– Итак, все состоится сегодня?

– Да, церемония назначена на двенадцать, так что мне некогда болтать…

– Ладно тебе, на то, чтобы пропустить стаканчик-другой вина, всегда найдется время…

– Нет-нет, у меня еще очень много дел, честное слово. Граф дал мне массу поручений…

– Послушай, дядюшка Лантюр, когда тебе говорят, что у тебя есть время…

Этот короткий разговор состоялся одним прекрасным апрельским утром 186… на пороге гостиницы «Крылатый лев», которая, как всем известно, составляет гордость и славу маленького городишки Клер-Фонтен, неподалеку от Рамбуйе. Один из собеседников был не кто иной, как сам мэтр Канар – хозяин гостиницы, всеми силами пытавшийся заманить к себе дядюшку Лантюра, оказывавшего стойкое сопротивление. Но, то ли потому, что Канар был моложе (а значит, и сильнее), то ли потому, что вино, подаваемое в трактире для друзей, обладало таким дивным ароматом, Лантюр, садовник графа Керу, последовал примеру прародительницы Евы и поддался искушению…

В одну минуту на столе возникла высокая запыленная бутылка. После первого стакана языки развязались, и мэтр Канар, самый любопытный из всех трактирщиков, приступил к спланированному заранее допросу.

– Итак, – начал он, разглядывая вино на свет, – граф Керу снова женится?

– Почему бы и нет, если таково его желание.

– О, я-то ничего не имею против, только вот…

– Только что?

– Каково вино, а? Только граф уже не молод…

– Пятьдесят пятый год – разве это старость? Самое время! – возразил Лантюр, которому уже перевалило за шестьдесят.

– Согласен, но придется ли ему по зубам этот цыпленочек?

– Цыпленочек? Какой еще цыпленочек?

– Курочка, если вам так больше нравится. Если я не ошибаюсь, мадемуазель Элен самое большее – ну… лет восемнадцать…

– Ей девятнадцать, но это еще ничего не означает.

– Не слишком ли она молода для этого старого морского волка? Говорят, перед тем как поселиться в замке Трамбле, в Монжуа, ваш хозяин всю жизнь проплавал.

– Он семь раз ходил вокруг света со мной, своим преданным матросом.

– Много же он повидал!

– Погоди, дядюшка Канар, господин Керу – капитан фрегата, он не такой, как все… Я собственными глазами видел, как он с одним топором в руках положил сотню негров, которые проглотили бы нас и не подавились, если бы только смогли с нами справиться. А однажды на палубе фрегата он собственноручно размозжил голову одному матросу, закричавшему товарищам в минуту опасности: «Спасайся кто может!» Мало того, я слышал собственными ушами, как, лежа в ужасной тифозной горячке и почувствовав приближение смерти, он вскрикнул: «Прочь смерть, черт тебя подери!» – и вскочил, словно желая отразить врага.

– И что же?

– А то, что в вопросе чувств граф – сущий ребенок, молокосос. Он тих и улыбчив, скромен, как дитя на руках кормилицы. Это надо видеть! Скажу тебе по секрету, Канар, что со смерти покойной графини – а это было лет пятнадцать назад – мой хозяин ни разу… Да, точно, никогда ничего…

Канар, громко рассмеявшись, иронично заметил:

– Успеет еще… Но как же он ухаживал за мадемуазель?

– О, он и не думал!

– Как?! Это она…

– Ни он, ни она… Откупорь-ка еще бутылочку, и все узнаешь…

Стаканы наполнились.

– Но только то, что я тебе передам, – это между нами. Ну, ты понимаешь… Я рассчитываю… – предупредил Лантюр.

– Не беспокойся, Канар останется нем как рыба.

– Итак, это было на Мартинике. Мы подошли… Короче говоря, горела колония. Был сильнейший пожар! Страх! Капитан обращается к нам: «Дети мои, нужна наша помощь! За работу!» Похватав лестницы, топоры, веревки, мы побежали… Горел целый квартал…

– Красиво было, да? – поинтересовался Канар, не отличавшийся большим человеколюбием.

– Мы боролись с огнем как могли… Капитан перепрыгивал через горящие бревна… Вот молодец-то! Вдруг откуда-то сверху я слышу его голос: «Лантюр, Лантюр!» – «Я здесь капитан! – отвечаю я. – Что нужно?» – «У меня ребенок на руках, а стена сейчас рухнет!» – кричит он. И правда, она должна была вот-вот обвалиться! Я встал под окном и прокричал: «Кидайте!» Зная мою ловкость, капитан с криком «Лови!» смело бросает ребенка вниз. И вот я уже вижу в воздухе маленький клубок… Не совсем, конечно, крошечный… Я хватаю его на лету, и весьма удачно!

– Славно! – вскрикнул Канар.

– Ты лучше не перебивай меня, а наливай еще! – проговорил Лантюр, язык которого уже начал заплетаться. – Ты же ничего не знаешь… У меня мороз по коже пробежал… Крак, бум, тарарам – стена обрушилась!.. И нет капитана!

– Он умер?!

– Дурачина! Как умер, если он женится!

– Ах да, и в самом деле…

– Мы вытащили его из-под обломков, красного, как кровяную колбасу, с обгоревшими волосами и бровями. А глаза-то! Господи! Так и выкатились совсем… Но он был жив, жив!

– А ребенок?

– Ну, это и была мадемуазель Элен…

– Ого, он взял ее с собой!

– Да, и совершил еще одно доброе дело. За несколько дней до пожара бедняжка лишилась матери… У нее была сестра, но она сбежала. С кем? Я точно не знаю, это никогда не выяснялось, но только бедняжка Элен очень страдала. Короче, та, старшая, оставила ее одну… Капитан спросил девочку: «У тебя есть отец?» – «Нет», – ответила она. «А мама или сестра?» – «Нет», – повторила бедняжка. «Ну, если хочешь, я стану для тебя всем», – предложил капитан. Элен согласилась. Вот такая история, как семь лет назад граф спас двенадцатилетнюю девочку. Она любила и берегла капитана, а когда совсем выросла, то как-то раз спросила его: «У вас нет родственников?» – «Один племянник, но его все равно что нет». – «А жена у вас есть»? – «Нет». – «Хотите, я стану для вас всем?» На том они и порешили. Капитан остался доволен, и девушка тоже, а значит, и я доволен, и вы…

– Все довольны! – ядовито прошипел Канар.

Лантюр, удивленно посмотрев на него, спросил:

– Что с тобой, Канар? Тысяча ветров! Какое славное у тебя вино! Но что с тобой такое? Разве ты не рад?

Канар, сжав губы и прищурив один глаз, чтобы придать больше значения своим словам, процедил сквозь зубы:

– О, дело не во мне!

– А в ком же?

– Будто ты не понимаешь…

Лантюр, устремив взгляд на стакан, в этот миг походил на гадалку, пытающуюся прочесть в кофейной гуще предсказание на будущее.

– Нет, не понимаю, – наконец ответил он.

– Не доверяешь мне? Это нехорошо…

– Не доверять человеку, у которого такое прекрасное вино, что я бы с удовольствием всю жизнь провел в его погребе? Как можно! Нет, в самом деле, у меня, быть может, мысли не совсем ясны, но я правда не понимаю.

– Недовольным должен быть тот, кто лишается наследства. Если у господина Керу будут дети…

– Ах вот оно что! Теперь я догадался! Господин Губерт, племянник…

– Разумеется, господин Губерт де Ружетер… Для него это равносильно разорению.

– Вот теперь я убедился, что ты ничего не знаешь, Канар… Ты определенно ничего не знаешь о человеческом сердце, тогда как я… Видишь ли, когда столько проплаваешь… Я знаю повадки акулы, омара, а следовательно, и человеческое сердце. Виконт – прекрасный молодой человек. Он обожает дядю и тетку. Ну, доволен ты теперь?

– А богатство?

– Ему все равно! Кто меньше всех заботится о деньгах, так это он… Он богат, ему они не нужны.

– Как бы не так! Говорят, у него долги.

– Да у кого их нет! Я тоже задолжал девяносто су в Бресте. Уже одиннадцать лет прошло… Главное, что я знаю этого господина Губерта. Какая натура! Откровенный, добрый, веселый, услужливый… Сливки! Нет, лучше – стакан старого хорошего вина! За этого я готов поручиться, но за того, другого…

– Другого?

– Ну да, того, сладенького такого, мечтательного!

– Не понимаю…

– Боже мой! Ну, господин Эдуард, музыкантишка…

– А, тот милый молодой человек…