Среди местных проводников был древний старик Семен Иванов. Когда кончился внезапный буран и выглянуло ослепительное солнце, он отозвал в сторону Рериха и тихо сказал ему:

— Я знал голбешников, которые по китайской дороге проходили в страну тех, к кому ты стремишься. Но страна одна, а путей к ней много. Верно?

— Верно, — вздохнул живописец.

— Я знаю об одном из них. Голбешники же и поведали. Собирался сам дойти… Не судьба, все что-то держало. Запомни один монастырь: Сага-дзонг.

— Сага-дзонг, — как эхо, повторил Рерих.

— Если попадешь в те края, дальше путь к Шамбале… Ведь ты ищешь ее?

— Да.

— Дальше путь такой… Запомнишь или запишешь?

— Лучше запишу.

— Тогда пиши. Если пройти от восточной башни триста шагов…

Он записал все, что продиктовал старец Семен Иванов, а вечером прочитал короткую запись Елене Ивановне.

— Похоже на легенду, — сказала Лада. — Сколько легенд мы слышали в разных краях о путях в Шамбалу! Но записку сохрани. Кто знает! Может быть…

Снежный буран у подножия Белухи разразился пятнадцатого августа 1926 года. Время торопило, и уже не они распоряжались им.

А 17 августа начался первый вариант продолжения операции «Тибет-XIV», и Рерихи были уже не властны в своих поступках.

Лагерь экспедиции, пока совсем малочисленной (и доктор Рябинин, и американская чета Лихтманов, встретившись в Москве, должны были приехать в Монголию, в Улан-Батор позже: «Вы будете вызваны телеграммой»), находился в деревне Верхний Уймон, недалеко от Белухи.

17 августа, на заре, с первыми петухами, лагерь покинули на лошадях четверо: Николай Константинович и Юрий Николаевич Рерихи, лама Рамзан, новый член экспедиции, и местный проводник. Путь по еле приметной тропе через тайгу был недолог — всего несколько километров. Не прошло и часа, как путники оказались на Чуйском тракте, ведущем в Монголию, в условленном месте, где их ждали три автомобиля марки «Додж». Захлопали дверцы машин. Спешившихся путешественников встретили сотрудники НКВД, естественно, в штатском, но вооруженные, как любили говорить в те далекие времена, «до зубов» (если иметь в виду человеческую жизнь).

— Здравствуйте, товарищи. Времени в обрез. По машинам.

Отца и сына Рерихов предстояло тайно доставить в Пекин.

Живописец верен себе: в пути он продолжает делать записи в своем дневнике, который потом превратится в книгу «Алтай — Гималаи». Записи эти по-прежнему скупы, отстранены от основных событий и их задач, непосвященный ничего не поймет.

«На пути из Улисутая в Кабдо выскочили какие-то дикие люди в мехах и кидали камнями в машину»56 Не правда ли, какая колоритная картина: «дикие люди в мехах» с перепугу, наверно, в машину, которую, скорее всего, увидели в первый раз в жизни, кидают камни. А ведь Кабдо в девятистах семидесяти километрах от горы Белухи, и это уже давно глубинная Монголия.

Или:

«Чуйский тракт делается моторным до самого Кабдо. Уже можно от Пекина на „додже“ доехать до самого Урумчи»57.

Но ведь это уже вовсе не Чуйский тракт — он перешел в Калганский, и Китай в буквальном смысле слова не за горами.

Еще одна дневниковая запись неутомимого путешественника: «По пути в Манчжурию из скалы течет в пустыню минеральное масло. И такие магнитные места, что даже машина замедляет ход»58.

Еще бы не замедлить! Машины мчатся со скоростью пятьдесят километров в час, и это для «доджа» по тем временам — предел даже на лучших европейских и американских трассах. Притом они едут по пятнадцать— семнадцать часов в сутки, у шоферов вахта по шесть часов, они сменяют друг друга в буквальном смысле слова на ходу.

За двое суток покрыто огромное расстояние через пустыни и горы — в две тысячи километров.

Двадцатого августа 1926 года рано утром три запыленных усталых «доджа» были замечены на окраинах Пекина…

Что же заставило Николая Константиновича Рериха, исследователя Азии, знатока буддизма, поборника сближения России и Индии, борца за сохранение культурных ценностей во время войн, революций и прочих подобных потрясений проделать этот трудный, изнурительный и опасный путь?..

Дело в том, что Таши-лама, сбежавший из Лхасы после убийства своих родственников, в конце концов оказался в Китае — еще в начале 1925 года. Ему были оказаны высшие почести: поезд духовного отца Тибета встречала делегация высших китайских чиновников, для высокого гостя был приготовлен специальный лимузин золотого цвета, с салоном, обтянутым золотым шелком; под резиденцию Таши-ламы отвели бывший дворец императора на Игейском острове.

В Китае в это время шла гражданская война (военные действия велись перманентно, то прекращаясь, то вспыхивая вновь) между «новой страной» — Гоминьданом, где были силы, ориентированные на самостоятельность страны и демократический путь развития, и «традиционной партией», которая сотрудничала с Великобританией. Между этими политическими противниками шла борьба за Таши-ламу: сделать одного из самых авторитетных лидеров буддизма в Азии своим знаменем — это означало если не победу, то верный путь к ней.

Как только в Москве на Лубянке узнали о том, что в Пекине объявился Таши-лама, была разработана операция (первый вариант продолжался) «миссия Рериха» — «Тибет-XIV».

Сводилась она к следующему.

Таши-ламу необходимо переправить в красную Монголию, лучше добровольно, и сделать знаменем похода на Тибет, в Лхасу, с целью «освобождения тибетского народа от ига Далай-ламы XIII, продавшегося англичанам».

План был разработан строго по месяцам и числам.

С июля 1926 года на границе Монголии в провинции Ганьсу начали сосредотачиваться противники Далай-ламы. Это было небольшое вооруженное ополчение, готовое к боевым действиям. Предполагалось, что, как только они начнутся, ополченцы будут поддержаны гоминь-дановскими отрядами. Было определено и время, когда совместные тибетско-китайские силы выступят в свой поход на Лхасу по дороге паломников под знаменами Таши-ламы и Шамбалы, чтобы встретиться еще с одной силой — сентябрь-октябрь.

К этому времени Рерих, вернувшийся в Монголию, завершив свою миссию в Пекине (на Лубянке очень надеялись, что она будет удачна), двинется из Улан-Батора со своим караваном — Трансгималайская экспедиция продолжается, дамы и господа! Правда, это будет не совсем караван — вместе с ним в путь отправится большой отряд монгольской конницы, в боевой арсенал которой входит артиллерия — последние образцы орудий, созданных на советских заводах. Самое же главное заключается в том, что в караване Рериха будет следовать Таши-лама, а Рерих явится изумленному Тибету вовсе не в образе американского путешественника, а в ипостаси Далай-ламы XIV. Ведь реинкарнацию временного жильца дома Талай Пхо Бранг, русского белоэмигранта и американского путешественника Рериха в Великого Пятого в 1924 году признали монахи и ламы монастыря Морулинг — оппозиция «английскому» Далай-ламе XIII, группировавшаяся вокруг изгнанного Таши-ламы: он было объявлен новым правителем Тибета — Далай-ламой XIV со светским именем Рети Ригден, что означает в буквальном переводе «царь Шамбалы». Сконструированный на Лубянке миф будет реанимирован.

В географической точке, которая будет определена в зависимости от того, как начнут развиваться события, встретятся: ополчение противников Далай-ламы XIII, укрепленное отрядами гоминьдановцев, и караван Рериха, сопровождаемый грозной монгольской конницей, вооруженной артиллерией, и вся эта армада сопроводит до Лхасы возвращающегося в свою резиденцию Таши-ламу и нового правителя Тибета Николая Рериха в образе Далай-ламы XIV по имени Рети Ригден. -

Если на пути к освобождению тибетского народа и торжества справедливости миссия Рериха встретит вооруженное сопротивление армии Далай-ламы, которому на помощь придут англичане, военные силы каравана и двух лам окажут сопротивление, и тут же им на помощь придут две красных страны — Монголия и Советский Союз, всей своей боевой мощью: возможная военная операция, рассчитанная на безусловную победу, разработана во всех деталях.