Спасибо? Ты – мое сомнение. Ты – тяжесть в моих руках. Ты – постоянно в моей голове.

Что мне твое «спасибо»? Что мне с ним делать?

- Изабелла! – Кинул я хлестко и услышал торопливый цокот каблуков.

От автора: Дорогие мои и любимые, убедительно прошу вас не высказывать свои предположения относительно того, что случится в третьей части эпилога. Это сбивает меня с мысли, а когда меня сбивают с мысли, я не могу писать. Однако я буду невыразимо счастлива узнать о вашем отношении к тому, что произошло в этой главе. Надеюсь, вы не откажете мне в удовольствии. Спасибо.

ЧАСТЬ 3

Навылет, на выдохе… пуля проходит быстро,

Не через сердце, в мое проникая тело.

Я до сих пор еще чувствую этот выстрел,

И то, как твои руки сжали меня до предела.

(с) inspiration

Мой мозг всё еще опасался коллапса: он отказывался иметь дело с её мыслями. С концентрацией дела обстояли еще хуже. В той старой жизни, которая кончилась неделю назад, отсутствие доступа к мыслям и невозможность концентрации делало меня во многом слепым, в своей новой жизни я отчетливо ощущал её эмоциональный фон, её нервозность, её смятение, её предчувствия… я оставался зрячим в любом состоянии. Понятия не имею, какого дьявола со мной происходит. Может, мои способности вышли на новый уровень, а может, в жизни каждого мужчины рано или поздно появляется женщина, которую он чувствует безо всякой телепатии. Рано или поздно. Люди говорят: «Лучше поздно, чем никогда». Раньше я верил им. Теперь я знаю, что лучше уж никогда, чем так поздно.

Я разваливался, я не мог собраться. Она сидела рядом со мной и походила на чёрную дыру – гравитационное притяжение было столь велико, что мне не удалось бы покинуть её, ускользнуть от неё, даже двигаясь со скоростью света. Моя персональная чёрная дыра посылала сигналы, моя чёрная дыра нервничала, чёрная дыра волновала меня. Она сбивала с толку. Я был слишком восприимчив, и я не мог позволить себе быть таковым, если не собирался провалить операцию. Может, мне и не доставало опыта во взаимоотношениях с женщинами, но, по крайней мере, я знал несколько способов заставить их забыться на некоторое время. Итак, настал момент отдавать долги.

Я остановил машину на обочине и заперся со своим чудовищем на заднем сидении. Любить друг друга горизонтально – параллельно кровати, полу или сидению автомобиля – у нас получалось значительно лучше, чем в вертикальном состоянии. Точно как животные. Быть может потому, что никогда человек не похож так на животное, как сразу после рождения и за мгновение до смерти.

Когда меня уже невозможно было назвать должником, я вытер губы о внутреннюю сторону ее бедра.

Мы остались в темноте и смотрели друг другу в глаза.

- Наверное, грустно, что я не могу любить, как все остальные. – Это не было вопросом, это на самом деле было грустно.

- Может, это все остальные не умеют любить так, как ты. – Смотрит в мои глаза. Говорит это. Верит в это. Обычно клетка ищет птицу, но в нашем случае всё выглядит так, словно птица ищет клетку, а когда находит, бьется о её прутья, чтобы пустили внутрь.

Я знаю, что за чертой увижусь со всеми, кого никогда больше не хочу видеть. Но я не знаю, увижу ли я ту, которую собственноручно проведу за эту черту. Ту, которая сказала бы мне, что ни о чём не жалеет.

- Как думаешь, куда ты попадешь в рай или в ад?

- Ты сейчас серьезно? – Мой язык мог бы гордиться собой, она до сих пор ничего не может воспринимать серьезно.

- В рай или в ад? – Я настаиваю, потому что это важно: знать есть ли для меня кто-то там, впереди.

- Наверное, в ад?

- Почему ты так думаешь? – Мне не подходит «наверное».

- Ну… я матерюсь, лгу отцу, не соблюдаю пост… однажды я своровала леденец в магазине… езжу не пристегнутая… – Она напрягается, собирая мелочь на проезд туда, куда такие как я попадают бесплатно.

- Это пустяки. Есть что-нибудь серьезнее?

- Я вышла замуж за мафиози. Это достаточно серьезно? – Чудовище смотрит в мои глаза, не мигая.

- Тебя фактически вынудили это сделать. Не думаю, что это замужество испортит твоё личное дело.

- Ты что, божественный секретарь? Откуда тебе знать, что войдет в мое личное дело, а что – нет.

- Я рассуждаю логически. Есть что-нибудь ещё? – Пожалуйста, скажи, что есть что-то ещё.

- Я озабоченная. Падшая женщина. Этого, надеюсь, достаточно? – Супруга вызывающе приподнимает бровь. Получается даже лучше, чем у меня. Очень талантливо.

- Будем надеяться, что так. – Я лгу. Я и не надеюсь, потому что понимаю: если дьявол хоть что-нибудь смыслит в своём деле, он не возьмет ее к себе хотя бы потому, что тогда я не получу заслуженного наказания. Может, это и будет моим наказанием. Умно.

Под вспышки фотокамер и красивую музыку я веду её на бойню. А она доверчиво цепляется за мой локоть. Гул в моей голове громче того, что стоит в холле, полном народу. Запах лилий, который я успел возненавидеть, с новой силой ударяет в нос. Я нарочно встречаюсь взглядом с некоторыми из гостей, достаточно значимыми, чтобы оказаться посвященными в планы Эммета. Почти все встречают меня с нотками нервозности и раздражения, однако, не выходящими за рамки обыденности. Те немногие, кто испытывает положительные эмоции в моём присутствии, не могут быть носителями стратегически важной информации. Эммет далеко не идеален, но также он и не полный кретин. Мано благоразумно держит свою физиономию подальше от меня. Либо он в курсе, что я бы с радостью над ней поработал, либо боится выдать свои эмоции. Ублюдок не хочет испортить сюрприз. Годы совместного сотрудничества сделали мою исключительную проницательность легендой. Благодаря которой члены организации разделились на два лагеря: одни меня на дух не переносили, вторые хотели со мной дружить. Равнодушных не оказалось.

Мальчик на побегушках протянул мне пластиковый ключ от номера. Жених с невестой застряли в пробке. В банкетном зале обвалилась потолочная гирлянда из цветов. Видимо, ей пришлось экстренно обвалиться, потому что Эммету не хватило времени на подготовку своей гениальной постановки. Что же, переживать по этому поводу я явно не стану. Он подарил мне непредвиденные полчаса наедине с чудовищем. Люди говорят: «Перед смертью не надышишься». А я собирался попробовать.

Я взял её за руку и повел к лифту. Всю дорогу до него я поправлял воротник рубашки и дотрагивался до подбородка левой рукой, стараясь, чтобы моё обручальное кольцо попалось на глаза как можно большему количеству людей из той команды, с которой у меня складывались неплохие отношения. Промо-акция началась. В лифте чудовище не может оторвать взгляд от зеркала, она гипнотизирует мою спину в отражении, и моя спина чувствует это. Крышка вновь и вновь лупит меня по голове и делает это до тех пор, пока я не слышу приводящее в чувство «дзинь» – створки лифта раздвигаются, выпуская нас в фойе. Мы игнорируем администратора, который уделяет моему чудовищу больше внимания, чем я считаю приемлемым. Обернувшись, я швыряю в его лицо «я-тебя-запомнил» взгляд, улыбка сползает с его лица, как густой сироп. Я увожу её вглубь коридора, сминая подошвами высокий ковровый ворс.

Ранее я сравнил нас с животными, возможно, моё суждение было ошибочным: ни одно животное не в состоянии переть против всех своих инстинктов, шагая против течения реки, в конце которой не ждёт ничего, кроме обрыва в пропасть. Сколько шагов нам осталось? Механизм бесшумно глотает карточку, я распахиваю дверь номера настежь и прислушиваюсь к ощущениям, сканируя помещение. Может, дьявольская гирлянда обвалилась не для того, чтобы дать Эммету дополнительное время на подготовку, может, нам просто непременно нужно было попасть в западню. Ощущения говорят, что внутри никого нет, но я больше не могу доверять им полностью. Нет, не тогда, когда на кону стоит больше, чем много. Переступаю порог и осматриваюсь, только после этого позволяю ей войти.