– А вы где деньги храните? – спросила Танька.
На что мама, не подумав, без лишней скромности просто ответила:
– В банке.
– Вот! Это очень опасно, как видите. В каком?
– Да не в банке, а в банке. Полуторалитровой.
На Танином лице отобразился мучительный мыслительный процесс, столь ей несвойственный. Наконец на то же самое лицо явился отблеск озарения, и изумленная донельзя Татьяна громко выкрикнула:
– Что-о?! В банке?! Прямо в банке?! Ну вы даете!
– Покруче любого банка будет! – похвастала своей смекалистостью мама.
– А также под горшком, под паласом, в бачке унитаза, внутри сиденья кресла, между оконными рамами… – бурча себе под нос, так, чтобы слышал только папа, перечисляла я все тайники, что только могла вспомнить (но далеко не все, что наличествовали на самом деле), выдавая с потрохами нашу семейную тайну. Тот, кому было надо, услышал и, едва сдерживая смех, заговорщицки мне подмигнул.
Так как ни раскладушек, ни лишних диванов, ни кресел-кроватей в нашей квартире не имелось, Таньку определили на мою софу, причем вместе со мной, потому ее пришлось разбирать. Всю ночь Рыжая тянула на себя одеяло и потихоньку сдвигала меня к самому краю лежбища, пока я совсем с него ни грохнулась.
– Уй! – Потирая ушибленную заднюю нижнюю часть, я шепотом взвыла с пола: – Идиотка! Что ты наделала!
– Ты, Юлька, не кричи, – донеслось спокойное с кровати. – Ты небось полагаешь, я просто так ворочаюсь, а я вот думу думаю.
– Чего? – Я решила, что ослышалась. – Какую еще думу? – шипела я, словно змея, выгнанная из своей норы пресловутым мангустом, залезая под одеяло.
– Кем мне быть. Вот ты уже решила?
– Естественно, еще сто пятьдесят лет назад, когда подала документы в институт. Экономистом. А вот ты даже на полноценного экономиста не тянешь, потому что учишься все хуже и хуже и еще мыслишь, что кем-то станешь.
– Стать-то я стану. Звездой. – Ну я ведь говорила! Слышали, знаем. – А сейчас передо мной стоит задача: быть моделью, певицей или актрисой?
– Ха! – Я не смогла сдержаться и зашлась в хохоте. – Не смеши меня! Поломойкой ты будешь, вот кем!
– Что-о-о? – Танька даже подивилась, наверно, открывшимся перспективам. – Я, если хочешь знать, буду ими троими одновременно!
– Таня, давай ты для начала станешь Спящей Красавицей, хорошо? Ну хотя бы до утра, договорились?
Грачева вскорости уже играла эту роль, а я вот, без толку проворочавшись с боку на бок, поняла, что засыпание мне в ближайшие минуты не грозит, и погрузилась в размышления о деревенском мертвеце. Что мы имеем? И без того не бедный, банкир вдруг получает гигантское наследство. И через три недели получает нож в спину. Случайность? Вряд ли. Кого могло заинтересовать наследство? Юриспруденция не сильная моя сторона, но, насколько я могу судить, по наследственной трансмиссии в права наследования в таких случаях вступают те, на чье имя составлено завещание самим Крюковым. Однако Наташка явно не убийца. Она любила мужа, тем более распоряжаться деньгами она могла и при живом супруге. С неменьшим облегчением на сердце я отвергла и кандидатуру Хрякина. Его имени в завещании нет вообще. Плюс ко всему он знал, что и место главы банка вкупе с контрольным пакетом акций займет также не он. Только что он делал там? Этот вопрос так и висел все это время, мешал жить, дышать и обязан был рано или поздно всплыть. Я всенепременно спрошу его об этом, когда увижу. Если увижу…
А вот семья попрошаек Юрочкиных весьма годится на роль убийц. Надо выяснить, не могут ли они каким-то путем получить все деньги в случае, если со вдовой что-то произойдет. Скажем, оспорить завещание. Однако тогда оказывается, что и жизнь Натальи в опасности.
С этими умозаключениями я и отбыла в царство Морфея.
Разбудил меня телефонный звонок. Звонила Катька. Только заслышав ее голос, вместо приветствия я пробубнила в трубку:
– Боже мой! Я переспала Катьку!
– Вообще-то, привет. Но спать ты не дурна – двенадцатый час. Хорошо живешь, подруга!
– Хорошо?! Да если б не эта Рыжая! – Я посмотрела направо: Танька мирно похрапывала, заняв две трети кровати.
– Грачева? При чем здесь она? Ладно, давай собирайся. Через полчаса я за тобой зайду.
– Опять расследование? Кого на этот раз пытаем с пристрастием?
– На этот раз у нас похороны. Не забудь взять денег на дорогу. Может, еще успеем.
Родителей дома не было, наверно, укатили в магазин или на рыбалку, что не менее вероятно. Долго размышляя о наряде (хоть я не знала Крюкова при жизни, особо выделяться из толпы не хотелось), я остановила свой выбор на черных брючках в обтяжку и шелковой строгой блузке, тоже черной, но в белую продольную полоску. Сверху – бежевый замшевый пиджак. Потом вдруг пришли приятные мысли о том, кого я могу там увидеть, и мне до жути захотелось сотворить потрясающий макияж, что я и принялась выделывать, увлекаясь все более и более. Добавлю, что, памятуя о привычном бледно-розовом блеске для губ, единственно украшавшем мой фейс во все прежние времена, узнать меня было непросто. В довесок к образу я распустила волосы, а то они уже отвыкли от всего, что не причислялось к разряду хвостов. Пусть он упадет!
«Стоп, – тут же одернула я себя. – Кто – он? Ты на свидание собралась или на похороны?»
Звонок раздался с опозданием на шесть с половиной минут.
«Как всегда», – хихикнула я и пошла открывать.
Когда Катька увидела мою физиономию, ее брови полезли на лоб, да так там и остались. Короче говоря, вместо ненаглядного принца «падение» совершила лучшая подруга.
– Ты что с собой сделала?!
– Что, плохо? – Я обеспокоенно обратилась к зеркалу и принялась критически себя оглядывать. Оказывается, это крайне занимательное занятие, а я и не подозревала! – Скажи мне правду! Скажи! Плохо?! – Мой голос постепенно срывался на визг, а душевное состояние приближалось к истерии. – Мне так плохо?! Я страшная, да?!
– Да нет, угомонись. Для новогодней елки в самый раз… Ладно, некогда переделывать. Идем. – Она грубо схватила меня под руку и понеслась, словно ураган, вниз по лестнице.
– Подожди! – что есть силы отбивалась я. – Я ж не успела рассмотреть себя сзади!
– Хрюшкин рассмотрит, – съехидничала она, имея в виду, разумеется, Хрякина. – Быстрее, вон автобус!
Я рассказала Катьке историю появления Таньки в нашем доме, что заняло всю дорогу до кладбища, а подруга тем временем терла мое лицо влажной салфеткой. На момент нашего появления церемония уже вовсю шла, гроб опускали в вырытую ранее яму, большинство присутствующих женщин плакало. Народу было много, видимо, убиенный банкир был личностью известной. Сначала мы просто стояли в стороне, но найдя глазами плачущую Наташку, решили к ней подойти. Она почему-то стояла одна.
Подождав, когда она успокоится, Катя принялась ее бессовестно пытать:
– Скажи, ты всех здесь знаешь?
– Да, большую часть. В основном тут сотрудники банка и компаньоны по бизнесу. Родственников у него было мало.
– А Юрочкины тоже присутствуют? Можешь показать их?
Как оказалось, Катя шла тем же путем, что и я вчера. Не зря она ими заинтересовалась.
Крюкова ткнула пальцем в группу из пяти человек, тихо стоявшую возле самой ограды.
– Вот этот высокий – Жора, рядом с ним его жена, Ангелина, – показала она на невысокую и полноватую темноволосую женщину. – Мальчики – это их сыновья. Старший Артем, ему пять, младшему Егорке четыре.
– А что это за женщина лет шестидесяти возле Георгия? – осведомилась я. – Та, что плачет?
– Моя свекровь, так называемая. Я думала, она и слезинки не проронит. Дождалась-таки, – со злостью выдала Наталья.
– Чего дождалась? – замерли мы в предчувствии разгадки преступления.
– Сашиной смерти, – вздохнула вдова. – Всю кровь из него высосала. Еще мать называется. – Тряхнув головой, словно пытаясь освободиться от какого-то неведомого нам наваждения, а может, приступа ярости, продолжила: – А вот этот, который приближается к нам, это Николай Хрякин. Помните, я о нем говорила?