Начальника уголовного розыска республики полковника Эркина Джураева подняли еще затемно. Звонок из дежурной части МВД оказался серьезным – совершено покушение на прокурора Камалова. Накануне утром, когда он узнал о неожиданной смерти Парсегяна в следственном изоляторе КГБ, чувство розы­скника подсказало ему, что смерть Беспалого, которого он сам задержал, имеет прямое отношение к прокурору, кто-то про­длил или открыл новую лицензию на его отстрел. Он собирался заехать к Камалову, но несколько жестоких убийств и десяток дерзких грабежей в тот день не дали ему возможности даже пообедать, но, уходя с работы, он сумел связаться с патрульны­ми службами города и велел в эту ночь взять под особый контроль институт травматологии. Он чувствовал беду. Его наказ даже записали в дежурную книгу, но…

Да что там патрульная служба! Два пистолетных выстрела в ночи не зарегистрировала ни одна дежурная часть милиции, хотя само МВД находится в квартале от места происшествия. Эркин Джураевич лишний раз убедился, что и милиция разлага­ется с каждым днем…

Обследовав место происшествия, Джураев понял, что чело­век, оставивший кровавые следы на крыше института травмато­логии, наверняка был альпинистом, имелись явные приметы использования специального снаряжения. И ниточку эту следо­вало потянуть немедленно, скалолазание – спорт редкий, воз­можна и удача. Полковник уже лет пять требовал ввести в ком­пьютер данные о спортсменах, ставших профессионалами, ибо спортивная среда, по опыту Джураева, давно и повсюду стала главной и нескудеющей кузницей кадров для преступного мира. Но в ответ ему говорили что-то о демократии, правах человека. Обычная, привычная демагогия. Сейчас такие данные могли бы стать неоценимыми, ситуация могла бы проясниться, если, ко­нечно, убийца из местных. В том, что наемника уже нет в живых, полковник не сомневался. Операция была тщательно продуман­ной и выполнялась профессионалами, на эту мысль наводил и плакат, намеренно забытый на месте преступления, указывав­ший на турок-месхетинцев. Джураев, как и прокурор Камалов, сразу отбросил версию о мести со стороны турок, хотя отметил изощренность мотива, он постарался, чтобы сведения об этом не попали в печать, ибо могли вызвать новую волну насилия.

Переговорив с Камаловым, полковник встретился с профес­сором Шавариным, лечащим врачом прокурора, вместе они оты­скали для Ферганца безопасную палату на другом этаже, подхо­ды к которой хорошо проглядывались. Появился рядом и меди­цинский пост с телефоном. «Медбрата» на это место выделил Джураев, теперь стало ясно, что прокурора без охраны оставлять нельзя, следующий визит мог быть и днем.

Обложили человека, подумал Джураев, направляя служеб­ную машину, которую водил сам, в сторону городского управле­ния милиции. И сразу вспомнился ему другой прокурор, Азларханов, тот тоже боролся с преступностью без оглядки, невзирая на чины и звания, не на жизнь, а на смерть, как оказалось. Запоздало полковник узнал, что преступный мир однажды по­ставил Азларханова на колени из-за его, Джураева, жизни, точнее, двух, включая жизнь молодого парня Азата Худайкулова, отбывавшего срок за убийцу из знатного и влиятельного в крае рода Бекходжаевых. В обмен у него вырвали слово не настаивать на пересмотре дела об убийстве жены. Это униже­ние прокурор не забывал до последнего дня. После двух инфар­ктов, потери всего – дома, семьи, должности, доброго имени, сада, взращенного своими руками, – он все-таки сумел поднять­ся с колен во весь рост и только смерть в вестибюле прокурату­ры республики остановила его. Не мог забыть об этом и Джура­ев. Полковник всегда ощущал в душе какую-то неясную вину оттого, что не уберег ни того, ни этого прокурора, ибо они были дороги ему, они, как и он, служили одному богу – Закону.

Въехав на стоянку перед городским управлением милиции, он припарковал машину на единственном свободном месте, рядом с «Вольво» вишневого цвета. Об этом роскошном, перламутро­вого оттенка лимузине много говорили в столице, и полковник знал, кому он принадлежит. Вдруг увидев на стоянке серебри­стую «Порше», «Мерседес» и патрульный вариант джипа «Ниссан», которых так не хватает милиции Джураев мысленно взор­вался: «Шакалы, уже не стесняются на работу приезжать на машинах стоимостью до миллиона при окладе в триста рублей». Такая же картина была и перед зданием районных прокуратур и любого исполкома, банка, везде, где требовалось решение чего-нибудь…

Первый этаж помпезного здания, облицованного газганским мрамором, занимал ОБХСС, и взвинченный Джураев, заметив на одной из дверей табличку «Кудратов В.Я.», решительно дернул ручку на себя, может, этот блатной майор, отиравшийся возле сильных мира сего, мог прояснить ситуацию, в розыске ведь «а вдруг» имеет свою логику.

Хозяин кабинета, увидев полковника, сорвался с места, и лицо его засветилось льстивой улыбкой. На Востоке уважают силу, а Джураев олицетворял ее, у многих облеченных властью людей его фамилия вызывала зубовный скрежет. О его храбро­сти, неподкупности ходили легенды, редкий случай, когда чело­век из органов пользовался авторитетом и в уголовном мире, и среди своего брата милиционера. Кудратов кинулся к полков­нику не только по этим причинам, он помнил, не подоспей вовремя Джураев со своими ребятами, вряд ли он остался бы жив, когда на его дом «наехали» рэкетиры.

– Везучий ты человек, – начал с порога полковник, – зашел тебя поздравить, твои обидчики оба уже на том свете…

Видя удивление на лице обэхээсника, пояснил:

– Ну, Варлама ты пристрелил сам, а Парсегян вчера умер в следственном изоляторе КГБ…

– Как умер? – переспросил тревожно Кудратов, и полков­ник сразу понял, что он действительно не знал о смерти Беспа­лого.

– Я вижу, ты не рад? – безжалостно добавил Джураев.

– Я не знаю ничего о смерти Парсегяна, клянусь вам! – взмолился майор.

– Хорошо, поверил. Но если узнаешь, позвони, чтобы я не думал, что его смерть выгодна тебе. – Вставая, задал еще один вопрос: – Скажи, откуда у тебя нашлось 225 тысяч на машину? О стоимости мне Парсегян на допросе сказал…

– Тесть дал, – ответил, не моргнув глазом, Кудратов, – вы, наверное, его знали?

Но намек на некогда высокое положение тестя полковник не оставил без едкого комментария, злость от бессилия сегодня особенно душила Джураева.

– Знал я твоего тестя. Видел на него дело в прокуратуре, большой жулик был… – И уже у самой двери почему-то доба­вил: – А я своему тестю, он участник войны, когда женился, целый год копил на инвалидную коляску…

Из управления он выехал куда более взвинченным, чем приехал. Рация, включенная в машине, передавала происше­ствие за происшествием, дежурные читали их монотонно, буднично. Еще года три назад каждое второе из нынешних привыч­ных преступлений становилось ЧП и меры принимались на са­мом высоком уровне. Поистине все познается в сравнении. Энергия и злость, бурлившие в нем, искали выхода. Он чувствовал: сегодня, после неудачной ночной попытки покушения на прокурора Камалова, где-то, возможно, в эти минуты подроб­но обсуждают следующий план, и новый наемный убийца в неб­режно накинутом на плечи белом гостевом халате отыскивает палату Ферганца. Вдруг, нарушив правила движения, он развер­нул машину среди улицы и рванул назад. Вспомнил, что в одном из респектабельных районов частных домов живет Талиб – вор в законе, получивший это звание не так давно, в перестройку. Полковник знал его еще юнцом, мелким карманным воришкой и неудачным картежным шулером, вечно бегавшим от долгов. Но то было давно, и не в Ташкенте, Джураев носил тогда еще погоны капитана, но уже заставил местных уголовников счи­таться с собою.

Теперь Талиб ездил на белом «Мерседесе», жил в двухэтаж­ном особняке, на 25 сотках ухоженной земли с роскошным садом. Дом этот он купил у вдовы известного художника, и в нем некогда собирался цвет узбекской интеллигенции, хозя­ин, имевший всемирную славу, слыл человеком щедрым, хлебо­сольным. Теперь у Талиба собирались другие люди…