— Не возражаю!

Генерал-лейтенант фон Остертаг поднялся с табурета, подошел к двери, трижды повелительно стукнул в нее.

Тут же в замочной скважине загремел ключ.

Через неделю, после освидетельствования медицинской комиссии в присутствии судебных чинов Исаак Тимоти Требич-Линкольн «по состоянию здоровья» вышел из политической тюрьмы города Гастбборна на свободу.

Исаак снова поверил в свою звезду: «Они, вонючие британцы, еще меня узнают». И был наш многогранный герой удручен лишь одним обстоятельством: у него от плохого питания в тюрьме выпали два передних верхних зуба, образовалась во рту отвратительная черная дырка. И вставить новые зубы пока нельзя — болезнь десен, парадонтоз. Конфуз, леди и джентльмены, да и только! Как беседовать с людьми, особенно с дамами?

На круглой тумбе для афиш, объявлений, а теперь свирепых и четких декретов новой революционной власти, возле подъезда Тенишевского коммерческого училища (Моховая, 33), сейчас реквизированного у бывших хозяев и приспособленного для нужд текущего момента, был приклеен большой лист оберточной серой бумаги, и на нем крупными буквами, торопливо наляпанными ядовитой фиолетовой краской, было написано:

«Сегодня, 17 октября сего 1918 года, в аудитории № 4 Тенишевского училища для матросов Балтфлота и всех прочих желающих граждан состоится лекция-диспут мистического ученого А.В. Барченко „Страна Шамбала — провозвестница коммунистического братства народов“. Начало в 18 часов. Вход свободный».

День был промозглый, хмурый; с Финского залива дул сильный порывистый ветер, который нес на город то холодную дождливую пыль, то снежную изморозь. Сидеть бы дома, в тепле, и пить чай или (у кого имеется) что-нибудь покрепче. Но многим не сиделось, хотя свирепствовал красный террор в ответ, как утверждали большевики, на белый террор. Красный террор начался после убийства Урицкого, Председателя Петроградской чрезвычайной комиссии, эсером Кинегиссером 30 августа 1918 года. Повальные ночные аресты, заседал революционный трибунал, появились заложники — «за одного убитого нашего красного бойца — десять классовых врагов рабочих и крестьян к стенке!».

Уже в половине шестого аудитория номер четыре на втором этаже училища, выстроенного в конце прошлого века в стиле русского классицизма, — строго, просторно, фундаментально, наверх ведет мраморная лестница (сейчас без толстого ковра, содранного кем-то в начале пролетарских битв, захламленная, затоптанная, в шелухе от семечек подсолнуха) — аудитория, освещенная десятком керосиновых ламп (электричества не было второй день), была уже битком набита, правда преимущественно революционными матросами, которые пришли на лекцию «волшебного ученого» (о нем на Балтфлоте последнее время легенды ходят, например: «Стоит с тобой рядом, разговаривает и вдруг — исчез…»). Все пришли организованно, строевым шагом. Накурено, гвалт, возбужденные простодушно-грубые лица.

Ждут.

Александр Васильевич Барченко, плотный тридцатисемилетний интеллигент типично славянской внешности, в длинном, изрядно заношенном пальто с поднятым воротником, в меховой шапке, нахлобученной на лоб, со жгучим взглядом темных глаз (несколько, надо заметить, отрешенным) за круглыми стеклами очков в тонкой металлической оправе точен, пунктуален всегда и во всем, что касается работы, дела. Кроме того, эти лекции-диспуты сейчас, в голодное и неопределенное время — единственный источник скудного заработка и еще более скудного существования. Вернувшись домой, в холодную комнату старинного, петровских времен дома у Синего моста на Мойке, Александр Васильевич сможет себе позволить, истопив буржуйку, только морковный чай с сахарином и «ревбутерброд»: ломтик ржавой селедки на куске черного хлеба. Но зато какое чтение его ждет под потрескивание в жарком пламени буржуйки паркетных досок, употребляемых вместо топлива!

…Мистический ученый открывает парадную дверь Тенишевского училища в тот момент, когда все точные часы, имеющиеся в Петрограде, показывают 17.55.

И тут же ему навстречу в холодном вестибюле огромных размеров, слабо освещенным двумя керосиновыми лампами, идут двое, один из них знакомый Барченко. Этот высокий господин с породистым бледным лицом и неимоверной густоты и ширины черными бровями — профессор Петроградского университета Лев Платонович Карсавин. Его спутник — молодой человек, слегка прихрамывающий, со смуглым лицом, в кожаной кепке и демисезонном пальто не по росту; неопрятная, давно нестриженная борода и усы придают ему довольно нелепый вид.

— Здравствуйте, любезнейший Александр Васильевич! — заговорил профессор Красавин, и было в его голосе, в суетливости, в заискивающей улыбке нечто услужливо-подобострастное. Вот, разрешите представить моего молодого друга: Константин Константинович Владимиров, представитель, так сказать, новой власти. Я ему поведал о ваших лекциях, слышать кои мне, как вам известно; дважды приходилось. Потрясающе! Невероятно! — Лев Платонович теперь всем своим обликом являл восторг. — Так вот, Константин Константинович страстно жаждет приобщиться к таинствам древнего Востока.

— Что же, милостивые государи, — перебил словообильного профессора мистический ученый, — прошу! Извините, не хочу опаздывать. После лекции, если пожелаете, можем побеседовать.

— Непременно-с! Непременно-с! — возликовал профессор Красавин.

Совсем еще юный Константин Константинович промолчал, и Александр Васильевич Барченко встретил его напряженно-внимательный, изучающий взгляд.

Все трое начали подниматься на второй этаж по мраморной заплеванной лестнице. И пока идет это восхождение, у нас есть некоторое время, чтобы представить лектора-мистика — господина или товарища? — Барченко более подробно, потому что персона эта в нашем повествовании весьма значительная…

Рожден был наш герой в городе Ельце Орловской губернии в 1881 году, в семье нотариуса окружного суда, и еще в гимназические годы страстно увлекся оккультизмом, астрологией, хиромантией23. В те далекие времена (если, конечно, пространственные временные дали измерять длиной среднеарифметической человеческой жизни) граница между оккультизмом и тогдашним естествознанием была нечеткой, размытой, и, наверно, поэтому для углубления своих новых, внегимназических знаний в оккультной области любознательный юноша решил заняться медициной, намереваясь посвятить себя изучению паранормальных способностей человека — феномена телепатии и гипноза.

В 1904 году Александр Барченко поступает на медицинский факультет Казанского университета, а на следующий год переводится в Юрьевский университет (Юрьев — так тогда назывался эстонский город Тарту) и здесь происходит знакомство, скоро переросшее в творческую дружбу, с профессором римского права Кривцовым, которое окончательно определило дальнейшую судьбу Александра.

Профессора и студента объединило и сблизило общее увлечение: скрытые древние тайные знания, прежде всего знания Востока, объединенные понятием «оккультизм». Профессор Кривцов рассказал своему новому молодому другу о встречах в Париже со знаменитым и загадочным мистиком-оккультистом Сент-Ивом де Альвейдером. Личность и деятельность этого уникального человека так поразила студента Барченко, что он поставил своей ближайшей целью разыскать и изучить все, что написал знаменитый мистик.

Нашел, изучил, проникся. Хотя у этого «проникновения» нет предела. Дальнейший жизненный путь — овладение всеми доступными оккультными знаниями — был определен твердо и навсегда. Поставлена и грандиозная, потрясающая цель — проникнуть в Шамбалу. И перед молодым человеком был достойный пример для подражания.

Иосиф Сент-Ив де Альвейдер (1842 — 1909)

Маркиз, затворник в своем замке, автор мистических трактатов, в заглавие которых непременно входило слово «миссия»: «Миссия Европы», «Миссия Индии», «Миссия рабочих» — и так далее.

Внешняя, «земная» жизнь де Альвейдера почти неизвестна. Он был скрытен, неуловим, часто исчезал, отправляясь в одиночестве на Восток в свои поиски-странствия, порой на многие годы.