Да. Не знаю, как Катька, а вот я помнила о нем постоянно и беспрерывно.

– Юля! И ты здесь? – удивленно поприветствовал меня Коля, подходя к нашей невеликих размеров группе. Все ближе и ближе…

– Да, – промямлила я.

Крюкова скорее всего удивилась, но вида не подала.

Так состав нашего ополчения вырос до четырех представителей. Разговор плавно потек вокруг убитого, в основном о том, каким он был хорошим человеком, какой они с Наташкой были замечательной парой да как же все так жутко произошло. Потом Николай, закуривая «Парламент» и смотрясь при этом действии очень уверенно и, я бы сказала даже, круто, поведал нам подробности своего бизнеса, в котором мы были абсолютными чайниками, в смысле ничегошеньки не секли. Затем переключились на семью Юрочкиных. По всей беседе в общем и по некоторым фразам в отдельности создавалось впечатление, что Николай недолюбливает Юрочкиных так же, как и Наталья, если не больше, но бойкот относился в основном к матери Александра, а о Георгии, к моему несказанному удивлению, Колька отзывался скорее со знаком «плюс». «Благородный», – тут же пискнуло мое сердечко. Ну ведь действительно, абсолютное большинство на его месте недолюбливало бы Юрочкина только за то, что ему светит недостойное его (как этому большинству от зависти и казалось бы) место, а вот такие достойные пропадают в вечных замах. Так, и сейчас Хрякин хвалил Жорика за то, что он срочно вылетел в Штаты, дабы завершить начатое, но не законченное Крюковым дело, однако это не помешало ему прилететь на похороны, хотя один пропущенный день в подобном бизнесе может многое поломать (как выразился сам Коля).

– Да, – подтвердила Наташа. – Представляю, с каким настроением он вечером будет садиться в самолет. А ему ведь, бедному, еще и о делах думать надо.

– Да и вообще, все эти перелеты жутко утомляют, – высказался Хрякин.

– Да… – протянули все трое в ответ, хотя мы с подругой, к слову сказать, на борту самолета ни разу не были.

Через некоторый промежуток времени Катька, проследив за моим немигающим взглядом, который как вперился в самом начале в Николая, так и не желал от него отлепляться, и задумав прийти мне на выручку, неожиданно, но демонстративно глянула на наручные часы и заголосила:

– Боже, ужас какой! Уже половина второго! Юлька, че ты молчишь? – И больно ткнула меня локтем в бок. Я охнула, но смолчала, ибо еще не догадалась, какая роль отводилась мне в импровизированном Катькином спектакле.

– А в чем дело? – культурно осведомилась Наталья.

– Да у нее отец очень строгий. Стоит чуть опоздать – сразу ремень в руки! Велел в два как штык быть дома.

– Так в чем проблема? – отозвался тот, кого это все грязное дело и касалось. – Время еще есть.

Я опять не нашлась что ответить, но Катька-то из другого теста:

– Транспорт – штука непостоянная.

– Зачем транспорт? У меня машина, я довезу.

Я начала было соображать, чем же его машина так провинилась, что ее нельзя причислить к семейству транспорта, но размышления мои прервала фантастическая по своей чудесности картина, вставшая перед очами: сидим мы вдвоем в салоне автомобиля, лишь только мы и никого больше на этом свете (пусть даже свет ограничивался размерами «БМВ»), так близко друг от друга, совсем рядышком. Лишь он, я и месяц на небе. Такой круглый-круглый.

Мне бы остановиться на этом и вспомнить один пикантный момент из своей жизни, тесно связанный по рукам и ногам как раз таки с этой круглой луной, да что предшествовало появлению на ее фоне образа ведьмы на метле, но фантазии уносили меня все дальше, в мир блаженства и неги. Последней каплей стал всплывший из памяти запах дорогого одеколона, который, ничуть меня не жалея, со всей возможной силой ударил в нос, и в итоге я под действием всех вышеперечисленных моментов в голос воскликнула:

– Я согласна!

Весь народ, который только присутствовал на кладбище, со всех его концов и пределов уставился на меня, дуру такую, в сильнейшем, но вполне оправданном недоумении. Бедный Николай, который, как оказалось, за все время моего полета на десятое небо и обратно уже забыл о своем предложении подвезти и перевел разговор на совершенно иную тему, от неожиданности аж подпрыгнул и, бросив взгляд по сторонам, дабы убедиться, что высказывание адресовано именно ему, а не кому-то другому, счел нужным уточнить:

– Э-э… На что?

– Да так, не обращай внимания. Это я тихо сама с собою, – не ударила я в грязь лицом перед предметом своих мечтаний. Или ударила?

– А-а.

Через пять минут Наташка пошла возлагать цветы на могилу мужа, прихватив с собой мою лучшую подругу и букет Хрякина, пожелавшего остаться со мной. Стоило им отойти, он взял меня за руку (от этого жеста у меня задрожали колени, захотелось плакать от счастья, и по этим неоспоримым признакам я определила, что полностью и бесповоротно влюбилась) и повел куда-то вдаль…

– Я хотел тебя кое о чем спросить, – сообщил он, когда мы отошли уже на приличное расстояние от кладбища и направлялись, судя по всему, к не являющейся по неведомой мне причине транспортом и оставленной неподалеку машине. – О чем с тобой беседовал Акунинский?

– Акунинский?

– Да, следователь.

– Когда? В первый или во второй раз? – посмела уточнить я.

– А что, был и второй?

– Да. – Я прикидывала, стоит ли ему рассказывать о допросе, но, вспомнив приметы, которые я дала, решила, что не стоит: вдруг обидится? – Но мне неохота об этом говорить.

– Неохота? – вроде бы удивился он незнакомому слову и как-то сразу притих, очевидно, пытаясь припомнить, как выглядит словарь Ожегова и что там говорится об этом страшном термине. Мы сели в автомобиль, но Николай все еще размышлял, а когда я наконец придумала синоним слову «неохота» и открыла рот, чтобы об этом возвестить, Хрякин все ж таки ожил: – Видишь ли, я не из праздного любопытства спрашиваю. Я начал что-то вроде собственного независимого расследования. Понимаешь, не верю я этим ментам! Что им с того, что пришили очередного крутого дядьку с толстым кошельком? А для меня это дело чести, ты понимаешь? – Он толкал эту речь с таким чувством, что я поспешила закивать со всей силой, что, мол, да, я тебя прекрасно понимаю. – Вот. Потому я и спрашиваю, мало ли, может, он тебе что-то важное сказал, чего не говорил мне.

– Бывают же такие совпадения! – сверх меры обрадовалась я и поторопилась поделиться своей радостью: – Я тоже начала собственное расследование. Хочу найти убийцу.

– Что… Ты?! Сама?!

– Ну как, не совсем сама. Я уговорила Катьку помочь мне, – каюсь, тут я немного слукавила, но так меня распирало от гордости за то, что удалось-таки вызвать к себе хрякинский интерес, что я б пошла и не на то. – И мы уже кое до чего докопались.

– Правда? И до чего же? – Словно опомнившись, Коля наконец-то завел мотор, и мы тронулись.

– Ты знаешь, например, что Наталья скоро получит наследство, оставленное итальянскими родственниками?

– Что? Кем? Когда?

«Ага! Он этого не знает!» – обрадовалась я и, весьма довольная собой, продолжила:

– Как когда? Я не сильна в законах, но, наверное, через полгода.

– Ты-то откуда узнала? – нежно поинтересовался он.

– У женщин свои секреты, – засмеялась я. – Может, ты еще и про любовницу не знаешь?

– Какую?

– Не какую, а чью! – продолжала, как больная синдромом Дауна, смеяться я. Так мне нравилось то, что происходит. – Убитого Крюкова. Как это ты не знал? Вы же друзья!

– Ладно, слушай, я все это знал, просто тебя проверял. Хотел выяснить, чего ты стоишь как сыщик.

Ах! Это удар ниже пояса!

– Обманщик! – Я шутя задвинула ему легонький подзатыльник. – Нехороший человек! Зачем ты так поступил со мной?

– Извини. За это я беру тебя в свою команду. Потому что ты молодец, настоящий Шерлок Холмс в юбке! Две головы лучше одной. Пойдешь?

«Ну наконец-то!» – еще сильнее развеселилась я, ведь конкретно того и добивалась.

– Пойду!

Короче, к дому я подъезжала в твердой уверенности, что схожу в церковь и помолюсь за здравие Катерины – так я была ей благодарна за то, что она сумела заставить меня взяться за расследование.