду, и, вероятно, надеялась выразить, выразить яснее она не могла, разве что воплями. Но человеческий мозг отлично заживляет метафорические раны, и слова «ну и странные были» – часть стремительного процесса залечивания. Через полчаса она будет думать, что просто слишком много выпила.

– Думаешь, все кончилось? – спросил Азирафаил.

Кроули пожал плечами.

– Боюсь, не для нас.

– Не думаю, что вам надо волноваться, – сообщил им Адам. – Я про вас двоих все знаю. Не волнуйтесь.

Он посмотрел на остальных Них, которые попытались отступить подальше. Немного, подумал, а потом произнес:

– И так, слишком много путаницы насоздавали. Но мне кажется, все станут гораздо счастливее, если об этом забудут. Не то чтобы забудут, просто не будут помнить. А потом мы все сможем пойти домой.

– Но ты же не можешь все так оставить, – вскричала Анафема, пробиваясь вперед. – Подумай обо всех тех вещах, которые сможешь сделать. О хороших вещах.

– Каких, к примеру? – спросил Адам подозрительно.

– Ну… для начала, мог бы вернуть китов в моря.

Он наклонил голову.

– И люди их прекратят убивать, да?

Она замешалась. Было бы славно сказать «да».

– А если люди их начнут убивать, что попросите меня с ними сделать? – продолжал Адам. – Нет. Полагаю, я начинаю с этим разбираться. Когда начнешь всюду все менять, нельзя будет с этим закончить. Мне кажется, самая разумная вещь – это чтобы люди знали, что убив кита, получат мертвого кита.

– Совершенно разумно, должен сказать, – заметил Ньют.

Адам поднял бровь.

– Просто здравый смысл, – ответил он.

Азирафаил похлопал Кроули по спине.

– Похоже, мы выжили, – бросил он. – Представь, как жутко бы было, если бы мы были хоть насколько-то компетентны.

– Э, – отозвался Кроули.

– Твоя машина в рабочем состоянии?

– Думаю, придется с ней слегка повозиться, – признал Кроули.

– Я вот что подумал – мы можем этих добрых людей отвезти в город, – проговорил Азирафаил. – Я, уж это точно, должен хоть один раз откушать с мадам Трейси. И с ее молодым человеком, конечно.