В конце 1853 года Бисмарк писал Леопольду фон Герлаху: Австрия стремится «к гегемонии в Германском союзе; мы стоим у нее на пути, и мы можем сколько угодно пытаться прижаться к стенке, но Пруссия с ее 17-миллионным населением остается слишком толстой для того, чтобы оставить Австрии столько пространства, сколько она хочет. У нашей политики по чисто географическим причинам нет иного пространства, кроме Германии, а именно его Австрия стремится использовать в своих целях; для обеих здесь нет места (…) Мы конкурируем за воздух, которым дышим, один должен уступить или быть вытесненным, до того момента мы останемся противниками. Я считаю это непреложным фактом, каким бы неприятным он ни выглядел»[116]. Следовательно, необходимо действовать, исходя из эгоистических прусских интересов, не давая увлечь себя разного рода идеалистическими теориями, которые работают на пользу Австрии. «Мы не должны попасть в сети своих или чужих фраз о «германской политике», они работают только против нас и никогда в нашу пользу, мы должны проводить специфически прусскую политику», – говорил он в том же письме. «Австрия использует Германский союз как средство нейтрализовать наше влияние в Германии, (…) он служит не нашим, а австрийским целям, и каждую попытка Пруссии воспротивиться этому фарисейски называют предательством немецкого дела. (…) Мы постоянно совершаем ошибку глупого юнца, которого превосходящий его в высокомерии и хитрости компаньон способен убедить, что он поступит неправильно, если не пожертвует собой ради него», – убеждал Бисмарк Герлаха в другом письме[117]. При этом он выступал за то, чтобы улучшить отношения с Францией и играть на противоречиях между Парижем и Веной. Эти идеи шли вразрез с точкой зрения лидеров «камарильи» и внушали им сомнения в том, что Бисмарк был подходящей кандидатурой для столь ответственного поста. Особенно не нравились им идеи о сотрудничестве с Парижем – Франция в представлениях прусской элиты была не только «извечным врагом», жаждавшим немецкой земли, но и постоянным источником европейских революций. Не всегда гладко складывались и отношения с главой прусского правительства Отто фон Мантойфелем, которого благодаря его фамилии (в переводе с немецкого «человек-черт») в берлинских кругах называли Фра Дьяволо. Мантойфель, который был ближе всего к посланнику по своим взглядам на внутреннюю и внешнюю политику, подозревал Бисмарка в намерении занять его место – тем более что слухи о подобной кадровой перестановке периодически циркулировали в придворных кругах.
Отношения с Фридрихом Вильгельмом IV тоже были предметом постоянной заботы молодого дипломата. Как писал Бисмарк в своих мемуарах, «он видел во мне яйцо, которое сам снес и высиживал, и при любом расхождении во взглядах ему казалось бы, что яйцо хочет учить курицу. Мне было ясно, что цели прусской внешней политики, как они представлялись мне, не вполне покрывались взглядами короля; так же ясны были мне и те затруднения, которые пришлось бы преодолевать ответственному министру этого монарха при свойственных ему приступах самовластия и изменчивых взглядах, при его деловой беспорядочности и подверженности проникавшим с заднего крыльца непрошенным влияниям политических интриганов»[118]. Время от времени у монарха возникали мысли переместить Бисмарка на другую должность. Летом 1852 году, во время миссии в Вену, рассматривался вариант с назначением его послом в австрийской столице. Год спустя зашла речь о назначении Бисмарка министром ганноверского правительства. В 1854 году все более явственным становилось намерение монарха ввести его в состав прусского кабинета. Сам дипломат относился к подобным проектам негативно, предпочитая оставаться во Франкфурте, чем вызывал временами серьезное недовольство короля.
К этому моменту отношения между Австрией и Пруссией вступили в новую стадию. Поводом стала Крымская война, в ходе которой монархия Габсбургов поддержала англо-французский альянс против Российской империи. Несмотря на то что от прямого вмешательства в боевые действия Вена воздержалась, австрийский ультиматум заставил Россию вывести войска из Дунайских княжеств и постоянно считаться с угрозой открытия нового фронта. При этом Буоль рассчитывал убить сразу двух зайцев. С одной стороны, он намеревался существенно поколебать позиции России, которая к тому моменту превратилась в основного соперника Австрии на Балканах. С другой – он планировал использовать напряженность в качестве повода для усиления позиций монархии Габсбургов в Германии. В течение всего 1854 года австрийские дипломаты настойчиво пытались вовлечь Пруссию и Германский союз в целом в антироссийские действия. Первым успехом стал заключенный 20 апреля 1854 года австро-прусский союзный договор, который гарантировал территориальную целостность обоих партнеров. Однако этим дело и ограничилось.
Политическая элита Пруссии оказалась расколота на несколько лагерей. «Партия еженедельника», названная так по имени выражавшего ее точку зрения периодического издания и группировавшаяся вокруг брата короля, наследника престола принца Вильгельма Прусского, выступала за проведение антироссийской линии. Эту группировку, возглавляемую графом Робертом фон дер Гольц и Морицем фон Бетманн-Гольвег, называли также «либеральной камарильей», поскольку она ратовала за сотрудничество с либералами и открыто критиковала консервативный курс правительства. Во внешней политике «партия еженедельника» ориентировалась главным образом на Англию. Огромную роль в ее деятельности играла принцесса Аугуста, во многом под влиянием которой ее супруг отошел от своих прежних ультраконсервативных представлений и превратился в надежду умеренных либералов. Значение этой группировки постепенно росло, по мере того как укреплялась уверенность в том, что именно Вильгельм взойдет на трон после своего бездетного брата. «Партия еженедельника» сформировалась в 1851 году, и Бисмарк изначально относился к ней скептически: «Консервативная оппозиция может существовать только вместе с королем и под его руководством», – писал он Мантойфелю[119]. Однако определенные контакты с этой группировкой он все же поддерживал. Противниками «партии еженедельника» были покровители Бисмарка – «камарилья» Герлаха, симпатизировавшая России и выступавшая в ее поддержку. В ходе Крымской войны ее участники получили за это насмешливое прозвище «шпрейское казачество». При этом Герлах считал необходимым сохранять хорошие отношения с Австрией. В мае 1854 года между двумя этими группировками вспыхнул серьезный конфликт, вызванный разногласиями между королем и его братом. В этот конфликт был вовлечен и Бисмарк, игравший временами роль посредника. В итоге победу одержала именно «камарилья», однако окончательного разгрома своих оппонентов ей добиться не удалось. Более того, время явно работало не на нее.
В роли третьей силы выступал Мантойфель, который считал необходимым сохранение строгого нейтралитета – глава правительства резонно полагал, что ни победа, ни поражение России не соответствуют интересам Берлина. Вмешавшись на любой стороне, можно запросто оказаться между молотом и наковальней, что было явно нежелательно. А вот Фридрих Вильгельм, как всегда, колебался. Он считал все три варианта действий одинаково опасными и не мог отдать предпочтение ни одному из них. В итоге внешнеполитический курс Пруссии выглядел даже не как лавирование, а как хаотичные метания между различными лагерями. Австрийский посланник в Берлине писал в эти дни о короле: «Мы снова и снова видим, что он бессилен и духовно, и физически. Стоит ему принять какое-либо решение, как он тут же делает шаг навстречу противоположной стороне, который аннулирует или по меньшей мере ослабляет эффект предыдущего действия»[120]. Единственным положительным итогом такого поведения стало то, что Пруссия все-таки воздержалась от открытой поддержки какой-либо из сторон конфликта, сохранив значительную свободу действий.