– Едем. Вначале в судмедэкспертизу.

Вдвоем они направились к беленькому новенькому «Дамасу», присланному недавно из столицы на смену развалившемуся «газику». Хотя автомобиль стоял в тени, в салоне воздух был прогрет до температуры разогретой духовки. Не сговариваясь, опустили стекла на дверцах машины, и «Дамас» выехал со двора ГУВД. Ворвавшийся в окно горячий воздух тут же высушил мокрое от пота лицо Шатохина.

Через пару минут машина въехала в ворота больницы и остановилась на заднем дворе у неказистого одноэтажного здания. Майор вылез из машины, направился к крыльцу.

Не любил Шатохин бывать в здании судмедэкспертизы с его застоявшимся запахом мертвечины; с заплаканными лицами родственников, оформляющих документы на получение трупов; врачами и санитарами, вынужденными по роду своей службы ежечасно кромсать трупы, освидетельствовать увечья, травмы, а потому загрубевшими душой и сердцем.

Всех здешних медицинских работников Шатохин отлично знал, как и они его, поскольку судмедэкспертиза и милиция по роду своей деятельности тесно связаны между собой, а уж с Колесниковым он провел не один день вместе, разъезжая с ним по вызовам, в том числе и в отдаленные горные районы, где иной раз приходилось оставаться на ночь.

Колесникова Шатохин застал в его кабинете. Это был представительный мужчина, немногим младше майора, с густой темной шевелюрой, орлиным четким профилем и неожиданно большими, какого-то женского типа глазами. Такие мужчины наверняка ужасно нравятся женщинам. Судмедэксперт поднялся из-за стола навстречу майору.

– Рад тебя видеть, Юра, – с искренней улыбкой пожимая Шатохину руку, сказал он. – Давненько мы с тобой не встречались. С чем пожаловал?

Трупный запах, исходивший из морга, расположенного в конце здания, не мог перебить даже формалин, которым щедро дезинфицировали мертвецов. Шатохин встал у окна – здесь легче дышалось, – достал пачку сигарет, угостил Колесникова и закурил сам.

– Старушкой одной интересуюсь, – прислоняясь к подоконнику, сказал Шатохин. – Говорят, утром ты к ней в больницу ездил.

– К Серебряковой? Ездил. А с чего это ты вдруг на избитых старушек перешел? – удивился судмедэксперт. – Тебя что, в должности понизили?

– Наоборот, за раскрытие этого преступления к награде обещали представить, – хохотнул Шатохин. – Ну а если серьезно, у старушки иконы кое-какие похитили. Возможно, они представляют историческую ценность. Так что же с ней там приключилось?

– Плохи ее дела, Юра. – Колесников выпустил струю дыма в окно. – Серьезные травмы черепа и грудной клетки и неизвестно еще, каково состояние внутренних органов. Но это уже покажет рентген. Так что можно квалифицировать как тяжелой степени увечья, опасные для жизни.

Шатохин помолчал, задумчиво качая головой, потом спросил:

– Как ты думаешь, старушка оклемается?

– Кто знает, Юра, – пожал плечами судмедэксперт. – Возраст, сам понимаешь… Надежды мало.

– Ясно, – с невеселым видом произнес майор. – Значит, надеяться на ее показания мне нечего. А жаль…

Перекинувшись несколькими ничего не значащими фразами с Колесниковым, майор покинул здание судмедэкспертизы.

Женька проспал до двенадцати часов дня – сказались пережитое накануне нервное напряжение и солидная доза выпитого спиртного. В квартире было тихо. Родители уже давно ушли на работу, а младший брат, по-видимому, как обычно, гонял на улице в футбол. Острой стрелой пронзила мозг страшная мысль – бабка! Весь вчерашний день вспомнился до мельчайших подробностей, и Женьку бросило в жар. Дурак! Какой же он был дурак, что потащился вчера с пьяной и накачанной наркотиками компанией в дом старухи. А все этот зверь, Нечистый! Да и наркоман этот, Сашка, тоже психопатом оказался. Какого черта поднял на бабку руку? Но как же так? Почему вдруг вышло, что он, простой, честный и в общем-то неплохой парень, стал соучастником такого страшного преступления – убийства? Что послужило причиной? Слабохарактерность? Глупость? Вроде бы не дурак. Ах, как бы он сейчас желал, чтобы все то, что вчера случилось с ним, оказалось кошмарным сном, приснившимся ночью! Увы…

Твердо решив признаться во всем родителям, парень потащился в ванную. Холодный душ облегчения не принес. Все еще чувствуя себя человеком, которого переехал танк, Женька вылез из ванны и стал вытираться полотенцем.

Трель звонка оторвала его от невеселых мыслей. Натянув трусы, он подошел к входной двери и глянул в «глазок». Его взору предстала губастая, искаженная линзой физиономия приятеля, которую тот хохмы ради вплотную приблизил к «глазку». Кого-кого, а Кольку Женька рад был сейчас видеть. Он открыл замок и впустил Кабатова в квартиру.

Вид у Кольки был радостный, даже чересчур, для человека, на чьей совести труп невинной старушки.

– С чего это ты такой веселый? – с мрачным удивлением спросил Женька. – В лотерею, что ли, выиграл?

Кабатов был счастлив, так счастлив, что, казалось, готов был от распиравшего его чувства мячиком заскакать вокруг приятеля.

– Лучше, Женька, лучше! – Оглядываясь по сторонам, он понизил голос до тона заговорщика. – Дома есть кто-нибудь?

Женька отрицательно покачал головой.

– Говори спокойно.

– Старуха-то жива! – выпалил Кабатов и несильно ударил приятеля ладонью по плечу.

– Врешь! – Эта новость была хороша, сказочно хороша, чтобы вот так с ходу в нее поверить.

Колька изобразил на лице обиду, однако ничто не могло омрачить его радужного настроения.

– Обижаешь, братан! Чистую правду говорю! Мне Нечистый позвонил, сказал, будто Зойка каким-то образом выяснила, что старуху утром на «Скорой помощи» в больницу увезли.

У Женьки словно сняли груз, давивший на грудь могильной плитой. Такой легкости он никогда еще в своей жизни не испытывал. Расправив плечи, парень глубоко вздохнул и что было мочи заорал:

– А-а!.. – затем сграбастал приятеля и подкинул его в воздух. Его радости не было предела.

– Пусти, дурак, раздавишь!

Колька оттолкнул товарища и тут же шутливо ударил его кулаком в грудь. Женька не остался в долгу, и оба приятеля, пихая и подталкивая друг друга, закружились по прихожей, как два бойцовых петуха.

– Ну, ты меня обрадовал! – наконец, прекращая возню, признался Женька. – А то я уж решил, что мы с тобой «мокрушниками» стали.

– Я и сам весь извелся! – все еще испытывая возбуждение, в свою очередь признался Кабатов. – Думал, все – на честной жизни теперь крест можно поставить. Ходил с утра как пришибленный, а когда Нечистый позвонил, у меня словно крылья выросли… Давай собирайся, поедем к нему.

Женька тут же нахмурился.

– Честно говоря, у меня нет никакого желания встречаться с твоим родственником.

– Да ладно тебе, – беспечным тоном заявил Колька. – Чем он тебе не нравится? Поит, кормит, «телок» подставляет.

– Грабить и убивать заставляет, – поддакнул Женька.

– Ну, это ты брось! – обиделся за родственничка Колька. – Никто нас, в конце концов, к старухе в дом не тащил, сами поехали… Между прочим, нам с этого дела доля причитается.

– Да не нужна мне никакая доля! – возмутился Женька. – Еще чего!

– Ну, нужна не нужна – это тебе решать, – тоном солидного человека изрек Кабатов. – А к Нечистому ехать все-таки придется. Нужно точно выяснить, что там с бабкой…

Колян был прав. К Нечистому съездить было просто необходимо, хотя бы для того, чтобы убедиться, что старуха жива. Другого источника информации у ребят просто не было. Однако Женька все еще упорствовал:

– Там, наверное, опять этот наркоман ненормальный будет. Меня от одной его дебильной рожи воротит.

– Его нет в городе, – откликнулся Кабатов. – Нечистый сказал, что он в столицу укатил. Я так понял, Сашка иконы повез сдавать. Поехали, Женька!

И еще одно обстоятельство было за то, чтобы отправиться к Нечистому. Втайне Женька надеялся встретить там Зойку. После первого сексуального опыта с ней разочарование развеялось, пустота вновь заполнилась желанием, и он наконец-то осознал себя настоящим полноценным мужчиной, познавшим в этой жизни все. Наивный парень. И доведись ему вновь оказаться наедине с Долженковой, он не был бы скован и неловок, как в первый раз, а показал бы себя опытным любовником и уж обязательно проделал с ней все те штуки, которые рисовало ему его сексуальное воображение.