На него негодовали аристократы, в особенности герцог Норфолк — молодой кузен королевы. Ходили слухи о попытках подослать к Дадли наемных убийц, но с ним было не так-то просто справиться. Один из его вечных противников и политических оппонентов, граф Сассекс, называвший его «цыганом», умирая, предупреждал друзей: «Берегитесь цыгана, он вам не по зубам, я знаю этого зверя лучше, чем вы». Дадли вполне оправдывал свой герб — белый медведь, поднявшийся на дыбы и держащий в лапах суковатый посох, — его было непросто свалить.
Уильям Сесил, сдержанный и мудрый министр Елизаветы, сделанный совсем из другого теста, нежели горячие головы аристократы, тем не менее предпочел бы, чтобы им удалось отправить лорда Роберта в преисподнюю. Он никогда не мог представить, что его госпожа настолько забудется. Дадли почти монополизировал ее общество, став основным советником, и это очень волновало Сесила. Ему часто приходилось уезжать на переговоры, в то время как фаворит, неотлучно находясь при королеве, не встречал разумной оппозиции. Если королеве впервые изменил ее обычно холодный рассудок, то у Сесила единственный раз в жизни сдали нервы — он стал подумывать об отставке.
Даже простонародье уже склоняло имена королевы и Дадли. Сесилу доносили, что некая пьянчужка — мамаша Доу, болтала с трактирщиком о том, что «лорд Роберт подарил королеве на Рождество вышитый плащ, нет, зачем ей плащ, она сама может его себе купить, он подарил ей ребенка». Говорили также, что они тайно поженились. Но ослепленная своей любовью королева отмахивалась от нелепых сплетен и в ответ сделала лорда Роберта смотрителем своей резиденции в Виндзоре — новый знак расположения к фавориту.
Сесил почти в отчаянии писал де Куадре, испанскому послу, о своей вероятной отставке и о том, что, по его мнению, Дадли, чтобы добиться руки королевы и короны, может даже попытаться избавиться от своей жены, хотя он, Сесил, «надеется, что Господь не позволит свершиться такому преступлению».
Однако 8 сентября 1560 года Эми Робсарт была обнаружена мертвой в своем пустом доме у подножия каменной лестницы. У нее оказалась сломана шея, как при падении, но при этом на голове странным образом остался чепец. Скандал, которого так опасался Уильям Сесил, разразился. Пока на месте трагедии шло следствие, Дадли как подозреваемому в преступлении было запрещено являться перед королевой. Опросив слуг, которых сама Эми Робсарт отослала из дома в то роковое воскресенье, и тщательно изучив все обстоятельства, коронер и комиссия из уважаемых людей графства пришли к выводу, что имел место несчастный случай. Больная, слабая женщина, находившаяся в депрессии, очевидно, поскользнулась на лестнице. При этом существовало сильное подозрение на самоубийство: и до несчастной женщины дошли слухи, что ее Роберт ждет лишь ее смерти, чтобы жениться на королеве. В пользу этой версии говорил тот факт, что она сама пожелала остаться одна в совершенно пустом доме. С другой стороны, лестница, пусть даже каменная, — странное средство для самоубийства. Правда, в таком качестве она мало подходила и для его имитации — убийцы должны были бы инсценировать все более убедительно. Злосчастный чепец на голове умершей многим не давал покоя, и Роберт Дадли, уже оправданный следствием, сам попросил о назначении повторной комиссии, куда вошли друзья и родственники его покойной жены. Вердикт остался прежним — несчастный случай. Данные современной медицины могли бы помочь лорду Роберту окончательно обелить свое имя, так как, согласно им, во многих случаях рак груди, которым, по всей видимости, страдала Эми Робсарт, дает метастазы в спинные и шейные позвонки, делая их чрезвычайно хрупкими. Достаточно небольшой перегрузки, одного неверного шага (и именно направленного вниз), чтобы они не выдержали. Однако в глазах современников Дадли так и не был оправдан до конца.
Возможно, королева и ее фаворит действительно втайне надеялись, что смерть Эми Робсарт развяжет им руки, но то, каким образом все произошло, лишь отдалило их (или по крайней мере Дадли) от заветной цели. Решительно невозможно было соединиться после столь громкого скандала. Европейские дворы жадно муссировали сенсационные слухи. Английский посол во Франции Николас Трогмортон был готов провалиться сквозь землю от стыда. По его признанию, у него «каждый волос вставал дыбом, а уши вяли» от того, что говорили в Париже о его королеве. Если она выйдет замуж за Дадли, она будет абсолютно дискредитирована в глазах всех европейских монархов. Французский двор едва ли был прибежищем добродетели и целомудрия, но теперь здешние католики получили повод терзать Трогмортона вопросами: «Что это у вас за религия, если подданный убивает жену, а государыня не только терпит это, но и выходит за него замуж?»
Елизавета, безусловно, испытала шок, но стоически сохраняла видимость абсолютной непричастности к скандалу — появлялась на людях, выезжала на охоту. Дадли же, которого отлучили от двора, не знал куда себя деть, запертый в своем доме в Кью. Перемена в его судьбе была столь удручающей, что Уильям Сесил навестил своего заклятого врага в его несчастье, и впоследствии тот сердечно благодарил его за дружескую поддержку в трудную минуту. Скорее всего, ни один из них при этом не был до конца искренен. Сесил, зная упорный характер своей госпожи, мог предположить, что она все-таки решится на заранее скомпрометированный брак, и тогда Дадли станет королем, поэтому с ним не стоило окончательно портить отношения. Со своей стороны, лорд Роберт прекрасно сознавал, как высоко ценит королева мнение и совет Сесила, и на его пути к короне услуги того, кого за глаза называли «хитрым лисом», могли ему понадобиться. К этому времени оба политика поняли, что ни один из них не сможет одолеть другого, и им пришлось смириться с мыслью о неизбежности длительного сосуществования на государственном Олимпе.
Незадолго до визита Сесила в Кью граф Сассекс, тот самый, кто много раз открыто и шумно ссорился с фаворитом, прислал государственному секретарю удивительное письмо. Он неожиданно проявил очень тонкое понимание чувств, которые испытывала молодая женщина: «Поскольку главное для блага государства — чтобы королева родила наследника, в чем все сходятся, пусть она сделает выбор, согласно ее собственной склонности, пусть возьмет за себя человека, при виде которого все ее чувства воспламеняются желанием… Кого бы она ни выбрала, я буду любить его, почитать и служить ему до конца». Однако мало кто еще был способен столь либерально смотреть на вещи.
Политики и дипломаты опасались, что разгоревшийся скандал может стать предлогом для папы поднять вопрос о более достойном, с точки зрения морали, наследнике для английского престола. В Париже Мария Стюарт, услыхав английские светские сплетни, воскликнула, не сдержавшись: «Королева Англии собирается выйти за конюшего, который убил свою жену, чтобы освободить место для нее!» (Какая ирония судьбы! Спустя несколько лет она сама в сговоре со своим любовником графом Босуэлом совершит покушение на собственного мужа.) Николас Трогмортон специально отправил своего доверенного секретаря Джонса на родину, чтобы довести до совета и королевы реакцию возможной претендентки на престол. Джонсу назначили аудиенцию у Елизаветы. Она предстала перед ним собранная, но утомленная и несколько нервная. Выслушав его сообщение, она, по его словам, откинулась в кресле и закрыла лицо руками, потом внезапно засмеялась. Джонс взял на себя смелость напомнить, что Дадли происходит от дурного корня, его отец — герцог Нортумберленд был очень опасен для короны. Королева снова засмеялась. Была ли это нервная истерика? Или смех сообщницы, потворствовавшей в преступлении, но уверенной в том, что ее невозможно уличить? Как бы там ни было, королева овладела собой и спокойно ответила Джонсу, что расследование полностью обелило «и лорда Роберта, и ее собственную честь». Как показалось Джонсу, «несмотря на то, что дело лорда Роберта, безусловно, очень расстроило ее, королева держится очень хорошо» и скоро преодолеет кризис.
