Прямо напротив него, справа от камина, восседал в качалке мрачный доктор Смит с бокалом кларета, не отрывая взора от вина и даже не подняв головы при входе поляка. Доктора мучил страх за свой дом на Харли-стрит, который он вынужден был оставить сегодня вечером ради этого дурацкого сборища.

Накануне комиссар Столичной полиции Бредфорд сообщил особой повесткой всем домохозяевам в Вест-Энде, чтобы в связи с волнениями среди полицейских и возможным отказом констеблей нести ночное дежурство они заблаговременно заперли вечером двери домов для ограждения себя от покушений со стороны воров. Одновременно распространился слух, что правительство для ограждения спокойствия и порядка обратилась к войскам, которые однако, отказались нести полицейскую службу.

Позади аспидистры под боком у доктора Смита сидел на венском стуле Проджер, частный сыщик, которого Смит нанимал для слежки за Фаберовским полтора года назад. Доктор хотел сперва на именно на Проджера возложить охрану дома этим вечером, но потом побоялся, что из-за отсутствия констеблей на улице может подвергнуться нападению уличных грабителей, и взял Проджера с собой.

Эстер, молодая жена доктора Смита, ерзала на вращающемся табурете у пианино, а стоявший у нее за спиной Каннингем изо всех сил фальшивил под ее аккомпанемент. На том месте, где раньше стояла у окна любимая пальма Артемия Ивановича, теперь под аспидистрой сидела в инвалидной коляске старая дама и вместе с пристроившейся рядом на стуле такой же старой мужеподобной леди в сером платье вышивала что-то на пяльцах. Сама Пенелопа стояла по другую сторону от доктора, положив руку на каминную полку. На диване сидела незнакомая Фаберовскому леди, окруженная двумя любезными кавалерами, низколобым джентльменом со сломанным носом и ангелоподобным юношей в светлых кудряшках. Доктор Гримбл, сидевший на втором диване рядом со своей дамой достаточно непривлекательного вида, тем не менее пристально следил за каждым движением Пенелопы. Прежде чем пройти дальше, Фаберовский попросил Батчелора представить его присутствующим, и Батчелор охотно согласился.

– В инвалидной коляске сидит миссис Триппер, – зашептал он на ухо поляку, – всю свою сознательную жизнь свято оберегавшая свою девичью честь, за что была прозвана поклонниками Гонореей[9]. Она вышла замуж за мистера Триппера совсем недавно, он последний из доживших до настоящего времени ее женихов и уже никак не может покуситься на ее девство. Рядом сидит мисс Гризли, тоже старая дева, не вышедшая замуж по причине благоговейного ужаса, который она вызывала своими размерами и повадками у потенциальных женихов. Она тайно обожает доктора Смита, который когда-то предлагал ей свою руку и которому она тогда отказала. Вон там, у пианино один из женихов мисс Пенелопы, лейтенант Каннингем из 2-го батальона Ирландских королевских стрелков. В прошлом году его батальон перевели из Индии в Египет, а в этом он выслужил отпуск, почему и решил обзавестись семьей.

– Я видел этого лейтенанта на обеде у доктора Смита вместе с его отцом, полковником Каннингемом, полтора года назад.

– Тот курчавый молодой человек с ангельским выражением лица – ординатор лечебницы доктора Пекхема. Он увлекается антропологической системой Бертильона и теорией Ломброзо, и пытается очаровать мисс Пенелопу, предлагая обмерить ее всю с ног до головы, чтобы доказать, что она не относится к прирожденным проституткам, как постоянно твердит доктор Смит. А вон тот низколобый мужчина – третий жених мисс Смит, ее приятель по клубу фехтовальщиков и известный среди любителей спорта боксер. С ним нам придется повозиться.

– А доктор Гримбл, он что, больше не добивается руки Пенелопы?

– Фаберовский перевел взгляд на доктора Гримбла.

С тех пор как он видел того в последний раз, Гримбл несколько изменился. В его лице появилась какая-то нервность, но он остался все таким же щеголем, и монокль блестел у него в дергающемся глазу, когда он смотрел на кого-нибудь. Сидевшая рядом с ним худая, костлявая девица со следами оспы на длинном некрасивом лице с глупым видом подтягивала сползавшие нитяные перчатки на своих больших нескладных руках. Жесткие рыжие волосы она завила, но вместо романтических локонов получилось нечто вроде вороньего гнезда или мотка спутанной ржавой колючей проволоки.

– Он явно оказывает знаки внимания той страшной девице, с которой он приехал сюда.

– Это его младшая сестра. Он вывозит ее в свет в надежде выдать замуж. Это довольно трудно, особенно в связи с тем, что она заикается после одного случая, когда еще в детстве он напугал ее, подложив ей в кровать свиные потроха, которые стащил с кухни. Каннингем, как увидел ее, так сразу заорал: «Бомбейский Монстр, Бомбейский Монстр!»

– Странное имя для девушки.

– Она с мамашей ездила на Рождество в Индию искать жениха, там ее так и прозвали – Бомбейский Монстр.

– А это кто такая, между боксером и ординатором?

– Это компаньонка мисс Пенелопы, сэр, по имени Барбара Какссон. Вскоре после вашего отъезда полковник Каннингем рекомендовал мисс Какссон доктору Смиту как отличную гувернантку, сумевшую выдрессировать детей его товарища полковника Маннингема-Буллера, но оставшуюся не у дел после трагической смерти последнего. Доктор Смит приставил ее к своей дочери в обмен на разрешение ей держать при себе в этом доме меня и мою жену Розмари.

– Позвольте представить, леди и джентльмены, – сказал Каннингем, прекращая петь, и Эстер, не отрывая пальцев от клавиш, повернулась на табуретке, чтобы взглянуть на пришедшего. – Модный французский художник, мистер… ээ…

– Ренуар, мсье, – подсказал поляк, выходя на середину гостиной.

– Мсье Огюст Ренуар к вашим услугам.

Эстер перестала третировать фортепьяно и в гостиной на мгновение стало тише.

– Ренуар?! – удивилась Пенелопа.

– Так, мадемуазель, меня зовут Огюст Ренуар. И этот достойный джентльмен у пианино попросил меня оказать вам честь написать ваш портрет.

– Да-да, Пенелопа, мистер Ренуяр готов нарисовать ваш портрет и ему нужны только краски и ваш альбом.

– Барбара, – обратилась Пенелопа к мисс Какссон. – Принесите мне из спальни альбом, подаренный доктором Гримблом. Компаньонка поднялась с дивана и удалилась, а Фаберовский решительно прошел к камину и сел на череп медведя, – Батчелор, что вы встали как вкопанный, принесите нам промочить горло.

И тут по тому, как сжались ее губы, как жалобно хрустнул китайский веер у нее в руке, Фаберовский ощутил, в каком напряжениии находится Пенелопа. Девушка не только узнала поляка, она была потрясена этим и в первое мгновение все ее усилия были направлены на то, чтобы не выдать своих чувств. Уже потом ее охватила паника, она не знала, как ей поступать и с какими намерениями вернулся с того света ее жених. Упавшим голосом Пенелопа попросила Каннингема проводить ее к дивану и села между боксером и кудрявым антропологом. Поляк знал, что сейчас за ними пристально наблюдает, по крайней мере, половина присутствующих, как и Пенелопа, узнавших его и гадающих, что теперь будет. Все эти люди дорого бы дали, чтобы он и в самом деле умер. Но тут в гостиную вошел Батчелор с подносом в руках, на котором стояли, позванивая друг о друга хрустальными боками, бокалы с кларетом. Каннингем взял один, и поляк немедля последовал его примеру. Ощутив на губах терпковатый вкус вина, Фаберовский подумал, что надо будет попросить Батчелора принести ему еще. Для куражу.

– Леди и джентльмены! – обратился ко всем лейтенант, поднимая свой бокал. – Выпьем за великую силу искусства. За все время, что я знаю мисс Пенелопу, еще никто не сумел рассердить ее по-настоящему. А теперь танцы!

Эстер освободила место у «Бродвуда» мисс Какссон, которая считалась мастером по части выколачивания танцевальных мелодий из этого несчастного расстроенного инструмента. Пробежав пальцами по клавишам, компаньонка с воодушевлением заиграла. Звуки «Конькобежцев» Вальдтейфеля заполнили гостиную, Фаберовский взял у Батчелора последний оставшийся на подносе бокал и сел на диван.